– Понимаю ваши опасения. Но видите ли, руководство «Пенн-мар» резко снизило объем производственных расходов и, напротив, повысило производительность труда. Они способны увеличить объем производства на пятнадцать процентов, не нанимая дополнительную рабочую силу и не приобретая нового оборудования. Чудеса какие-то, и они их, кстати, не особенно рекламируют. Пока. Но мне кажется, сведения вот-вот начнут просачиваться. И вместе с общим подъемом экономики прибыли «Пенн-мар» резко возрастут, ведь химическое производство традиционно тащит за собой все хозяйство.

– Да знаю я... знаю. – Такого рода аргументы Фаринхолт слышал сотни раз. Он занимался финансами уже тридцать лет, с тех самых пор как в 1966 году окончил Йель. Фаринхолт внимательно вгляделся в разложенные Лейном таблицы.

– Так, смотрим еще раз. С первого января индекс Доу Джонса вырос в среднем на восемь процентов. А ведь вы правы, черт возьми. «Пенн-мар» рванул на двадцать. Не знаю, что и сказать...

– А вы посмотрите на «Доу» и «Дюпон». Капитализация там и там поднялась больше, чем на пятнадцать процентов. А теперь сравните их ценовые коэффициенты с пенн-маровскими. Да, Виктор, «Пенн-мар» – это хорошее вложение.

Фаринхолт откинулся на стуле и погрузился в размышления. Еще двадцать лет назад, на совесть проработав до этого десять лет в крупной бостонской валютной фирме, он основал компанию по инвестиционному менеджменту под названием «Лоудстар». Большую часть этого времени компания прозябала, действуя как небольшая фирма консультационных услуг и едва сводя концы с концами. Но три года назад Фаринхолту позвонил президент и попросил заняться его личными средствами. По закону избранные официальные лица не имеют права вкладывать деньги сами, чтобы не возник конфликт интересов, вот им и приходится обращаться к третьим лицам. На жаргоне финансистов это называется слепыми деньгами. Когда-то, в начале шестидесятых, президент и Фаринхолт учились в одной школе и с тех пор поддерживали деловые отношения. И все же звонок вновь избранного президента, этой вашингтонской звезды, потряс Фаринхолта.

То, что «Лоудстар» ведет финансовые дела президента, недолго оставалось тайной, и внезапно выяснилось, что весь мир нуждается в услугах Фаринхолта. Два года назад, дабы справиться с наплывом дел, Фаринхолт перебрался из Атланты в Вашингтон, и теперь среди его клиентов числились семь сенаторов, тридцать два конгрессмена, один член Верховного суда и сотни учреждений. Личное состояние исчислялось миллионами долларов. Свалившийся с неба успех весьма радовал его, и он вовсе не собирался глупо рисковать своим положением.

– А за ними ничего такого не тянется? – Фаринхолт побарабанил пальцами по столу. Лейна он переманил от Мерилла Линча в прошлом году и приобрел в его лице превосходного аналитика по страховым делам. Но с Питером надо держать ухо востро. Иногда он кое-что утаивает. Впрочем, в страховом бизнесе этой болезнью все болеют, все говорят только половину правды и считают это само собой разумеющимся.

– Ничего серьезного. Отбиваются от исков по делам загрязнения среды. Вот только сегодня утром пришло сообщение, что против компании выдвинуто обвинение в Балтиморе, я получил эту приятную новость, отправляясь сюда. Но мать твою, ведь «Пенн-мар» – это вонючая химическая компания. А у химической компании обязательно возникают проблемы с окружающей средой.

Фаринхолт поморщился. У Лейна жуткий язык. Вот что ему не нравится в страховщиках – они совершенно не следят за своей речью.

– А подробнее об этом балтиморском деле нельзя? – Вообще-то Фаринхолта оно не слишком интересовало. Да и как угадать, чем обернется только что начавшийся процесс? Но ему хотелось знать, серьезно ли Лейн занимался делами «Пенн-мар».

Лейн оживился, ноги его под столом заходили ходуном.

– Что-то связанное с кем-то в прибрежной части Мэриленда, где отравился скот. Истцы уверяют, что «Пенн-мар» произвела незаконное захоронение токсичных отходов на ферме, произошла утечка, и все это дерьмо попало в питьевую воду, подающуюся в коровник. Скорее всего, компания очистит место, компенсирует фермерам убытки, и все будут довольны. Наверняка дело даже до жюри присяжных не дойдет. Такие вещи всегда решаются полюбовно. «Пенн-мар» платит пару миллионов, и все кончено. На биржу вся эта история никакого воздействия не окажет. «Пенн-мар» – слишком большое предприятие. К тому же речь ведь не идет о каком-то долгосрочном вкладе. Я бы посоветовал купить акции сейчас, а продать их через полгода. Сливки тогда и можно будет снять.

– Двадцать тысяч по тридцать одному за акцию! – прокричал прямо в ухо Лейну брокер. – Стало быть, шестьсот сорок пять акций. Полный отчет пришлю позже.

– Мне еще кое-что понадобится.

– Да?

– Твердые опционы. Что там у нас в сентябре ожидается?

– Минуту, сейчас взгляну. – В трубке слышались выкрики игроков. – Ну да, точно, тридцать пять.

– По цене?

– Три с четвертью.

– Все еще по сотне в пакете?

– Да.

– Мне нужно пятьдесят опционов. На тот же счет.

– Будет сделано. Подтвержу и это.

– Не торопитесь.

– Всего хорошего.

– Спасибо, и вам того же, – насмешливо бросил Лейн и повесил трубку. Только сейчас он почувствовал облегчение. В какой-то момент ему показалось, что Фаринхолт не позволит ему покупать акции «Пенн-мар». А это значило бы, что пятьсот тысяч долларов проплывут мимо его кармана. Эти ребята хотят, чтобы президент имел акции «Пенн-мар». Ну и пусть, ему-то какое дело. Никаких особых политических интересов у него нет, разве что личный доход приближается к тому уровню, когда и его коснется президентская налоговая реформа.

Правда, даже если бы Фаринхолт не последовал совету Лейна, можно было бы соврать, сказав этой женщине, что президент вложился в «Пенн-мар». Но что-то в ней подсказывало, что лучше не делать этого. «Мы будем на связи» – вот что она сказала. Что это означает, Лейн не понял, но догадываться – догадывался. «Жучки» в Вашингтоне не новость.

Полмиллиона долларов. Наличными. Без налогов. Можно покончить с делами и отправиться куда-нибудь на пляж загорать. Лейн вытер пот со лба. Господи, до чего же просто Фаринхолт купился на эту липу насчет пенн-маровского сокращения производственных расходов. Какой, право, легковерный народ пошел.

Деньги перемещаются по проводам без малейших усилий – всего лишь электрическая вибрация, отзывающаяся в гигантских компьютерах, установленных в служебных помещениях финансовых учреждений всего мира. Достаточно набрать правильный код – и все, никаких вопросов, деньги текут прямо по назначению. Иногда, в зависимости от корреспондентских взаимоотношений, деньги, прежде чем достичь цели, минуют несколько промежуточных этапов. Но, в конце концов, все равно оказываются там, где надо.

На сей раз речь идет о сумме небольшой, всего тридцать тысяч долларов. Сравнительно с миллиардами, ежедневно оседающими на счетах и уходящими вовне, – величина исчезающе малая. Никаких подозрений она не вызовет. На это и был расчет.

Электронный перевод проделал путь в Южный Национальный, как змея проникает в подвальное помещение жилого дома. Тихо. Незаметно. Находя в поисках добычи самые затемненные участки. И опять-таки, подобно змее, которая, не обнаружив жертвы в одном подвале, переползает столь же незаметно, как появилась в первом, в другой, перевод, эти самые тридцать тысяч, не осели в Южном Национальном надолго. А именно – ровно на столько, сколько было необходимо для того, чтобы эта сумма угнездилась на счете, открытом лишь накануне на имя Фэлкона. На счете, о существовании которого он и понятия не имел. Перевод оказался на счете и почти тут же был с него снят, переместившись в систему, на тайный номерной счет в «Ситибэнк», и его, после безвременной кончины компьютерной фирмы, основанной Фэлконом на пару с покойным Бернстайном, не обнаружит даже судья по банкротствам. Этот самый счет Фэлкон должен был бы закрыть много месяцев назад – и не закрыл. Вот этой-то столь характерной для него небрежностью и воспользовались. Впрочем, и на не закрытом вовремя тайном счете деньги долго не задерживались. Они лежали там ровно столько, сколько нужно было «Ситибэнк», чтобы зафиксировать их наличие.