— Да что с этой стервой говорить? Я же предупреждала, что мы тут все повесимся с ней! Мать же никто не слушает!

— Заткнись, дура старая! Вырастила сынка! Хоть постыдилась бы перед обществом!

— Сама ты дура! Мы тебя прописали, и детей твоих!

— Внуков ваших, между прочим!

— О детях вспомнила? — вмешался в перепалку жены с матерью виновник скандала. — Час уже матом орёт, а Гришка некормленый весь на рёв изошёл!

— «Гришка на рёв изошёл»? «Некормленый»? Да я его два часа назад покормила! Ты бы хоть из приличия символически в содержании детей поучаствовал! Вспомнил, кто отец! Почему я всё должна делать?! И рожать, и кормить, и содержать ещё?!

— А я что, обязан вас содержать?! — Стива воспрял духом. — Я, что ли, должен? Вот новость! — Стива выпучил глаза. — У нас равенство полов! А дети, между прочим, твои! И я ничего тебе не должен!

Вечерами Облонский часто обсуждал на кухне с матерью теорию феминизма и находил в этой идеологии много здравого смысла.

— Вот правильно! — говорил он. — А то сидели всю жизнь на мужской шее, ножки свесив, под маркой своей типа слабости. Теперь — фигу! Слава богу, появились разумные тётки. Правильно! Всё по справедливости! Я вообще считаю, что мужчинам и женщинам надо жить отдельно, чтобы прямо города были отдельные — одни для мужчин, другие для женщин. И чтобы ещё тётки у нас, мужиков, сперму покупали! Секс тоже за плату!

Долли вылетела из кухни, вбежала в комнату, хлопнула дверью и прижалась к ней спиной. Потом, заливаясь слезами, вынула орущего Гришку из коляски, служившей ему и кроваткой, и вдруг ясно увидела, что красное, мокрое от слёз личико, белёсые волосы и глупые голубые глаза сына имеют совершенно невозможное сходство с чертами ненавистного Степана Облонского. Вся её ненависть к мужу в этот же момент сконцентрировалась на голодном младенце.

— Вечно ты хочешь жрать! Сосёшь с меня, сосёшь! — Долли вдруг ясно представила себе, как сейчас возьмёт и накроет противную рожицу Облонского-младшего большой подушкой, чтобы это сволочное отродье замолчало уже, к чертям, навсегда! Представляя себе сладость тишины, которая наступит в этом случае, Дарья принялась так трясти Гришку, что несчастный младенец зашёлся ещё более надсадным истошным криком.

— Да замолчишь ты когда-нибудь?! Сил моих больше нет! — Долли швырнула захлёбывающегося в слезах сына в кроватку и принялась с ненавистью расстёгивать верхние пуговицы засаленного халата. — На! Жри, урод! — Гришка впился в подставленный ему сосок и быстро зачмокал. Дарья болезненно морщилась, ужасный мастит превращал каждое кормление в средневековую пытку.

Таня наблюдала за этим, забившись в угол между тумбой, где стоял телевизор, и родительским диваном, держа в руках любимую игрушку — четырёхрукого оскалившегося монстра, отлитого из зелёно-коричневой резины. Покрытое чешуёй страшилище с имитацией полуразложившейся морды. Должно быть, его создатель тоже натерпелся в детстве от своих родных. Облонская-младшая поставила страшилище на пол перед собой. Много раз она представляла, как Мо — так она называла своего любимца — бросается на её родителей, бабушку, тётю Аню и брата, разрывая их всех в клочья.

Стива пожал плечами, встряхнулся несколько раз, как мокрая собака, желая избавиться от пренеприятнейшего осадка, оставленного сценой с женой. Затем решительно достал из холодильника пиво, взял чипсы и пошёл на балкон.

«Как будто ничего не произошло». Стива поглаживал себя по груди, стараясь продолжить хороший день с того места, на котором тот так некрасиво и некстати прервался.

— Ничего не говори, — с ходу остановил он элегантным жестом мать, выкатившуюся ему навстречу.

Но та уже раскрыла рот и набрала полные лёгкие воздуха.

— Чего теперь говорить? Я ещё тогда тебе все цветочки обсказала — ты не послушал. Теперь нюхаем ягодки коллективно, — проворчала Анна Аркадьевна, осев как прокисшее тесто. — Головой потому что надо думать! Всё вы, мужики, сначала в благородство играете, а затем красиво самоустраняетесь!

Это Стиву зацепило.

— Кто, интересно, в благородство-то играл и доигрался?! Кто кричал, что надо отвечать за свои поступки? Кто говорил, что нельзя использовать женщину для «удовлетворения своих фаллоцентрических желаний» и бросить? Кто мне тут все уши изъездил своим феминизмом долбаным? Вот тебе продукт! Я в её жизнь не вмешиваюсь, сексуально не эксплуатирую, идеалы маскулинные не навязываю! Живёт как живёт — никто ей не мешает! Чего ты теперь выступаешь?! Довыступалась уже — противница абортов! Стала бабкой двоих внуков!

— Вот как заговорил?! А пойти поработать ты не хочешь? Квартиру поснимать для семьи?

— Хочу! Да не берут! Везде теперь женщины требуются! И вообще, отвалите от меня! Достали!

И Стива заперся на балконе. Да-да, именно заперся. Единственное, что он сделал своими руками в доме, — это коряво, но крепко прикрутил здоровенную щеколду к двери балкона со стороны улицы, чтобы можно было хоть где-нибудь надолго и с комфортом уединиться.

— По крайней мере теперь очевидно, что четыре года назад я была абсолютно права насчёт этой девицы, — с досадой пробормотала Каренина-старшая. — Хоть бы кто оценил! — крикнула она в сторону балконной двери. Ответа не последовало. — Так, где я остановилась? — Анна Аркадьевна поправила очки, натянула шаль, почесала обрубок правой ноги и вернулась к прерванному чтению. — Вот! Сексуальность: подлинная и мнимая…

Согласно исследованиям некоего польского господина Анненского, большинство мужчин считают сексуальным такой тип женщин: высокая, стройная, длинноногая, с пышными волосами, красивой грудью, подтянутым животом. «Классический тип сексуальной блондинки, в мужском сознании, — писал исследователь женской психологии, — постепенно вытесняет фольклорно-этническая красота — большие шведки, тонкие азиатки, демонические негритянки или мулатки. Но эта сексуальность мнимая — мужчины возбуждаются более от того, что обладание такой женщиной повышает их социальный статус. Подлинная же сексуальность женщины для мужчины зависит от глубинных тайн его подсознания. И здесь нет предела вариациям…» Далее господин Ежтов Анненский приводил в пример некоего миллионера, изменявшего своей прекрасной молодой жене, тип которой был мнимо сексуальным (то есть модным, принятым) с пятидесятичетырехлетней индуской, матерью восьмерых детей! «Или же принц Чарльз, — напоминал Ежтов Анненский, — женатый на ослепительной леди Ди, всё это время посещал свою давнюю любовницу сорока шести лет… Посмотрите порносайты в Интернете, — продолжал женский психолог, — они как ничто другое отражают сексуальные предпочтения мужчин. Из двадцати гетеросексуальных сайтов — тех, что показывают совокупления мужчин с женщинами мнимой сексуальности, — всего три. Еще десять (половина!) сайтов демонстрируют различные совокупления с участием „зрелых“ женщин — от 40 до 100 лет (!), еще шесть — предлагают детско-подростковый секс…»

Анна Аркадьевна поморщилась. Посмотрев на кровать своей дочери, она вздохнула. «Не выйти Аньке замуж до сорока! Всё бы хорошо, если бы жилплощади побольше было». Каренина-старшая снова тяжело вздохнула. Подумав ещё немного, взяла блокнот и принялась писать выступление для собрания радикальных феминисток, в обществе которых состояла, на тему: «Взросление мужчин: в начале нового тысячелетия их вынудили заметить женщин». Чтобы выдерживать научный стиль, ей приходилось то и дело останавливаться и заглядывать в сборник феминистских статей. Через некоторое время она начала зевать, отложила свою писанину и включила телевизор.

Вообще Каренина-старшая увлекалась прикладной психологией, то есть той, которая на каждый день. В её библиотечке можно было найти практически все издания в мягкой обложке на тему «Как завлечь мужчин». Особое её признание получил тот самый польский психолог Ежтов Анненский, которому принадлежали следующие бестселлеры: «Советы Казановы», «Первая, вторая и третья молодость», «Как завлечь, женить и удержать мужчину мечты», «Лекарство от измен», «Измени ему первой!», «Секс: всегда, везде и во всем», «Инструкция по эксплуатации мужчины». Сейчас Анна Аркадьевна методично штудировала новый труд непревзойдённого знатока межполовых отношений — «Красота начинается с феминизма», где и было приведено пересказанное вкратце исследование о мнимой и подлинной сексуальности. Вместо закладки Каренина-старшая использовала членскую карточку того самого радикального феминистского общества «Розовые пантеры». На его ближайшем собрании она и собиралась произнести адвокатскую речь мужчинам, которые подали-таки признаки развития, что «уже научно подтверждено статистикой порносайтов в Интернете».