– Сколько понадобится.

Фэлкон помолчал, переваривая услышанное.

– Уверен, вам известно, что закон ограничивает пределы банковских кредитов.

– Большое спасибо, что просветили, и, главное, как раз вовремя. Подумать только, проработав в этом бизнесе сорок лет, я наконец-то узнаю, что закон ограничивает банковские кредиты.

Эти саркастические фразы Фэлкон пропустил мимо ушей.

– Серьезно, Южный Национальный имеет право кредитовать покупателя не более чем пятнадцатью процентами от общей суммы своего капитала. Сколько всего у нас сейчас денег?

– Около пятнадцати миллиардов долларов.

– Таким образом, речь может идти о двух миллиардах или чуть больше. В любом случае этого далеко не достаточно.

– Я же сказал, мы готовы заплатить сколько потребуется. Прежде всего у нас есть «дочки», они разместят облигации с высокой степенью риска. По моим расчетам, это принесет от пяти до шести миллиардов. Я уже говорил по этому поводу с Хеннингсом из фондовой биржи, он тоже полагает, что речь может идти примерно о такой сумме. – Барксдейл видел, что Фэлкон все еще колеблется. – Кроме того, благодаря тому, что государство в последнее время немного ослабило хватку, нам удалось создать несколько фондов за счет собственных средств. Здесь можно наскрести еще миллиарда три. И наконец, Уоллес Борман и Картер Филипелли не так уж любят друг друга, и если мы немного превысим свои кредитные лимиты, вряд ли это сильно расстроит Бормана. К тому же, власти не располагают большими возможностями. Мы для них слишком крупная рыба.

– Ничего, задницу вполне могут надрать.

– Только если докопаются. – Барксдейл снова отхлебнул кофе. – А теперь займемся сложением: Допустим, всего лишь допустим, что мы выдали банковский кредит на четыре миллиарда, на шесть выпустили облигации с высокой степенью риска и еще три нашли в своих фондах. На круг выходит тринадцать миллиардов долларов. Добавляем к этому немецкий миллиард – и получаем четырнадцать. Этого недостаточно, и не забывайте к тому же, что механизм приобретения новой компании включает в себя четыре миллиарда акционерного капитала и шесть миллиардов, принадлежащих «дочкам». Таким образом, сверх десяти миллиардов основного капитала нам придется погашать банковскую задолженность, а это еще куча денег.

– Вы что, все это всерьез? – Фэлкон недоверчиво посмотрел на Барксдейла. Даже «Уинтроп» такая сумма была бы не по карману. – И неужели Борман представил эти цифры совету директоров Южного Национального? Ведь, насколько я понимаю, такого рода сделка должна получить всеобщее одобрение.

– Разумеется.

– И вы были на этом заседании? – изумился Фэлкон.

– Конечно. – Барксдейл лгал, и Фэлкон знал это.

– Вы отдаете себе отчет в том, что, если «Пенн-мар» по каким-то причинам обанкротится и вместе с ней ухнут тринадцать миллиардов наших денежек, Южный Национальный немедленно пойдет на дно? Очередь жаждущих снять свои вклады растянется на несколько миль. А платить банку будет нечем. Далее – падение Южного Национального вызовет хаос на всех финансовых рынках. На фондовой бирже. На рынке ценных бумаг. На валютном рынке. Всех затянет в воронку.

– В дело вмешается ФРС, – спокойно сказал хозяин кабинета, допивая свой кофе. – Система в любом случае удержит банк на плаву. Кризис сберегательных и ссудных банков стоил в свое время американскому правительству триста миллиардов долларов. Что такое какие-то тринадцать в сравнении с этой суммой?

– Да, но тогда речь шла о тысячах банков, и зашатались они отнюдь не одновременно, – возразил Фэлкон. – К тому же, в отличие от Южного Национального, ни один из них не был крупным игроком на валютных и иных рынках. Южный Национальный связан контрактами буквально с тысячами финансовых организаций по всему миру и должен направлять им валюту в строго обусловленные сроки. Опять-таки возникают тысячи ситуаций, в которых банк является партнером в опционах либо разного рода обменных операциях. Если пройдет слух, что Южный Национальный сталкивается с трудностями, в результате чего на нас хлынет толпа вкладчиков, ФРС придется принимать меры в считанные секунды, и это не метафора. И случись хоть малейшая отсрочка в платежах – любая, какая угодно, – рухнет вся система. Вся банковская система. Невозможность выполнить свои обязательства приведет к тому, что другие финансовые учреждения, связанные с нами партнерскими отношениями, сразу же столкнутся с проблемами ликвидности. Инвесторы начнут снимать огромные суммы со своих счетов, и банки посыпятся один за другим. И цена вопроса будет уже не тринадцать миллиардов долларов. Разразится всеобщая катастрофа.

– Вы преувеличиваете.

– Ничуть. Просто эта страна еще не знает, что такое настоящий банковский кризис. Да, согласен, в начале восьмидесятых Чикагский Континентальный столкнулся с некоторыми проблемами, но ФРС была готова к ним – сигналы поступали заранее. Ситуация набухала на протяжении довольно длительного периода, и система имела время подготовиться и в нужный момент вмешаться. К тому же, тогда обстановка не носила такого взрывоопасного характера, как сейчас. Финансовые учреждения были не так тесно взаимосвязаны. А ныне система подобна карточному домику. Все зависят от всех, и цепь, фигурально выражаясь, прочна настолько, насколько прочно ее слабейшее звено. Поверьте мне, Фил, если мы вложим в «Пенн-мар» тринадцать миллионов, а компания почему-либо рухнет, на финансовых рынках США воцарится хаос. Банк, любой банк, не может позволить себе вложить весь свой капитал в какую-то одну сделку. Даже в самую привлекательную.

– Слушайте, Фэлкон, я ведь и не предлагаю, чтобы Южный Национальный вложил тринадцать миллиардов. Мы сделаем первоначальный взнос, а потом продадим большую часть страховых полисов другим учреждениям, распределив тем самым риски и в то же время неплохо заработав.

– Таким образом, речь идет о предпродаже?

– Что вы имеете в виду под «предпродажей»? – осведомился Барксдейл.

– То есть мы дадим понять, что готовы платить за акции, но тогда эти самые другие учреждения должны перевести нам деньги немедленно. Иными словами, мы подключаем сотни других банков и страховых компаний и, перед тем как начать скупать акции, убеждаемся, что они – в деле. Таким образом мы соскакиваем с крючка стоимостью в тринадцать миллиардов.

– Нет, об этом не может быть и речи. Кое с кем мы переговорим, но лишь затем, чтобы заручиться суммой, которой нам самим не хватает. Немцы и Борман четко обозначили этот пункт. Они не хотят огласки до того, как о покупке объявят официально, а пока о ней будут знать только те, кому это абсолютно необходимо. Они панически боятся того, что, если слухи о сделке просочатся, их опередит кто-нибудь вроде «Дюпон» или «Хехст». Желание немцев таково, чтобы к моменту объявления приобретение было бы полностью обеспечено финансово. А уж потом можно продавать бумаги другим.

– Таким образом, мы рискуем. Колоссально рискуем. Процесс продажи бумаг займет не менее тридцати дней, и это еще в лучшем случае. А ну как за это время что-нибудь случится? Что, если «Пенн-мар» сляжет от тяжелого приступа пневмонии и нам вообще не удастся продать бумаги, а денежки-то уже ушли?

– А вот затем-то, Фэлкон, вы нам и нужны. Чтобы убедиться в полном здравии «Пенн-мар». Не должно возникнуть никаких сомнений в том, что мы с немцами не переплачиваем. И что в течение максимум шестидесяти дней после заключения сделки у Южного Национального останется акций меньше чем на два миллиарда. Продавайте банковский долг, акции с высокой степенью риска, акционерный капитал. После того, как выиграем тендер, вступайте в любые переговоры – с кем угодно. У Хеннингса тоже карт-бланш. Хотите – работайте вместе, хотите – каждый сам по себе. Привлекайте наших людей из отдела синдикатов. Я в это вмешиваться не буду. Главное – продать. Нам надо избавиться от этих акций, и побыстрее!

– Это нелегко, весьма нелегко.

– Хотите сказать, что не справитесь? Вам предлагают действительно настоящее дело, а вы ведете себя так, будто все слухи о ваших доблестях – пустая болтовня.