Члены Федерального комитета по открытым рыночным операциям один за другим закончили свои разговоры и выпрямились на стульях. В отсутствие Филипелли зал заседаний казался далеко не таким устрашающим.

– Прошу почтить память директора Филипелли минутой молчания, – предложил Митчелл и склонил голову.

Его примеру мгновенно последовали восемнадцать собравшихся. Секунд тридцать в хорошо изолированном помещении не было слышно ни звука.

Наконец Митчелл выпрямился. Не то чтобы он так уж симпатизировал Филипелли – тот вообще не нравился никому, кроме Батлера, – но считал знаки внимания вполне уместными. И хотел, чтобы церемония носила официальный характер – на тот случай, если президент поручит кому-нибудь из помощников проверить.

– Первый пункт сегодняшней повестки дня – тендерная война вокруг «Пенн-мар кемиклз», – объявил Митчелл. Имя Филипелли больше упоминаться не будет. – Если, конечно, никто не возражает. – Все как по команде откинулись на спинки стульев. Заседания теперь будут проходить иначе – по крайней мере, до утверждения нового директора.

– Я лично считаю сложившуюся ситуацию нормальной. Более того – очень хорошей, – заговорил Уэнделл Смит, придвигая стул к столу. – Такова уж основа этой страны. Конкуренция. Уверен, директор Филипелли, упокой Господь его душу, скорее всего со мной не согласился бы, однако же это правда. Акционеры получат свое, а «Пенн-мар» станет более эффективным предприятием.

– Однако же, насколько я понимаю, – заметила президент Флинн, – если тендер выиграет эта, как там ее, инвестиционная фирма «Винс и К°», в дело будет самым тесным образом замешан Южный Национальный банк. А я считаю, что мы не должны позволить столь крупному банку вкладывать чрезмерно много средств и заходить слишком далеко в такой ситуации, как эта. Ведь всем нам прекрасно известно, какую роль он играет на внутренних и международных рынках. Стоит Южному Национальному всего лишь чихнуть, как мировые рынки начинает трясти в лихорадке.

– Понимаю вашу озабоченность, президент Флинн. – Видя, что у него появилась возможность взять деятельность Комитета под контроль, Смит старался держаться предельно дипломатично, чтобы не упустить такой шанс. – Однако же Уоллес Борман, председатель правления Южного Национального, – один из наиболее уважаемых людей в Нью-Йорке. В обществе я с ним почти не встречаюсь, но в финансовом мире он завоевал репутацию чрезвычайно ответственного человека. Уверен, Борман ни за что не позволит себе поставить банк в затруднительное положение.

– Да игрок этот ваш Борман самый настоящий, вот кто он такой, – прервал его Харолд Батлер. До сей поры он молчал, с тех пор, как вошел в зал заседаний, но сейчас у него появилась возможность поддеть Смита. – Этот тип еще в конце семидесятых отточил зубы на Северокаролинском Национальном банке – сейчас он называется Банком наций. Я тоже работал там в то время. А в середине восьмидесятых, став уже старшим вице-президентом СКНБ, отвечавшим за связанные займы, рисковал напропалую, лишь бы продвинуться дальше. И не все его риски я назвал бы «ответственными». Уверен, с тех пор Борман не изменился. В общем, вам стоило бы взять парочку своих нью-йоркских гангстеров, заглянуть с ними в Южный Национальный и разобраться, что там происходит. С этим парнем надо держать ухо востро.

Смит оглядел присутствующих и криво усмехнулся.

– Ну уж вам-то известно, что с самодурами я вести себя умею. – Он помолчал, позволяя коллегам оценить свои слова.

Все повернулись в сторону Батлера. Он был человеком Филипелли, его адъютантом. Но Филипелли больше нет. Теперь надо равняться на Смита. У собравшихся сузились глаза, а Батлер спрятал голову в плечи, как черепаха в панцирь. Его принципал утонул в водах Бигхорн-Ривер.

– Могу вас заверить, что мистер Борман отнюдь не самодур, – продолжал Смит. – Это исключительно компетентный финансист. К тому же его окружают весьма одаренные сотрудники, а, как я слышал, Борман в работе своей практикует принцип консенсуса. Волевое решение он никогда не принял бы. Спектаклей с одним актером в Южном Национальном не играют. Правление принимает самое активное участие в делах банка и ни за что не пошло бы на необоснованный риск. Тем не менее обещаю, даже если возникнет тень сомнения, что в Южном Национальном что-то не так, мои люди окажутся там в мгновение ока. – Все дружно закивали головами. – К тому же, судя по состоянию дел на нынешний момент, тендер выигрывает «Дюпон», и если доведет дело до конца, волноваться вообще не о чем.

– Похоже на то, – согласился Флинн. – Сколько сейчас стоит вся сделка, больше тридцати пяти миллиардов, не так ли? С ума сойти!

Уэнделл Смит подался чуть вперед.

– Ну что, может, поговорим теперь о процентных ставках? – Ему явно не терпелось сменить тему.

– Полагаю, по федеральным фондам ее следовало бы понизить на пятьдесят пунктов, – сразу же вставила Флинн.

Байрон Митчелл положил молоток на стол и откинулся на спинку стула. Пусть командует Смит. Его это вполне устраивает. Председательство не по нему.

– Здорово, что тебе удалось вырваться хоть ненадолго. А уж как романтично встретиться в том же номере, что и в прошлый раз. И как это тебе удалось так устроить? – Дженни пробежалась пальцами по волосатой груди Фэлкона. Они лежали на массивной двуспальной кровати в номере гостиницы «Фор Сизонс».

Фэлкон поцеловал ее в лоб.

– Спасибо, что сразу примчалась. Я скучал по тебе. – Он сел на кровати.

– Чего это ты? – спросила Дженни. – Куда? – Она тоже привстала, даже не попытавшись прикрыть простыней грудь.

– Пора возвращаться в контору.

– Да ты что, в своем уме? – Она сомкнула руки у него на шее. – Никуда я тебя не пущу. Черт, ведь полтретьего ночи, что за неотложные дела в такой час?

– Язык за зубами держать умеешь?

– Еще бы!

Фэлкон пристально посмотрел на Дженни. Неразумно, конечно, делиться такой информацией с кем бы то ни было, но ей можно доверять, она интересуется его делами и к тому же хочется выговориться.

– Мы собираемся перебить предложение «Дюпон», – сказал он.

– Ты шутишь! – Дженни прижала ладони ко рту.

– Отнюдь. – Фэлкон покачал головой. – Не далее, как завтра, мы предложим восемьдесят пять долларов за акцию «Пенн-мар». Это на три доллара больше, чем у «Дюпон». Перед тем, как идти сюда, я окончательно убедил еще один банк согласиться с этой ценой. Таким образом, цена сделки возрастает до тридцати восьми миллиардов с учетом гонораров.

Дженни поцеловала его в шею, потом в щеку.

– Ничего себе, господин финансист! Тридцать восемь миллиардов! И как тебе удалось состряпать такую сделку?

– Все в наших руках. – Фэлкон криво улыбнулся, встал с кровати и отошел к окну. По идее, у него совсем бы не должно остаться сил. За последние три дня он спал в общей сложности не больше шести часов, а нынче Дженни не давала ему заснуть с девяти вечера. И все же Фэлкон не испытывал ни малейшей усталости.

– Слушай, не вздумай только использовать то, что я тебе сказал. Правила на этот счет строгие. – Эндрю пристально посмотрел на нее.

– Еще чего, – лукаво улыбнулась Дженни. – Дождусь, как ты уйдешь, и сразу своему брокеру позвоню, даром что час неурочный. – Она подошла к Фэлкону и тесно прижалась к нему. – Не уходи.

– Честное слово, пора.

Дженни посмотрела через его плечо в окно и шепнула на ухо:

– А ведь собирался мне что-то сказать.

– О чем это ты?

– Да про сделку что-то, точно не помню. Может, это связано с новым предложением? В общем, что-то тебя тревожило.

– А-а... – Фэлкон колебался. – Скорее всего просто дурацкая паранойя. Со мной всегда так бывает где-то посередине пути. Это я так стресс снимаю.

– Рада слышать, что и у тебя бывает стресс, ведь по тебе этого не скажешь. – Она прижалась к нему еще крепче. – Расскажи мне про паранойю. Любопытно послушать. – Дженни рассмеялась.

Фэлкон отвернулся от окна, обнял и поцеловал ее.