— Я внимательно слушаю, — сказал я, смеясь.

Пит вернулся к своему рассказу.

— У Фэй были темные волосы, и она была тощей, как дистрофик, и у нее не было друзей.

— «Палка-одиночка»! — в один голос произнесли Джинни, Катрина и Бев.

— Какими жестокими могут быть девочки в период полового созревания, — заметил Гершвин.

— Мы ее так не называли, — ответила Джинни. — Это Шелли Хит так ее звала.

— Шелли Хит, — сказала Катрина. — Ну, это была настоящая стерва. А знаете, что она меня однажды укусила за руку из-за того, что…

— Закончи свой рассказ, Пит, — прервала ее Джинни, — пока у тебя не перегорели предохранители. Так чем сейчас занимается Фэй?

— Она — модель в журнале «Глэмор», — самодовольно произнес Пит.

— Не может быть! — сказала Бев.

— Никогда! — воскликнула Джинни.

— Да ладно! — сказала Катрина.

— Ты шутишь, — произнес Гершвин.

Когда подошла моя очередь выразить удивление, я ничего не смог сказать, потому что просто не осталось подходящих слов.

— Я спросил ее, чем она занимается, — продолжал Пит. — И она мне сама это сказала. Причем без малейшего стеснения.

— Она красивая? — спросила Бев.

— Очень, — заверил Пит.

— Может, только с мужской точки зрения? — спросила Катрина. — А что сказала твоя бывшая?

— Эми тоже сказала, что она очаровательна.

После этого игра сбавила обороты, потому что все понимали, что их истории уже не будут такими интересными, как та, что рассказал Пит. Но Катрина все-таки рассказала, что брат ее бывшей соседки по квартире тусовался с Дугласом Бертоном (тогда: все думали, что он всю жизнь будет принимать успокоительные; сейчас: радиожурналист в Кардиффе). Гершвин сказал, что случайно встретил в баре парней, которые учились на год младше нас, и они рассказали ему про нашего одноклассника Адриана Ширера (тогда: все думали, что он когда-нибудь, вооружившись обрезом, ограбит почту; теперь: заключенный, отбывающий десять лет за вооруженное ограбление). Джинни рассказала, что, когда она однажды припарковывала машину возле кинотеатра в центре города, мимо проехала Стефани Такер (тогда: все думали, что она всю жизнь будет обыкновенной) в кабриолете «мерседес». Наконец я поведал, что Лара Райд (тогда: девушка, у которой количество тех, с кем она спала, перевалило за сотню еще до ее шестнадцатилетия) работает теперь менеджером в магазине религиозной книги в Кингс Хит.

— Кто бы мог подумать? — тихо сказал Пит. — Я имею в виду их всех. Кто бы мог подумать?

В час ночи мы все сидели в гостиной у Джинни. Она кричала изо всех сил «Не-е-е-е-е-е-е-ет!», а мы все смеялись так, что чуть не надорвали себе животы. Катрина и Пит сидели на диване, Бев — на кресле рядом со стереосистемой (мы позволили ей быть официальным диджеем при условии, что она не будет ставить всякий готический бред), Гершвин лежал на полу возле телевизора, звук в котором был выключен, и держал в руке пульт, Джинни сидела рядом с ним, и тут же располагался я.

Мы лишь собирались выпить еще пива перед сном, но это превратилось в гораздо более шумное времяпровождение, когда мы начали разглядывать большую пачку старых фотографий, которые Бев привезла из Шеффилда. На нечетком снимке, который вызвал столько веселья, Джинни бежала по пляжу в купальнике. На первый взгляд он казался совсем безобидным, но, приглядевшись, можно было заметить, что была видна ее левая грудь.

— Это все ты, Гершвин! — сказала Джинни, пытаясь вырвать у меня фотографию. — Это ты меня так сфотографировал.

— А я то тут при чем? Это ведь твоя сиська болтается. Так что, нужно было самой обо всем позаботиться.

Снимок был сделан тем летом, когда мы сдали предварительные экзамены и с нетерпением ждали выпускных. Никто из нас не имел ни малейшего желания искать работу на лето, хоть мы и были так бедны, что в «Кингс Армс» могли себе позволить только колу и смородиновый напиток. Зная о нашем безденежье и о том, как старательно мы сдавали экзамены, родители Эллиота разрешили нам пожить в их летнем домике в Сент-Иве. На третий день нашего пребывания там, когда мы все лежали на пляже, Джинни от избытка энергии вызвала парней на соревнование по бегу, потребовав для себя большую фору. Гершвин, поленившись участвовать, назначил себя судьей и, чтобы все было честно, взял у Бев фотоаппарат, чтобы сделать фотофиниш. Начало забега было многообещающим, но уже вскоре после «на старт, внимание, марш!», он превратился в фарс. Достаточно сказать, что для «довольно активной» шестнадцатилетней девушки не слишком удачной идеей было бежать в открытом купальнике с плохо завязанной верхней частью. Когда она добежала до финиша, немало опередив меня и Эллиота, ее левая грудь вырвалась на свободу, а Гершвин запечатлел это на фотопленке во всей красе.

Гершвин поднялся, выхватил у меня фотографию и отдал ее Джинни.

— Что ты делаешь? — закричал я. — Она же ее порвет!

Джинни заметно оживилась.

— Я беру назад свои слова в твой адрес, Гершвин. Ты — герой. Абсолютный джентльмен. — Она посмотрела на меня и скорчила рожу. — Наверное, я оставлю это фото, — сказала она. — У многих ли женщин есть фотографии их сисек на пике формы?

Была уже почти половина четвертого утра, а мы все еще занимали те же позиции, что и два часа назад. Бев уже больше не была диджеем; Джинни уже не разглядывала фотографию своей левой груди; Пит и Катрина, проговорившие между собой большую часть ночи, теперь молчали; Гершвин едва не засыпал; а я смотрел на Джинни и думал о том, что сейчас я больше всего на свете хочу снова ее поцеловать.

— Надеюсь, Мэтт, ты не уснешь, как тогда, — сказала Джинни, толкая меня в бок.

— У меня сна ни в одном глазу, — сказал я, толкая ее в ответ.

— Думаю, мы должны снова попробовать просидеть всю ночь до утра, — сказала Джинни.

— Хорошо, — я зевнул, хотя, наверное, предпочел бы, чтобы мне под ногти загнали иголки. — А как насчет всех остальных?

— Определенно, — сказала Бев.

— Обязательно, — вздохнул Пит.

— Да, — простонала Катрина.

— Без сомнения, — пробормотал Гершвин.

Когда я проснулся на следующее утро, распираемый желанием сходить в туалет, меня совсем не удивило, что нам опять не удалось просидеть всю ночь. Я понятия не имел, что мы пытались себе этим доказать. Что мы еще молодые? Что нам не нужен сон? Что мы еще в состоянии болтать про всякую чушь в четыре часа утра? Но что бы то ни было, я подозревал, что наши неудачи доказывали как раз обратное. Последнее, что я помнил, это как мы с Джинни поднимались наверх за одеялами и спальными мешками, чтобы сделать наше бодрствование более «комфортабельным». Само собой, получилось чересчур уж комфортабельно. Все расположились в гостиной Джинни в разной степени отключки. Катрина и Пит завернулись в одно одеяло. Бев свернулась клубком в кресле, в ярко желтом спальном мешке, который остался у Джинни с тех времен, когда она ездила в скаутские лагеря. Гершвин спал на диване, укрывшись своим пальто, а мы с Джинни разлеглись возле дивана на полу, под одеялом из моей спальни.

Я выскользнул из комнаты и поднялся по лестнице в туалет. Возвращаясь в гостиную, я услышал какие-то звуки из кухни, и решил посмотреть, кто там. Это была Катрина.

— Доброе утро, — сказала она бодрым голосом, наливая воду в чайник.

— Доброе утро. Хорошо спала?

— Нет. Ужасно. А ты?

— Тоже ужасно.

— Знаешь что? — прошептала она.

Я тупо посмотрел на нее. Я бы не смог угадать, о чем она, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

— Понятия не имею.

— Это видно по твоему лицу, — сказала она. — Лучше я тебе скажу, но ты мне никогда не поверишь.

Ее последняя фраза разбудила мое любопытство.

— И когда случилось то, о чем ты мне хочешь рассказать?

— Ночью.

— Где?

— Там, — она махнула рукой в сторону гостиной.