– Да, ситуация трагическая, – отозвался Уолш.

– Разумеется, трагическая. Речь-то обо мне идет. Если бы о ком другом, то можно сказать, что это просто неприятно. Но в данном случае – да, трагедия. Так делайте же что-нибудь, Дик. Не сидите и не повторяйте: ах, как плохо, ах, как трагично. Делайте!

Уолш печально покачал головой. Он не знал, что делать.

Он пытался найти сочувственное понимание в журналистском корпусе, но люди, раньше готовые в любой момент подставить плечо президенту, напечатать нужный материал в нужный момент, все вдруг куда-то подевались. Машинист потерял управление, поезд идет сам по себе, и непонятно, как снова поставить его на рельсы до выборов. Может, Уолшу, чтобы спасти собственную политическую карьеру, спрыгнуть с поезда, пока еще есть время?

– А пресса! – продолжал президент. – Нет, вы только посмотрите на этих ублюдков. Вцепились в дело об использовании конфиденциальной информации, будто не ясно, что меня подставили. Вы-то, надеюсь, понимаете это? – Уолш неопределенно кивнул. Президент бросил на него беглый взгляд и понурился. Словно догадался, о чем тот думает. – О Господи, Дик, да неужели вы хоть на минуту способны допустить, что это правда и я действительно велел Фаринхолту или кому-нибудь из его помощников покупать эти чертовы акции, зная, как развернутся дальше дела? – Голос его дрогнул. – Неужели вы на самом деле верите в эту чушь, содержащуюся в меморандуме Лейна?

– Нет, конечно.

– Вы ведь прекрасно понимаете, что это неправда. Ну как я мог заранее знать обо всей этой афере с «Пенн-мар»?

– Не могли, – эхом откликнулся Уолш. – Не могли. – Но и сам он не мог забыть о том, что один из ближайших друзей президента – председатель правления компании «Дюпон». Уолш посмотрел в окно, поверх плеча президента. В центральной Виргинии стояло роскошное, без единого облачка на небе, летнее утро. Что ж, пора выпрыгивать из поезда, на котором едет Буфорд Уоррен. Больше в этом нет сомнений. Точный расчет времени – главное в политической игре.

– Кассандра?

– Привет, Эндрю.

– Говорить можете?

– Да.

– Еще что-нибудь откопать удалось?

– Да, кое-что. Во-первых, читали ли вы в утренних газетах, что тело Питера Лейна, вернее, то, что от него осталось, выловили в Сен-Круа?

– Да, славно полакомились акулы. Впрочем, чего-то в этом роде я ожидал.

– Да, вынуждена признать, ваши предсказания сбываются.

– И единственный, кто способен опровергнуть сведения, содержащиеся в меморандуме, это президент, а сейчас ему мало кто верит. Ладно, что еще?

– Компания, выплатившая страховку вдове Джереми Кейса, находится в Швейцарии. Угадайте, кто ею владеет.

– Повеселите меня.

– Банк «Уинтроп, Хокинс и К°». А теперь угадайте, сколько составил страховой полис.

– Семьсот тысяч долларов...

– ...и семь центов, – подхватила Кассандра.

Фэлкон помолчал. Все сходится.

– Кассандра, можете прислать мне все это в письменном виде – насчет страховой компании, которой владеют Уинтроп и Хокинс, насчет Резерфорда и особенно распечатку телефонных счетов «Семерки»?

– И куда посылать?

– В Бостон. На адрес местного отделения «Федерал экспресс», до востребования. Отправляйте первой почтой, тогда к десяти утра доставят.

– А почему в Бостон?

– Да у меня там одно небольшое дельце возникло.

Кассандра тяжело вздохнула. Она догадывалась, что это за дельце.

– Будьте осторожны.

– Хорошо. – Фэлкон заколебался. – Я хочу попросить вас об огромном одолжении.

– По-моему, вы уже исчерпали лимит одолжений, Эндрю, вам не кажется? – засмеялась Кассандра.

– Право, для меня это очень важно.

– Ладно, что там у вас?

– Значит, так, все сведения, имеющиеся в моем распоряжении, я собираю воедино и помещаю в стальной сейф. Здесь, в Бостоне. Это четыре папки из кабинета Чеймберса в «Пенн-мар», информация, касающаяся денежных переводов и компрометирующая «Семерку», ваши наработки и, наконец, нечто вроде заключения, которое я составил по всем материалам. Все это я кладу в сейф в Бостонском банке. На Стейт-стрит. И доступ к сейфу будет только у двух людей. Это вы и я.

– Что-о?

– Мне некому больше довериться, Кассандра. Так что, прошу вас, не отказывайтесь.

– Но, Эндрю...

– Пожалуйста. Вы же меня знаете, я никогда не произношу этого слова два раза подряд.

Наступило долгое молчание.

– Хорошо, что от меня требуется?

– Отныне вы каждый вечер будете справляться в службе ответов на телефонные звонки, не оставлял ли я для вас сообщений. Я заплатил за год вперед, полагаю, этого достаточно. – Фэлкон продиктовал номер телефона бюро обслуживания. – Если ничего не случится, каждый вечер в одиннадцать часов вас будет ждать сообщение. Каждый! – с нажимом повторил Фэлкон. – В каждое сообщение я включу ссылку на тот или иной цвет. Если в одиннадцать сообщение не придет или в нем я не упомяну цвет, немедленно поезжайте в Бостон, забирайте содержимое сейфа и передавайте его федеральным властям. Не надо никаких вопросов! Просто делайте, как я говорю. Сегодня же вечерней почтой я пошлю ключ от сейфа и код. По адресу почтового отделения в центре Манхэттена, где вы работаете. Это безопаснее, чем по домашнему адресу. Да и удобнее.

– Итак, если сообщения нет, с вами что-то случилось?

– Да. И вы обращаетесь к властям. Можете не раскрывать своего имени, это мне все равно. Но вы должны обещать, что передадите им всю информацию, содержащуюся в сейфе.

– Договорились. – Кассандра заколебалась. – А почему бы просто не сделать для меня копию всех этих материалов?

– Ни в коем случае! Все должно быть в одном экземпляре, иначе слишком велик риск того, что материалы попадут в чужие руки. Да и вам так спокойнее будет.

– Ладно, ладно.

Фэлкон вздохнул с облегчением и немного разжал пальцы, стискивавшие телефонную трубку. Вроде все складывается как надо.

– Эндрю, вы читали в газетах, что и председатель правления Южного Национального, и его заместитель покончили с собой?

– Что-что?

– То, что слышали. Барксдейл ведь был заместителем председателя правления, верно?

– Да.

– Ну так вчера вечером он спрыгнул с балкона своей нью-йоркской квартиры.

– Боже, как мило...

– А Борман в пятницу попал в автокатастрофу в графстве Уэстчестер. В его доме нашли записку. В ней сказано: после того, что произошло в банке, он жить не может. Правда, газеты пишут, будто стопроцентной уверенности, что в машине был именно Борман, пока нет. Тело сильно обгорело. Но номерные знаки – от его машины.

– Значит, Борман погиб в пятницу? – Фэлкон уперся взглядом в стену на противоположной стороне улицы.

– Да.

Фэлкон кивнул, как бы делая себе заметку. Надо кое-что проверить.

– В чем дело, почему до сих пор не нашли Фэлкона? Пять дней ведь уже прошло.

– Нам известно, где он, – устало сказал Резерфорд и зевнул в мембрану. Надоели ему эти постоянные звонки Прескотта.

– Да? И откуда это нам известно? – Прескотт саркастически выделил тоном личное местоимение?

– От друга.

– Ну конечно, – фыркнул Прескотт. – Если мы знаем, где он, почему же никак не избавимся от этого типа?

– Да, нам известно, что он здесь, в Бостоне. Но где именно в Бостоне, пока установить не удалось. Впрочем, надеюсь, скоро выясним. – Резерфорд еще никому не говорил, что Фэлкон ушел от них в Гарлеме.

– В Бостоне? – удивленно переспросил Прескотт. – В Бостоне? – И уже с тревогой: – Господи, он же к самому вашему дому подбирается!

Резерфорд тут же пожалел, что проговорился насчет местопребывания Фэлкона.

– Ну и что?

– А как по-вашему, что ему понадобилось в Бостоне? Уж не вы ли?

– Он мог связаться со мной по телефону из Нью-Йорка.

– Тогда что все-таки привело его сюда?

– Не знаю. Да и знать не хочу.

– Ну конечно, вам легко говорить. На карте-то не ваша карьера. Черт, если все выплывет наружу, если Фэлкон обратится в прокуратуру, вы уйдете в тень, а расхлебывать придется нам. С такой биографией вы исчезнете, и никто вас никогда не найдет.