— Ты, конечно, прав, — сказала она в конце концов. — Ее голос был тихим, спокойным и ровным. — С самого начала было ясно, что у нас ничего не получится.

— Конечно, — ответил я негромко. — Я — это не то, чего тебе не хватает в жизни.

Молчание.

— Прости, — сказал я. — Прости.

— И ты меня прости, — сказала она, вставая. — Но теперь тебе лучше уйти. В этот раз — насовсем.

Все это заняло несколько минут. Поднявшись наверх, в нашу с Джинни комнату, чтобы собрать вещи, я почувствовал то же самое равнодушие, что и при расставании с Элен. Но в этот раз оно меня не беспокоило. Я больше не паниковал из-за того, что становлюсь бездушным. Вместо этого я осознал свою только что обретенную способность все воспринимать спокойно. Я буду в порядке, сказал я себе. Что бы ни случилось, я буду в порядке.

К большому удивлению родителей, я снова переехал к ним, и две недели прошли без особых событий. Джинни не пыталась вступить со мной в контакт. Подозреваю, из-за того, что я не дал ей для этого никакого повода. Я тысячу раз порывался ей позвонить, но каждый раз удерживал себя от этого. За то короткое время, что я провел в Бирмингеме, я уже успел восстановить нашу с ней дружбу, влюбиться в нее, влюбить ее в себя, испортить то, что у нее было с Иэном (хотя все уже и так было испорчено хуже некуда), и расстаться с ней. Сейчас, решил я, лучшее, что я мог сделать, это не влезать в ее жизнь. Так я и поступал, и моя жизнь снова стала такой же, какой была, когда я только что приехал в Бирмингем почти уже три месяца назад. Я снова поселился в своей старой спальне, мои родители снова постоянно доводили меня до клинического сумасшествия, и я время от времени ходил вместо мамы в супермаркет за покупками, стараясь выбрать такое время дня, когда Джинни точно была на работе. Встреченные мной бывшие одноклассники: Адель Фарли (тогда: все знали, что она готова показать свои трусы за пачку чипсов; сейчас: менеджер в строительной компании и мать двоих детей) и Бриджит Гиббонс (тогда: могла продавать газету «Рабочий-социалист» прямо на школьном дворе; теперь: собирательница пожертвований для лейбористской партии). В эти две недели я довольно часто виделся с Гершвином и Зоей. Сначала это было сложно, потому что я никак не мог забыть то, что рассказал мне Гершвин. Но чем чаще я их видел, тем больше убеждался, что они не только подходили друг другу, но, несмотря на то что случилось, все еще любят друг друга. И это успокаивало меня больше, чем все остальное.

Когда дошло до приготовлений к моему дню рождения, возникли некоторые трудности. Без Джинни идея о том, чтобы пригласить Бев, Катрину и Пита казалась бессмысленной. Поэтому, несмотря на протесты Гершвина, я попросил его позвонить им и сказать, что тот сюрприз, который они мне готовили, надо отменить. Как и Гершвин в свое время, я отказался от всех предложенных вариантов празднования: уикенда в Лондоне (предложение Гершвина) и катания на четырехколесных мотоциклах в Южном Уэльсе (предложение Зои) в пользу бара «Кингс Армс». Я не хотел никакой суеты. Не хотел я и того, чтобы вместе со мной праздновали толпы народа. Я только хотел побыстрее со всем этим разделаться.

Что касается всего остального в моей жизни, то надо сказать, что стоицизм, приходящий к людям около тридцати лет, помогал мне все эти две недели после разрыва с Джинни. Я был бы рад сказать, что все это время сохранял контроль над собой и мужественно переносил печальные мысли о том, что, возможно, навсегда потерял любовь всей своей жизни, и это было бы почти правдой. Но в некоторые моменты — обычно поздно ночью — я позволял себе думать о ней и понимал, что хоть внешне все и было в порядке, внутри я, без сомнения, просто разваливался на части.

Без Джинни я чувствовал себя потерянным.

Так оно и было.

Единственное, что спасло меня, так это приезд Элен.

— Мэтт! — изо всех сил закричала Элен, увидев меня. — Я здесь!

Все остальные пассажиры, выходящие из зала прилетов, посмотрели на нее, как на слегка сумасшедшую. Выйдя из-за барьера, она тут же оставила свою тележку с багажом и бросилась ко мне, осыпая поцелуями.

— Интересный у тебя способ здороваться, — сказал я, когда ее атака закончилась.

Элен вдруг засмущалась.

— Думаю, это было неправильным поведением бывшей девушки в отношении бывшего парня, который недавно снова обрел себя в любви.

— Нет, — сказал я. — Вовсе нет.

— Ну а как тогда назвать мое поведение? — продолжила она смущенно. — Обещаю тебе, что не собираюсь все время быть бывшей девушкой, которая постоянно требует к себе внимания. — Она засмеялась. — Только первые пять минут. — Она посмотрела на часы и снова обняла меня. — Ну, — сказала она, взглянув на меня, — у меня есть еще по крайней мере две минуты.

— Слушай, — сказал я. — Я рад тебя видеть. Это правда. Но просто я тебе еще не все рассказал.

У Элен на лице появилось вопросительное выражение.

— Джинни здесь нет, так ведь? И я еще не испортила все, что только можно испортить, а?

Я ничего не писал Элен о том, что произошло у нас с Джинни по нескольким причинам. Во-первых, я не хотел, чтобы она думала, что одной из причин нашего с Джинни расставания был приезд Элен. Во-вторых, мне просто не хотелось ни с кем это обсуждать, даже с Элен. И, в третьих, я подозревал, что стоит мне рассказать Элен какие-нибудь подробности, как она сразу поймет, какой я был дурак.

— Нет. Слушай, — сказал я. — Ее здесь нет, потому что… ну… мы больше не вместе.

— Но ведь прошло всего три недели или около того, да?

— Мы расстались уже давно. Через шесть дней после того, как все началось, если быть точным. Извини, но я просто никак не мог собраться с силами, чтобы сказать тебе об этом. — Я задумался о том, какую из отговорок использовать. — Я просто старался про это вообще не думать и не говорить.

— Шесть дней, Мэтт, — произнесла Элен. — А я думала, что она — любовь всей твоей жизни. Идеальная женщина для тебя, и все такое.

— В этом и была проблема, — сказал я. — Если ты начал раздавать такие ярлыки, то просто не можешь не облажаться.

Элен пытливо посмотрела на меня:

— Из-за чего вы расстались?

— Ни из-за чего. На меня просто снизошел момент ясности — благодаря скорому тридцатилетию, — и я понял, что гоняюсь за мечтой, которая никогда не станет реальностью. Я сказал ей, что у нас ничего не получится, и она согласилась и сказала, чтобы я убирался из ее дома.

— И позволь мне угадать, что было потом, — сказала Элен. — Ты сразу замолчал, как всегда в таких ситуациях, а потом сказал «Ладно» небрежным тоном, как если бы кто-то предложил тебе стакан сока. Потом ты собрал вещи и съехал. — Она улыбнулась, довольная собой. — Ну что, я права? — Я слабо улыбнулся и ничего не ответил. — По-твоему, ничего уже нельзя спасти?

— Нет, совершенно точно, все кончено.

— Но ты ведь готов был ради нее отказаться от новой работы?

— Это были просто слова, — ответил я. — На словах у нас с Джинни все очень хорошо получалось. — Я сделал паузу. — Ладно, давай про это больше не будем — мне трудно об этом говорить. — Я взял Элен за руку. — Рядом теперь моя бывшая девушка Элен, с которой у нас теперь всего лишь платоническая дружба…

— …и это верно.

— И меньше чем через неделю мне исполнится тридцать.

— И это тоже верно.

— И ты никогда не была в Бирмингеме, и вообще в Англии.

— Но я смотрела «Истэндерс».

— Поэтому я предлагаю хорошо провести то время, которое ты здесь пробудешь.

Следующие пять дней мы с Элен провели классно. Родители поселили ее в бывшую спальню моей сестры и сделали все возможное, чтобы она чувствовала себя как дома. Они очень постарались, надо сказать. Так как считалось, что Элен приехала в гости не только ко мне, но и к маме с папой, они настояли на том, чтобы свозить ее во все те места, куда они возили меня сразу после моего приезда в Бирмингем — в Стратфорд-на-Авоне (где Элен захотела сфотографироваться с моими родителями на фоне кафе в староанглийском стиле, чтобы потом показывать фотографию на работе), в ботанический сад (где папа не мог снова не заговорить про птицу) и даже в Мэлвернс, на этот раз не поругавшись по дороге.