– Ты что там такое бурчишь? – спросил старшина. – Говори так, чтоб и я понял!
– Не умышленно же опоздал, говорю!
– А шел вразвалку – тоже не умышленно? Видел я, как ты плелся, будто все дела сделаны, остается только прогуливаться…
На обратном пути Шариф сбросил с плеч мешок, сел отдохнуть. Подумал, открыл мешок. Запах копченой рыбы ударил ему в нос.
«А она, кажется, недурна! Не кутум, конечно… Попробую-ка, что за рыба. – Он выбрал рыбину помясистее, разломал. – Слушай, это же прекрасная рыба! – Отбросил в кусты голову и хвост, потом отобрал из мешка штук двадцать больших, мясистых рыбин, разгреб палые листья под ближайшим кустом, положил рыбу в углубление, засыпал листьями, надломил ветку куста, сделал метку, чтобы можно было найти спрятанное, поглядел на потощавший мешок. Ничего, тут ее достаточно. Пусть полежит, после дежурства возьму, побалуюсь!» – Шариф огляделся. Нигде никого. И никто не видел его.
Закинув за спину мешок, он зашагал дальше. Немного отойдя, обернулся. Да, место он запомнил, найти легко…
Ночью Шариф долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Бойцы, тесно прижавшись друг к другу, спали, один только Шариф маялся. Наконец, он повернулся лицом к стене и закрыл рукой ухо, чтобы не слышать храп Петренко, наполнявший всю землянку. Но и это не помогло. Надо же, как будто в кузне меха раздувает… И не подумает о том, что рядом с ним лежит еще кто-то, спать не может! Разве при таком храпе уснешь?!
На самом деле вовсе не храп Петренко мешал Шарифу уснуть, а мысль об украденной днем рыбе беспокоила его. Если ее не пристроить в надежное место, она сгниет, а то и звери ее растащат – так и пропадет зря, да еще, чего доброго, люди догадаются, что не сама эта копчуха в лес приплыла… Лучше всего взять бы ее да отнести в соседнее село, продать или поменять на что-нибудь. Однако не верилось в успех этого дела. Кто разрешит ему отправиться в село? В роту ее тоже не принесешь, да и спрятать негде – запах тотчас выдаст, и не только можно опозориться, но и погореть можно. Получалось, что рыбу эту ни съесть, ни отдать, ни продать он не сможет. Вот оказия… Для чего же взял?
«Да ну ее, – решил он наконец. – Денег за нее не платил, так что переживать нечего. Смогу взять – прекрасно, а не смогу, – ну и черт с ней».
И натянув на голову полушубок, он закрыл глаза.
Из штаба соединения командир полка возвращался под вечер, когда уже начинало смеркаться, и по лесной дороге нельзя было проехать, не включая фар. Два бледно-синих луча освещали ухабистую дорогу, с которой шофер не спускал глаз. Ази, облокотившись рукой о дверцу, тоже внимательно поглядывал на дорогу и на темную стену леса.
Внезапно машину сильно тряхнуло.
– Ах, черт, – вполголоса сказал шофер. – Как это я не заметил выбоины?
Он словно извинялся перед командиром полка.
– Ничего, Володя, это случается, – сказал Ази Асланов. – Давай потихоньку.
Не проехали и десятка метров, как шофер остановил машину.
– Около дороги что-то лежит, товарищ подполковник. Видите, темнеет.
– Где?
– Там, справа.
Шофер достал наган. Ази Асланов тоже вытащил из кобуры пистолет, и оба вышли из машины.
– Вы подождите, товарищ командир, я выясню, что это такое. Похоже, человек…
– Но ведь не шелохнется. Пошли, Володя!
И все-таки шофер пошел впереди, загораживая собой подполковника.
Лежавший, почувствовав, что к нему кто-то подходит, пошевельнулся и привстал, чтобы сесть.
– Руки вверх! – крикнул шофер.
Так и не успев сесть, человек растянулся на земле.
– Что ты, что ты? – забормотал он. – Чего раскричался? Своих не узнаешь! Ох, напугал! Поглядите на него, распетушился: руки вверх, руки вверх! Как лежащий человек может поднять руки вверх?
– Да он пьян! – Подполковник наклонился над лежащим. – Кто такой? Из какой части?
– А вам какое дело? Это военная тайна. Идите своей дорогой. Я полежу и сам свою часть найду!
Пьяный хрипло засмеялся. Ази Асланов осветил его карманным фонарем.
– А ну, встать! Посмотри мне в лицо!
Пьяный потянулся, вытер рукавом пену у рта и вытаращил глаза на подполковника.
– Ты Рахманов? Из второй роты?
Шариф, узнав Ази Асланова, попытался подняться, но упал.
– Извини, товарищ подполковник, ей-богу, не узнал тебя. Я немного того… извините. Но, клянусь жизнью, я не такой дурной человек. Прости меня, командир, да стану я твоей жертвой! – Шариф, помогая себе руками, кое-как утвердился на ногах. – Дай, я тебя поцелую! Ты настоящий мужчина. Мужчины должны понимать друг друга.
На эту тираду Шариф израсходовал все силы и снова рухнул на землю.
– Володя, возьми его за ноги, а я – за плечи, положим в машину.
Через минуту машина снова осторожно пробиралась лесной дорогой.
2
В сумерках, когда еще сквозь ветви деревьев и не опавший лист проглядывало посеревшее небо, майор Пронин вышел из штабной землянки и углубился в лес. Одновременно из санчасти вышла капитан Смородина, огляделась и уверенно двинулась наперерез начальнику штаба.
Сойдясь на узкой тропинке, они пошли рядом. Пронин взял ее за руку. Смородина обеспокоено оглянулась, спросила:
– Куда это мы идем?
– Да просто так, пройдемся, после дождя воздух такой чистый, ведь вы, врачи, сами советуете больше ходить.
За многословием Пронина Лена чувствовала его волнение.
– Давай вернемся, Николай, мы очень далеко ушли. Скоро совсем потемнеет, можно и заблудиться, и на кого-нибудь напороться… Давай вернемся!
– Не бойся, Лена, не бойся. В лесу никого, да ведь мы и не в Африке…
– Лес пустой не бывает.
– Пусть так, но если даже на нас кинется волк, найдется чем его встретить. – Пронин положил руку на кобуру пистолета.
– Пока ты от неожиданности придешь в себя и, прицелишься, волк ждать не будет. – Смородина засмеялась. И тут же посерьезнела. – Лучше всего нам вернуться.
Пронин понял, что она твердо стоит на своем, неохотно повернул назад.
– Женщины народ робкий.
– Не робкий, – а осторожный. Не надо путать эти два понятия.
Пока она возражала, Пронин незаметно свернул в сторону, и они оказались в такой чащобе, что Смородина не на шутку испугалась.
– Куда мы пришли? И дороги нет! Видишь, я говорила, что заблудимся. Ну, что ж, раз сюда завел, то сам и выведешь, мне что беспокоиться, – и она улыбнулась.
Пронин тотчас уловил лукавые нотки в ее голосе, повернулся к ней, бережно взял в руки ее лицо и поцеловал ее в губы.
– Что ты делаешь, Коля? Что ты?
Майор гладил ее волосы, рассыпавшиеся по плечам, и целовал, целовал ее.
– Вот что я делаю, вот… А почему? А почему ты такая красивая? – Он обнял ее и привлек к себе. Она не стала сопротивляться, прильнула к нему.
– Что с тобой, Коля?
Пронин только сильнее прижимал ее к себе, шептал в исступлении:
– Люблю же тебя, люблю! Я с ума схожу…
Но и Лена сходила с ума. Она прижалась губами к губам Николая и закрыла глаза.
На обратном пути Лена взяла Пронина под руку. Отяжелевшая от счастья, она то и дело припадала к его плечу. И когда Николай останавливался и целовал ее, она молча ему отвечала; потом они шли шагов десять и снова останавливались и целовались. У Пронина кружилась голова, Лена ни о чем не думала, целиком отдавалась чувству; сейчас для нее не было на всем свете человека дороже, чем Пронин.
Пронин отбрасывал ногой сучья и валежины с ее пути и при этом дурачился, как мальчишка.
– Ах, вот он, зверь… А мы его с дороги вот так!.. А вот еще. И его раз, и нету.
Но как они ни замедляли шаги, впереди замаячили силуэты землянок.
– Как мы быстро дошли! – Смородина положила голову на плечо Николая, обхватила его за шею. Ей хотелось еще раз испытать горячие ласки, прежде, чем придется разойтись.
Пронин перед палаткой санчасти погладил ее по голове и сказал тихо:
– Спокойной ночи, Леночка… Не хочется расставаться. А надо.