— Так где же пистолеты господина Годе? — спросил капитан.
Мадек не ответил, только еще сильнее стиснул зубы.
— Каналья! — заорал Годе. — Черт тебя побери, либо ты будешь отвечать, либо тебя выпотрошат, как грязную свинью!
Мариан рискнула сделать шаг вперед. Теперь она тоже стояла на юте. Трое мужчин кричали одновременно, парики у них съехали набок, лица были залиты потом. Годе схватил Мадека за ворот, наступил сапогом на его босые ноги и занес руку для удара. И вдруг стало тихо: послышался шорох муслина, шелест платья Мариан, — зеленовато-дымчатое облако мягко приблизилось к мужчинам. Все взгляды обратились к ней. Она раскрыла зонтик и улыбнулась. Годе поспешил ретироваться. Но он не успел сделать и трех шагов. Все произошло так быстро, что никто не понял, как почтенный чиновник Ост-Индской компании оказался на полу, без сознания и с разбитой губой. Стоявший над ним с поднятым кулаком Мадек, казалось, сам был ошарашен. Он весь дрожал. Офицеры схватили его, но у Мадека не было силы сопротивляться — он всю ее вложил в удар. Ветер внезапно усилился. Молодая женщина зябко поежилась, щелкнула зонтиком и ушла в кают-компанию, даже не оглянувшись.
Вопреки заведенным на борту «Герцога Бургундского» порядкам, ужин на этот раз был подан после захода солнца. Мариан очень хотела есть, но не жаловалась. Она знала причину задержки: норовистого матроса следовало примерно наказать, а эта процедура заняла много времени.
Стол был накрыт в офицерской каюте, которая при свечах казалась не такой мрачной, как при свете дня. Расправляясь с поданной ей половинкой каплуна, Мариан исподволь поглядывала на Годе. Его грубое лицо раскраснелось, было заметно, что он много выпил — должно быть, хотел отвлечься от послеобеденного инцидента. Впрочем, он уже вполне пришел в себя: ел с аппетитом и был довольно оживленным. Обычно он своим высокомерием и холодным обращением с окружающими вносил напряжение в любое застолье, а сегодня даже смеялся шуткам офицеров. Мариан объяснила это воздействием вина. Она почувствовала, что Годе, скрытный во всем, что касается его планов в Индии, готов заговорить. Во второй раз за сегодняшний день и, возможно, за всю поездку, — ибо от самого Лориана все дни напролет ей приходилось скучать. Мариан распирало от любопытства.
Матрос убрал тарелки и подал на десерт арак.
— Когда будете отплывать из Пондишери, капитан, велите заковать воришку в кандалы!
Дю Кенуа удивился совету Годе.
— Однако, сударь, ваше оружие еще не нашли. Я приказал бросить виновного в трюм и держать там до прибытия в Индию. Он будет находиться на борту под арестом пятнадцать дней. А потом…
— Потом мне придется заняться делами и будет не до пистолетов. Вы это прекрасно знаете, дю Кенуа. Я считаю, что вы чересчур терпимы. Этого негодяя следовало бы засадить к крысам и не выпускать до возвращения в Лориан.
— Он бы там умер. Между прочим, он вполне здоров, а здоровый матрос — большая редкость. Вы же знаете, как трудно набирать людей во флот.
Годе выпил еще арака. Дю Кенуа хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор, подчеркивавший его подчиненное положение, и он обратился к Мариан:
— Скоро мы будем в Индии, и нам придется расстаться с вами, мадемуазель де Шапюзе.
— Увы, господин дю Кенуа.
— Признаюсь, вы для нас загадка. Мы до сих пор не знаем, что вы собираетесь делать в этой стране.
Алкоголь развязывает языки. «Может, пора удовлетворить любопытство офицеров», — подумала Мариан, которая за шесть месяцев с тех пор, как корабль отплыл из Лориана, ни разу не обмолвилась о цели своего путешествия. Что до занятого своими делами Годе, то будущее Мариан его не заботило. Сейчас он, похоже, вообще не слушал.
— У меня… есть родственница в Пондишери, госпожа Карвальо. Она обещала найти для меня подходящую партию в городе. Правда, я в этом немного сомневаюсь. Но ведь я сирота. Это брат заставил меня поехать к ней.
— В Кейптауне вы сказали мне, что едете к отцу, — удивился дю Кенуа. — То же самое сказал ваш брат, когда договаривался, чтобы вас взяли на борт.
— Вы устали, господин дю Кенуа, и путаете меня с кем-то другим, — Мариан заставила себя улыбнуться.
— Суда Компании не часто перевозят столь прекрасных пассажирок, сударыня. Я не мог вас ни с кем спутать.
— Спутали с какой-то другой женщиной из другого путешествия, — с безразличным видом проговорила Мариан, будто не слышала его ответа.
Дю Кенуа решил не настаивать. Он совершил столько плаваний, что уже не был ни в чем уверен.
— Климат в Индии очень тяжелый, — сказал он. — Будьте осторожны. Эта страна подходит не для всех.
— Кому она вообще подходит? — вмешался Годе. — Разве что английским свиньям!
— Тем не менее было бы неплохо, если бы мы сумели их прогнать, — заметил дю Кенуа.
— Пора заканчивать эту войну.
— Но разве Франции не выгодно закрепиться в Индии? Там столько богатств. К тому же это страна мудрецов… Люди там мирные, трудолюбивые и нас любят; говорят, они живут по законам природы!
— Вы никогда не ходили дальше набережной Пондишери, капитан, и слишком увлекаетесь нашими философами, — перебил его Годе. — Единственное, что мы можем делать в Индии, это скупать по низким ценам алмазы, специи и муслин. Чтобы завоевать Индию, надо продолжать войну. А кто будет платить за это? Компания? У нее и без того дела идут скверно! Еще немного — и торговля перестанет приносить прибыль.
— Но ведь Дюпле все-таки ведет войну.
— Дюпле — идиот.
Дю Кенуа аж подпрыгнул от этих слов.
— А говорят, что он ваш друг. И вроде бы вы сами много лет жили в Индии…
— Да, я жил там несколько лет, — смутился Годе, — и знаю, о чем говорю. В Пондишери, в Шандернагоре я часто бывал на рынках, в лавках, посещал банкиров, иногда путешествовал. Янаон, Карикал, Маэ — всего пять факторий. Поверьте, этого вполне хватит, чтобы поставлять во Францию пудру для дам.
— Дюпле… — пробормотал дю Кенуа. — Ходили слухи, что император Индии хочет женить своего сына на его дочери.
— Все может быть. Еще одна глупость. Но времена меняются, дю Кенуа, и теперь мы довольно хорошо знаем эту страну. Это не воображаемый вами рай. Сразу за пределами Пондишери — джунгли. А в них — дикари.
— Но как же все-таки шелка и специи? — решила вставить словечко Мариан. — Разве их мог бы производить какой-нибудь неразвитый народ?
— Они не просто неразвитый, сударыня! Это не народ, а чудовище! — Увидев, что Мариан испугалась, Годе развеселился. — Они калечат собственных детей и посылают их просить подаяние. Они сжигают вдов с останками мужей на погребальных кострах; они продают богачам девственность своих дочерей! К тому же они идолопоклонники! Если они не почитают Магомета, то, значит, поклоняются богам с головой слона или вепря, змеям, коровам, не знаю, кому еще… Их божков даже подсчитать невозможно. Я уже не говорю об их сексуальной распущенности. Индия перещеголяла Рим периода заката империи!
Мариан не могла скрыть разочарования. Во время путешествия она держалась уединенно, желая сохранить в тайне свои мечты. И не сомневалась, что они сбудутся. Когда бывший дружок, мошенник, которому Мариан передала украденные у откупщика драгоценности, предложил отправить ее в Индию, — иначе девушка попала бы в тюрьму, потому что полиция уже шла по следу, — она готова была бежать куда угодно, хоть на остров Мономотапу. А потом, уже во время путешествия, она стала мечтать об Индии, веря в то, что о ней рассказывали в Европе: об утопающих в цветах дворцах, о нагих рабах, напудренных, как лакеи, о танцах и благовониях, короче, об утонченной Индии. И вот теперь Годе пугает ее всякими ужасами!
Он много выпил и говорил без умолку:
— Там не бывает ни генеральных сражений, ни объявления войны, ни, как у нас, солдат, выстроившихся под знаменем. Там только убийства, измены, шпионки-танцовщицы, которые соблазняют противника и закалывают его кинжалом в момент любовного экстаза… Орды несчастных, которые бросаются на других несчастных: почитатели Магомета — на почитателей коров и обезьян, набобы — на раджей. Там никогда нет покоя: всюду интриги, даже в гаремах. Скрытый огонь, который постоянно тлеет под пеплом, обжигает и подтачивает Индию изнутри. Скоро вспыхнет всеобщий пожар. — Он вдруг повернулся к дю Кенуа и зашептал ему как бы по секрету: — Поверьте мне, Дюпле заблуждается. В Индии мы можем только торговать. Следовало бы прекратить эту завоевательную войну.
