— Думаю, вы по ошибке захватили принадлежащую мне вещь, — сказал он. — Если проверите номер входящего звонка на идентификационном экране, то увидите что-то очень знакомое.

Прошло несколько секунд. Джек понял, что она проверяет номер. И вот наконец в трубке снова зазвучал ее голос:

— Ну и что с того? Это не интересно.

— Да нет, тут вы не правы. Ваш телефон очень даже интересен. Дело в том, что на нем сохранились сообщения на русском. Сам я этого языка не знаю, но уверен, что в ФБР или в местном отделе нравов будут счастливы помочь мне с переводом.

В молчании на том конце линии ощущался напряг.

— Что вы хотите? — низким тихим голосом спросила она.

— Поговорить с вами.

— Мы уже говорим.

— Нет. В отличие от вас я не так глуп, чтобы обсуждать дела по не защищенному от прослушки аппарату. Надо встретиться.

— Это было бы ошибкой.

— Прекрасно. Я так устал платить за ошибки других, что не прочь совершить и собственную.

— Я не шучу. Наша встреча будет очень серьезной ошибкой.

— А еще более серьезной ошибкой будет ваш отказ. Так что слушайте внимательно. Знаете, где находится правительственный центр «Майами-Дейд»?

— Высокое здание рядом с музеем?

— Правильно. Ровно в четыре часа войдете в вестибюль. Прямо посередине в полу увидите плиту с бронзовой табличкой. В память о человеке по имени Армандо Алехандре. Там меня и ждите. В противном случае я иду прямо в ФБР вместе с вашим телефоном.

— А откуда мне знать, может быть, там меня и арестуют?

— Этого не будет. Потому что я хочу выяснить, кто старается скрыть причину убийства Джесси Мерил. А если вас арестуют, вы мне уже ничего не скажете, верно?

Снова молчание. И вот наконец она сказала:

— Вы уверены, что хотите знать именно это?

— Да, и хочу предупредить.

— Слушаю?

— Работая прокурором, я всегда назначал встречи ненадежным свидетелям и доносчикам именно в «Майами-Дейд». Очень, знаете ли, удобное место. Вокруг как минимум дюжина охранников. Так что свои подбитые железяками ботиночки советую оставить дома. И если попытаетесь что-то выкинуть, вам из здания не выйти. Во всяком случае, без наручников. — Он отключился, сунул телефон в карман и допил кофе.

— Желаете чего-нибудь еще? — спросила женщина за стойкой.

— Нет, gracias. Todo esta perfecto. [14]— Он протянул ей пятидолларовую банкноту.

— Спасибо. Желаю удачный день.

Желаю удачный день,повторил он про себя и улыбнулся. Плохой испанский снова породил скверный английский. Стоит ли пытаться?

— Спасибо, мэм. День уже замечательный.

Работать сегодня было вовсе не обязательно, но Синди отправилась в студию. В доме после смерти Джесси жить было просто невозможно, у матери она чувствовала себя не слишком уютно после визита на рассвете федеральных маршалов. Да, похоже, мест, где можно было укрыться от всего остального мира, становилось все меньше. Даже сон не приносил покоя. Видимо, мастерская превратилась в последнее убежище.

Фотопортретами она занималась только по предварительной договоренности с клиентами, но на сегодня заказов не было. Синди ехала в южный Майами с намерением провести восемь часов в полном уединении. Нет, какая-нибудь работа всегда найдется, но заниматься чем-либо серьезным она была не в настроении. Еще по дороге решила, что неплохо было бы навести в студии порядок. Вполне подходящее, не требующее умственных усилий занятие для женщины, сомневающейся в верности мужа.

Начала Синди с разбора почты — скопилось ее предостаточно. Дело довольно хлопотное. У нее уже сложилась определенная система, по которой вся корреспонденция размещалась в четырех коробках, получивших следующие названия: «Текущая», «Старое», «Займусь этим в дождливый день» и, наконец, «Скорее построю ковчег, чем буду разбираться в этой ерунде». Она уже на две трети разобрала «Старое», но занятие прервал стук в дверь.

Синди вздрогнула, так и застыв с коробкой в руках. Покосилась на дверь. Табличка «ЗАКРЫТО» была на месте. К двери она решила не подходить в надежде, что непрошеный гость уйдет. Но в дверь постучали еще раз, и еще. Она уже поднялась и собралась крикнуть «здесь никого нет», но тут узнала лицо, прижатое к стеклянной панели в двери. Абуэла, бабушка Джека. Синди отворила. Над входом звякнул колокольчик, старуха вздрогнула.

— О, у ангелочка есть крылья.

Синди улыбнулась, вспомнив, что абуэла приехала с Кубы всего три года назад, как раз под Рождество, и что первым ее уроком английского языка был фильм под названием «Жизнь прекрасна», который она смотрела бессчетное число раз.

— Как поживаете? — спросила Синди.

Женщины обнялись.

— Bueno. Y tu? [15]— ответила абуэла по-испански, хотя у Синди было с этим языком еще хуже, чем у Джека.

— Да, все прекрасно. Входите, пожалуйста.

Абуэла проследовала за ней по зигзагообразной тропе, проложенной между полотняными задниками и осветительными приборами. Синди убрала с кресла коробки со старыми негативами и предложила гостье присесть. Спросила, не хочет ли абуэла кофе, но та отказалась: уже пробовала приготовленный Синди кофе и грозилась отправить ее на Кубу, чтобы научиться варить этот напиток.

— Надеюсь, ты не сильно занята, — сказала абуэла.

— О нет. Что вас сюда привело?

— Ты уж прости, но я пришла сюда не фотки с себя снимать.

— А жаль.

Старуха улыбнулась, затем лицо ее вновь стало серьезным.

— Ты знаешь, зачем я здесь.

Синди потупилась.

— Я люблю вас, абуэла, очень люблю. Но поверьте, то, что произошло, касается только Джека и меня.

— Claro. [16]Но это займет минуту. — Она открыла сумочку и извлекла пачку распечатанных конвертов.

— Что это? — спросила Синди.

— Письма. От Джека. Писал их, когда я жить в Гаване.

— Вам?

— Sí. Это до того, как я приезжал в Майами.

— Джек написал все эти письма?

— Sí, sí. Так я и Джек познакомились. Через эти письма. Так я узнать тебя.

— Меня?

Абуэла на секунду умолкла, чтобы перевести дух, потом продолжила дрожащим голосом:

— Эти письма. Там везде про тебя.

Синди смерила взглядом толстую пачку конвертов. Сердце ее болезненно заныло.

— Абуэла, я не могу…

— Por favor. [17]Хочу, чтоб ты читать. Мой Джек — наш Джек — он не очень хорошо говорит про чувства в словах. Если бы его мама была жива, все быть по-другому. Она умела любить. Давать любовь, получать любовь. Но Джек, он был un nino, мальчик, и не имел ее любовь. В его дом любовь всегда была внутри. Comprendes? [18]

— Да, думаю, понимаю.

— Если ты Свайтек, то показать любовь, только когда сердце разбито.

— И это понимаю.

Абуэла теребила пачку писем, лежавшую на коленях, руки ее дрожали.

— Вот это — mi favorito. [19]Когда он просить тебя жениться. И это тоже, очень хорошее. Про ваша свадьба, с фотография.

— Абуэла, пожалуйста, не надо. Эти письма написаны вам, а не мне.

Она отложила всю пачку в сторону, прижала к груди один конверт.

— Я не стать просить тебя читать их. Просто хочу, чтоб ты знать, что они есть.

— Спасибо.

— Но одно ты должна видеть. Оно… es especial. [20]— Бабушка нашарила в сумке очки и вытащила письмо из конверта. — Старое. Очень не похоже на другие. Видишь наверху? Джек написал время. Два тридцать ночи. Что может заставить мужчина писать письмо в такой час?

Синди страшно хотелось прекратить все это, но она боялась обидеть абуэлу. И стала слушать.

Абуэла читала медленно, стараясь правильно выговаривать английские слова, но акцент все равно остался.