— Чё ты ржёшь?! Чё ты ржёшь, сука?! Ничего не было! — Вронский орал на Аню, схватив ее за грудки.

— Конечно, не было! — заливалась Аня. — Один раз — не пидарас!

— Да пошла ты! — Вронский отшвырнул ее в сторону и пошел прочь. Потом опять повернулся к Ане и закричал: — И ничего у тебя не выйдет! Ничего ты не можешь сама! Дура! Дешевая шлюха!

Чем больше оскорблений он произносил вслед Ане, тем легче ему становилось. Что такую дрянь жалеть?! Поделом ей!

Аня увидела подъезжающий к остановке автобус и побежала. Она бежала так, словно за ней гналась стая бешеных собак. Только когда она оказалась внутри и двери захлопнулись за её спиной, она ощутила облегчение и выдохнула.

«Я больше никогда сюда не вернусь!» — завертелось в голове, превратилось в смерч, и вот уже весь мозг крутился как бешеный одной-единственной фразой: «Я больше никогда сюда не вернусь!»

— Я больше никогда сюда не вернусь, — сказала она вслух и отчётливо услышала свой голос.

Картинка за окном автобуса напоминала заевший калейдоскоп. Вроде бы автобус двигался, а пейзаж оставался неизменным.

Каренина почувствовала себя счастливой! Словно её медленно душили, и вот уже на грани смерти удавка лопнула. Аня вдыхала запах травы, шедший от лесополосы, слышала детский смех, донёсшийся с остановки, видела, что над ней простирается огромный бесконечный купол неба. В один момент всё вокруг стало ярким, настоящим, обрело форму, цвет, объём. Как будто стеклянная колба, окружавшая Аню всё это время, рассыпалась. Она ехала и улыбалась во весь рот, не замечая косых взглядов окружающих. Каренина впервые в жизни переживала беспричинное счастье свободного человека. Абсолютная свобода.

«Через несколько дней мы уже будем в Италии! С ума сойти! — Аня была готова кричать и прыгать. — А потом вернёмся — и я буду совсем другой. У меня будет богатый папаша, я буду певицей, может, выйду замуж за Максима, а может, и нет. Господи! Как всё будет круто!» Аня решила, что ей надо взять себе псевдоним, чтобы похоронить эту неудачницу Каренину раз и навсегда. Правда, к сожалению, все хорошие псевдонимы типа Шер, Мадонна и Алсу уже заняты.

У Ани началось какое-то безумие отречения. Она больше не хотела, чтобы её звали Аня Каренина, не желала видеть никого из тех, кого знала, она хотела вообще уехать из этого города, а ещё лучше — из страны.

Длинный проспект, тянущийся до самого горизонта. Все вышли на остановке возле метро. Аня тоже вышла. Куда идти, она не знала. Посмотрела на часы, висевшие над входом на станцию. Странно, время будто остановилось. Прошел всего час, а ей показалось, что целая вечность.

Зайдя в кафе под вывеской «Русская охота», она, сама не зная зачем, сказала официантке, что сегодня уезжает из России навсегда, к отцу в Италию, и хочет в последний раз попробовать русских блюд. Налопавшись до отвала блинов, пельменей, бутербродов с икрой, напившись квасу и водки, Каренина впала в состояние полного оцепенения. Все происходящее снова показалось ей просто дурным сном, как будто ничего этого и нет на самом деле. А и правда — есть ли? Вообще в мире всё относительно… В конце концов, о смерти её матери не скажут в новостях. Пьяные Анины мысли путалась. Никто и не узнает — а раз никто не знает, значит, ничего и не было. Раз по телевизору не скажут, значит, не было… Ничего не было…

По телевизору, висевшему под потолком в углу зала, начались шестичасовые новости. Каренина не сразу сообразила, а когда мысль всё же пробилась сквозь вату её пьяного, оглушенного водкой сознания, то по всему телу прокатилась волна жара.

— Я же опоздаю, — выговорила она, но никто не понял.

Просто пьяная вдрызг девица что-то промычала.

Аня, сильно шатаясь, поплелась к выходу. На улице, еле держась на ногах, стала ловить машину. Одно из «вёдер», таксовавших у метро, подъехало к ней.

С трудом забравшись на заднее сиденье разбитой, проржавевшей насквозь «копейки», Аня с большим трудом выговорила адрес.

Каренин ехал к Левину, чтобы разрешить серьёзный вопрос. Дело в том, что Левин начисто отрицал тот факт, что Веселовский арендовал у него кого-то, тем более какую-то подругу Щербацкой. Он видел одну подругу Кити с Веселовским, но даже лица её не запомнил!

— Может, это подстава какая-то? — насторожился Каренин.

— Может, приезжай ко мне, расскажи всё толком.

— Хорошо.

Алексей Иванович Каренин терпеть не мог Алексея Владимировича Левина. Всё в последнем первого раздражало. И совершенно невыносимая манера одеваться! И этот весь показной шик! И эта ненависть к проституткам — тоже показная, потому что при этом он с ума сходит от Марии Николаевны, бывшей шлюхи, которая к тому же ещё, по слухам, служила в КГБ!

И всё же Каренин изо всех сил старался Левину подражать. Во всём доказывать Алексею Владимировичу, что он, Алексей Иванович, лучше или, во всяком случае, уж точно не хуже. Алексею Ивановичу казалось, что только будучи равным Левину во всём, он сможет наконец сказать этому лоснящемуся от тошнотного самодовольства хлыщу то, что он — Алексей Каренин — о нём действительно думает. Ведь Алексей Каренин — это настоящий петербуржец, кандидат наук, культурный, образованный человек, опустившийся, да-да, именно опустившийся до уровня этих… этих сутенёров, потому что был загнан в угол! Потому что обстоятельства его вынудили! Но всё же в глубине души он сохранился, он не пропитался этой грязью! Она так и не стала его жизнью! Он другой!

С такими мыслями Каренин уже трезвонил в квартиру Левина.

— Ты чего звонишь так? Пожар, что ли? — раздражённо буркнул открывший Левин, весь заросший щетиной и дышащий перегаром. Однако даже так он был супер. Ему так шёл этот махровый в оранжевые и коричневые крапинки халат, этот стакан в руке, эта трёхдневная небритость, сальные растрёпанные волосы… Даже «запущенный» Левин был стильным, вальяжным и уверенным в себе.

— Не открываешь долго, — буркнул в ответ Каренин, постаравшись выглядеть ещё более сердитым, чем Левин.

— Ладно… — Алексей Владимирович потёр затылок, ему очень хотелось сократить время общения с Карениным, поскольку напыщенный и вечно недовольный отсутствием общественного признания Алексей Иванович Левина своим присутствием напрягал. — Так что там у тебя с Веселовскими приключилось?

— Ну, в общем есть следующие обстоятельства — мне Веселовская сказала, что её сын Максим арендовал у тебя девицу на вечер, чтобы им показать, а их папаша… Ну ты знаешь Веселовского! Так вот он, короче, задался целью своего сына на ней тут же женить. Девка оказалась хваткая, сообразила, что к чему. В общем, хочет от неё теперь избавиться. Ну я и подумал — у нас для итальянцев же некомплект? Туда её… Я и документы оформил уже.

— Да… Интересно. Я тебе, по-моему, уже говорил, что Веселовский у меня никого не брал. Может, у Кости или у Николая?

— Может…

— А девица сама чего говорит?

— Хочет со Щербацкой повидаться.

— Нет, лучше не надо. Знаешь, могут проблемы возникнуть ещё…

— Да вообще-то лучше, чтобы Щербацкую никто не видел. Что это у тебя? — Каренин кивнул на экран монитора.

— А… Книжки пишу.

Каренин почувствовал себя глубоко уязвлённым. Скроил саркастическую мину и спросил:

— Что за книжки? Уж не дамский ли роман? Нет! Дай угадаю. М-м… — Каренин воззрился в монитор и прочитал вслух: — «…Откуда же у этого интереса растут ноги? Всё дело в стереотипах. Каждый человек постоянно чувствует, что за ним наблюдают и оценивают его действия. Потому ведёт себя „как все“, как говорится, к классике не придерёшься». Это что такое? — Каренин воззрился на Левина глазами, полными «очумелой зависти к популярному бездарю», как сказал бы Жванецкий. — Уж не иронический ли детектив?

— Нет, знаешь, типа популярная психология для женщин. — Алексей лениво потянулся. Брызги внутреннего возмущения Каренина до Левина, очевидно, не долетали.