Карениной словно киянкой по голове шарахнули.

Она сидела молча до самого «Гостиного Двора».

Кити… А что, если попросить его пойти с ней к Кити? А ЧТО, ЕСЛИ ОН ПОЙДЁТ С НЕЙ К КИТИ?!

— Максим… — она положила руку ему на колено, тот дёрнул ногой. — Знаешь, у моей лучшей подруги сегодня день рождения… — Каренина старалась говорить как можно проникновеннее, — пожалуйста, если всё так, как ты говоришь, пойдём со мной.

Тот улыбнулся, молчал несколько секунд, потом кивнул головой:

— Ладно, зайду. А что там будет?

На секунду Ане показалось, что в его голосе прозвучала откровенная досада, но она тут же отогнала от себя эту мысль. Досада никак не вписывалась в общий идеальный итог этого дня.

— Да так… Посидим немного, потом в клуб поедем.

— В какой?

— Ну, не знаю… — Аня покраснела, она даже точно не знала, поедут ли они куда-нибудь. — Так давай встретимся в половине восьмого у Ледового дворца?

— Давай. У тебя есть бумага и ручка?

— Зачем? — испуганно спросила Аня.

— Ну, я тебе свой телефон напишу, мало ли что.

Максим смотрел на неё в упор, брови его были подняты, а глаза немного вытаращены. Аня почему-то почувствовала себя жутко неловко и принялась рыться в своём рюкзаке, хотя точно знала, что ни ручки, ни бумаги там нет.

— Не ищи. У меня есть, — совсем уже мрачно сказал Максим и полез в бардачок.

У Ани совсем было испортилось настроение. Они подъехали к «Гостиному Двору». Скомканно попрощавшись, Каренина засунула бумажку с телефоном в рюкзак, но в тот момент, когда рука её легла на дверную ручку, Аня вдруг подняла глаза и увидела, что прохожие оглядываются на машину Максима. Внутри всё возликовало, в ушах зазвучала громкая музыка, и Аня Каренина, гордая, красивая, шикарная девушка выплыла из сверкающей спортивной машины, неся себя как королеву на зависть толпе.

Перед ней раскинулся, открылся недосягаемый до настоящего момента мир красивых дорогих витрин. У Карениной-младшей на глаза навернулись слёзы. Вне себя от гордости, сияя жизненной силой и оптимизмом, она спустилась в платный туалет, где торжественно извлекла из себя презерватив с деньгами. Первым, что она приобретёт, будет кошелёк!

Подойдя к стеклянным витринам, Аня почувствовала, что пол уплывает из-под её ног. Она ведь может взять и запросто что-то навороченное купить!

— Что-нибудь вам подсказать? — раздался любезный голос над ухом.

Аня не сразу поняла, что обращаются к ней. Её реакция на доли секунды сработала негативно. Обычно так к ней обращались продавцы, желая избавиться от нищей девицы, которая, понятно, ничего не будет покупать, а то ещё стащит что-нибудь, не дай бог. Каренина подняла глаза и увидела, что тётенька ей… улыбается! Знает, что у Ани есть деньги! Как это удаётся продавцам? Всегда безошибочно угадывать, действительно человек может что-то купить или так просто глаза мозолит.

— Мне кошелёк… — начала Аня.

— Кошелёк или портмоне? Вот смотрите…

А потом был обмен валюты, где Каренину обслужили вне очереди, в отдельном окошечке, как VIP-клиента, а потом стеллажи, прилавки, вешалки, примерка…

Счастье.

Аня вышла из универмага другим человеком. На ней был шикарный джинсовый костюм со стразами, серебристые босоножки на платформе, очки «Гуччи», к поясу пристегнут серебристый телефон, а в руках… То, что Каренина держала в руках, заставляло её в буквальном смысле дрожать от гордости, от необычайной веры в себя — огромный пакет с шикарной дублёнкой.

Аня ехала домой на машине, сидя на заднем сиденье в куче покупок и с улыбкой поглядывая на коробку с огромным блестящим бантом. Она купила в подарок Кити фаянсовую кису-копилку.

У Карениной-старшей выдался на редкость беспокойный день. Для начала Анька преподнесла «сюрприз». Это ж надо было такое придумать! К трём часам дня мучительное подозрение, что дочь, несмотря на своё утреннее «раскаянье», всё равно попрётся на просмотр, окончательно отравило жизнь Карениной-старшей.

Естественным «громоотводом» для любых приступов ярости всех членов семьи обычно выступала Долли.

— Ну вот что ты расселась?

Анна Аркадьевна начала без прелюдий, вкатившись на кухню на «домашнем скейте».

Долли устало посмотрела на свекровь с высоты своей табуретки и ничего не сказала. Сделав глубокую затяжку, она выпустила дым в потолок и отхлебнула из огромной кружки горячего сладкого чаю. Минуты перекура между боями на домашнем фронте — между готовкой и стиркой, между походом в магазин и уборкой — эти минуты священны. Никто не смеет посягать на них.

Однако Анна Аркадьевна, не будучи расположена в настоящий момент считаться с чьими бы то ни было настроениями, а тем более с настроением Долли, совершенно открыто и настойчиво посягала на заслуженное блаженство отдыха своей невестки.

— Сидишь, значит? А Танька твоя там небось уже на обоях рисует!

Долли недовольно посмотрела на свекровь. Ну рисует ребёнок на стенах! И что? Подумаешь! Дети есть дети, их причуд взрослым не понять.

— Она же сказала, что больше не будет, — нервно, но по возможности сдержанно ответила Долли Анне Аркадьевне.

— Сказать-то сказала, а будет или не будет — неизвестно! Нужно же причину этого странного явления выяснить! Кто этим будет заниматься — опять я, что ли?

Фраза «опять я, что ли?» — это спусковой крючок. Это многоразовая динамитная шашка, которая всегда срабатывает, это красная тряпка тореадора! Анна Аркадьевна Каренина, безголовая дура, которая по тупости своей осталась без ног, эта тунеядская сволочь смеет говорить, что она тут чем-то занимается, кроме того, что портит окружающим нервы?!

«Убью!» — мелькнуло в голове у Долли.

— Вы тут до фига чем занимаетесь! — огрызнулась она. — Уработались прямо! Хоть бы пол мыли, катаясь на своей телеге! Хоть бы палец о палец ударили! Я тут надрываюсь, стираю, готовлю, убираю за двумя детьми…

— Тебя здесь никто не держит!

— Да? А дети мои где будут? Нет уж, милая мамаша, я на своей жилплощади законной сижу и сидеть буду! Ясно вам? И хрен вы меня отсюда сковырнёте! — Долли сунула свекрови под нос огромную красную фигу.

Каренина-старшая слегка опешила от такого выступления. Она привыкла, что невестка истерично выкрикнет несколько обвинений и убежит рыдать в свою комнату. Однако Долли вместо этого закурила вторую сигарету и, спластилинив абсолютно каменную физиономию, отхлебнула ещё чаю.

— Ну погоди, теперь уж я тебя в покое не оставлю! — злобно прошипела Каренина-старшая и покатилась в свою комнату.

— Смотрите, от злости не сдохните до этого момента! — бросила ей вслед Долли.

— И не надейся!

Обмен любезностями закончился явно не как обычно. Слёзы пролила не овечка Долли, а Анна Аркадьевна. Скупые, удушливые слёзы досады. Она не выходила из своей комнаты, пока не услышала, что Долли, собрав детей, куда-то ушла.

Каренина-старшая выкатилась в коридор, подъехала к двери, прислушалась. Дарья чертыхалась на лестнице, запихивая Гришкину коляску в лифт, потом дверцы закрылись и тяжёлый скрип возвестил, что невестка отбыла окончательно. Анна Аркадьевна с поразительной ловкостью перелезла со своей каталки на нижние антресоли прихожей, подтянувшись на дверной ручке, и закрыла верхний замок.

«Верхний замок» был ежедневным кошмаром всей семьи. Его можно открыть только изнутри, все попытки сделать это ключом обрекались на неудачу. Многострадальная Долли каждодневно убеждалась в этом вновь и вновь. Всякий раз, возвращаясь домой в тяжеленных сумках, с коляской и висящей на руке Таней, она оказывалась вынуждена стучать и орать под дверью добрых двадцать минут, дожидаясь, пока свекровь соизволит отпереть. Иногда её спасало вмешательство соседей. Те пригрозили, что в случае дальнейшей эксплуатации семьёй Карениных-Облонских «верхнего замка» высадят всю дверь с коробкой на хрен, чтобы никто больше не испускал истерических воплей с матерщиной за полчаса перед тем, как вышел, и полчаса после того, как вошёл.