И Сарасвати, хорошо зная, каким будет ответ, молчала, но упорно искала причину своего недуга. Поначалу она все списывала на погоду: «Сейчас май, — говорила она себе, — скоро начнутся дожди. Радость весны угасла, ясные дни, подобные тем, в которые мы зачали ребенка, ушли. Повсюду лишь пыль да жара, ужасное время для беременной женщины. Но ответь мне, о Кришна, когда, в какой проклятый день случилось так, что из моей души ушел покой, благодаря которому мои душа и тело пребывали в гармоничном созвучии, подобно ситару и тамбурину?» Проснувшись однажды утром, она подумала, что нашла ответ. Ей только что снился сон. Она видела себя на охоте, как в тот день, когда их сопровождали фиранги. Как обычно, она восседала на слоне. Она обернулась к тому, кто ехал рядом с ней. Но это был не Бхавани, а белый человек, красивый и чистый. Мадек-джи.

«Где раджа?» — спросила она… «Он очень далеко, госпожа, и мы будем воевать!»

«Ужас! — подумала Сарасвати, проснувшись. — Он говорил мне это с улыбкой, этот фиранги, а я, я тоже улыбалась».

Чтобы отогнать сон и не думать о дурном предзнаменовании, она схватила простыню и спрятала в ней лицо. Но тревога не ушла. Потому что она узнала фиранги Мадека, его глаза, ясные, как небо Годха перед дождем, и то, как неумело и нараспев он произносил слова на хинди. Так это Мадек. Все началось после того, как он уехал. Может быть, он увез с собой секрет радости? Сарасвати никогда не вмешивалась в дела Годха, но на этот раз она все-таки поинтересовалась, а где другие фиранги. Ей ответили, что они тоже покинули город: отлили пушки, а потом разошлись в разные стороны: одни отправились на север, к Гималаям, другие — на плато, за которым лежат Черные Воды. Хандра, отступившая на несколько дней, вернулась.

В этот раз муссон пришел раньше, чем обычно. Все окружавшие царицу женщины вздохнули с облегчением: «Ах! Наконец-то можно дышать! Прекрасный дождь! А какое облегчение для тебя, Сарасвати! Вот, возьми подушку, и еще одну — под шею, а эту — под ноги. Ну, почему ты такая грустная? Хочешь алтейного корня? Или имбирного молока? Или орехов?» Она принимала заботливо предложенные чаши и подносы с лакомствами, улыбалась, пыталась заставить свои глаза лгать. Однажды, кажется, это было в июле, — да, точно: из-за муссона в окно не видно было дворца на озере, — так вот, однажды зенана заволновалась. Об этом свидетельствовали топот босых ног по мраморному полу, звяканье роняемых украшений, тревожный шепоток:

— Первая супруга раджи, царица, первая супруга…

— Замолчите! — прикрикнула Сарасвати. — Я — любимая жена, избранная, предпочтенная. Ничто не сможет лишить меня любви Бхавани.

— Конечно нет, — ответила Мохини. — Но первой супруге удалось залучить раджу на свой чарпаи. Это случилось нынче ночью. Мне рассказали служанки.

— Но она же бесплодна! — рассмеялась Сарасвати. — Вы все дурочки!

— Во всяком случае, ей как-то удалось убедить раджу в обратном, потому что он возлег на чарпаи и принял позу единения, позу коровы, а это означает, что он желает от нее ребенка.

— А поцелуи? А укусы? — спрашивала Сарасвати, заставляя себя улыбаться.

— О поцелуях я ничего не слышала, — ответила Мохини, — но с другой стороны, и ты можешь сама в этом убедиться, у первой супруги остался на щеке коралловый след укуса. Она с ума сходит от радости.

— Бедненькая! Скоро она опять загрустит…

— Не думаю. С того дня, как первая супруга узнала, что ты беременна, она стала обращаться ко всем гуру, каких только можно найти в долине и в джунглях. Раньше она совсем не выходила, а тут стала бродить по дорогам, просить богов, пить какие-то диковинные настойки из трав. Впрочем, ты ее видела, а теперь она насмехается над тобой.

— Мы всегда старались реже встречаться.

— Сарасвати… Ты забываешь! Тебя ослепляет любовь!

— Но на что ты намекаешь?

— Вчера… Ну вчера… Ты же видела ее! Она прикоснулась к тебе!

Сарасвати отвернулась, продолжая улыбаться. Она побледнела.

— Да, она коснулась меня… Да, Мохини… Но она же бесплодна! Плодовитость моего тела не может перейти к ней, Мохини!

— Пытаешься убедить себя, что не сделала ошибки? Говорю же тебе, она была у всех гуру, она совершила паломничество.

Сарасвати приподнялась, медленно провела рукой по оконной решетке, потом села и стала жевать лист бетеля. С тех пор, как она забеременела, женщины зенаны, желавшие ребенка, часто старались прикоснуться к ней, дотронуться, чтобы перенять часть ее плодоносной силы. Вчера, слушая музыку, она с удивлением увидела, что первая супруга раджи вышла из своих покоев. Сарасвати быстро успокоила себя. «Радость, даруемая тамбурином и в и ной, прекрасна, — сказала она себе, — их мелодия оживляет душу, согласно божественному закону Брахмана, музыка примиряет самые мрачные существа. И я теперь тоже опять почувствую вкус к жизни».

И потому, когда рука первой супруги раджи коснулась ее груди, Сарасвати не дрогнула, — так сильно было ее желание вновь обрести покой.

— Да, Мохини, она коснулась меня, но это было мгновение. Одна капля, упав в пустыню, не породит в ней джунгли. Но даже если первая супруга забеременеет, она может родить девочку; а если родит сына… Все равно Гопал — перворожденный сын Бхавани!

— У первой супруги жестокое сердце и недобрая душа, Сарасвати. То, что она не смогла родить от раджи сына, ожесточило ее, она ненавидит своего мужа. Чтобы отомстить ему и тебе, она готова заключить союз с любым, кто вам завидует… После смерти старого раджи она общалась с братом Бхавани, а теперь, говорят, она посылает ему вести. Вспомни, как они смотрели друг на друга; между ними нет кровных уз, но они как брат и сестра, которых роднят алчность и злоба. — Мохини немного помолчала, а потом добавила: — Ты такая юная, такая красивая, царица… А она… ей уже скоро тридцать лет! И она советовалась с гуру! Она узнала от него страшные тайны!

— Вздор!

— Она зачастила к жрецам Кали!

— Кали-разрушительница покровительствует беременным женщинам.

— Не обольщайся.

Мохини поднялась и, прежде чем исчезнуть за занавесом, прошептала:

— Раджа любит тебя, можешь не сомневаться. Но будь настороже!

Прошло пять недель. Сарасвати старалась забыть предостережения Мохини. Разве не естественно, что во время ее беременности раджа приходит к другим женам, раз он не может быть со своей избранницей? Ливень, низкие тучи. Сарасвати весь день просидела у окна. Время от времени лучик света озарял туманное озеро, горы и джунгли. Ее первенец, семилетний Гопал, играл в войну, сидя на полу зенаны.

«Тот, которого я ношу сейчас, не будет похож на него», — постоянно думала царица.

Она была уверена, что родится сын. Недавно это подтвердил астролог. Шепотки в зенане прекратились.

А потом наступил день пяти животворящих кушаний. В то утро, как когда-то во время своей первой беременности, Сарасвати надела ритуальный наряд. Она была на пятом месяце. О первой супруге больше никто не упоминал. Наступил торжественный час. Предстоял праздник в честь того, кто обитает в ее чреве. Однако Сарасвати чувствовала себя плохо — живот болел, ее постоянно тошнило. Тем не менее она решила украсить себя лучше, чем обычно; хотя ей нельзя было носить яркие ткани и драгоценности, можно было только вплести в волосы простые цветы. Сарасвати постаралась придать лицу спокойное выражение. Она подошла к решетке зенаны, вернее до нее доплелась. В комнате было темно, и никто этого не заметил. Она услышала доносящиеся из-за занавеса священные слова брахмана:

— Ныне, Сарасвати, сердце твоего сына уже оформилось, и в нем рождаются сознание, понимание и чувствительность. Почти же его радостно пятью животворящими кушаньями…

Открылась дверь, и вошел раджа с чашей, в которой были смешаны сахар, масло, мед, свежее и кислое молоко.

— Это наш второй ребенок, Сарасвати, — нежно проговорил он. — Потому я не могу повторить обряд симантоннаяныи разделить твои волосы пробором счастья. А я бы с удовольствием сделал это еще раз…