Зазвонил телефон, и Фэлкон нажал на кнопку усилителя звука.

– Эндрю Фэлкон.

– Мистер Фэлкон, это Эдди Мартинес из трансферного отдела. – Эдди говорил с сильным бруклинским акцентом.

– Привет.

Трансферный отдел банка следит за тем, чтобы проходящие через него ежедневно миллиардные суммы оседали на нужных счетах. В нем работали, как правило, педантичные ребята из низов среднего класса, чье детство прошло в Бруклине или Квинсе. Платили им немного, да и шансов продвинуться, получить в банке должность повыше они почти не имели. Фэлкон сочувствовал Мартинесу, но вряд ли мог что-то сделать для него.

– И ради Бога, Эдди, не называйте меня «мистером Фэлконом». Просто Эндрю.

– Как скажете. А звоню я, чтобы поблагодарить за пиво.

На прошлой неделе Фэлкон послал Мартинесу ящик пива – тот очень помог с переводом одного из счетов, которым занимался Эндрю. Электронная система дала сбой, и Мартинес быстро разобрался, в чем дело. Сумма была большая, и главный финансовый советник клиента чуть не взвился, узнав, что деньги пропали.

– Да не за что. А сработали вы тогда здорово. – Никогда не лишне сказать людям, как ценишь их работу.

– Всегда к вашим услугам.

– Спасибо, Эдди.

Фэлкон дал отбой, но телефон тут же зазвонил вновь.

– Эндрю Фэлкон.

– Привет, это я.

– Алексис?

– Ну да. – В ушах приятно зажурчал ее мягкий смех. – Знаешь, Фэлкон, ты иногда бываешь слишком строгим. Полегче, попроще.

– Постараюсь исправиться.

– Да уж пожалуйста.

Фэлкон улыбнулся. Этот отчетливый итальянский никогда ему не надоест.

Давно уж он так не увлекался. В тот раз они танцевали в клубе до пяти утра. Везти ее в свою мансарду в Квинсе ему было неловко, и Эндрю снял номер в «Уолдорфе», чего по тогдашним своим средствам позволить себе не мог. Но с того времени они стали почти неразлучны.

Эндрю вспомнил вчерашний вечер. По обыкновению, после знакомства с Алексис, это было время любви. Не то чтобы в постели она была чемпионкой – страсти у Дженни куда больше. Но что с того? Разве все дело в сексе? В Алексис полно энергии, она знает, как вести себя с теми, на кого он хочет произвести хорошее впечатление, и, судя по всему, по-настоящему предана ему. Не говоря уж о том, что с ней чертовски приятно появляться на людях.

Алексис нашла ему новую квартиру в Уэст-Сайде, помогла отделать ее, а потом заявила, что тоже будет здесь жить. Фэлкона это вполне устраивало. Она обожала танцевать, да и выпивала с удовольствием. И охотно брала на себя часть расходов, каких требовала жизнь в этой аристократической части Манхэттена. Деньги у Алексис были – она демонстрировала моду. Короче говоря, сплошной восторг.

К тому же Алексис оказалась первоклассным деловым партнером. На светских мероприятиях Южного Национального она легко находила общий язык с нужными Эндрю банкирами, чаруя их своей красотой, обаянием, умом. За несколько недель он заключил благодаря ей – хотя никогда бы в том не признался – не одну крупную сделку.

– Чем занята?

– Лежу в твоей кровати, раздетая. Скучно. Почему не разбудил меня, уходя?

Фэлкон быстро прижал трубку к уху. Никогда не знаешь, что Алексис скажет в следующую минуту. Она славная и женственная, но слишком прямая. Европейка, как сама себя называет.

– Хотел, чтобы ты подольше отдохнула. Ночь-то длинная получилась.

Фэлкон слышал, как Алексис потягивается. Он еще теснее прижал трубку к уху.

– Похоже, я для тебя всего лишь игрушка, а, Фэлкон? И в общем-то наплевать тебе на меня.

– Ну что ты такое говоришь?

– В таком случае немедленно приходи домой.

– Но послушай, Алексис...

– Домой, Эндрю. Я хочу, чтобы ты был рядом. Домой.

– Ты же вроде говорила, что у тебя съемки в Центральном парке?

– До двух я свободна.

Фэлкон колебался. Предложение соблазнительное, а сейчас его соблазнить нетрудно. Клиентов сегодня не предвидится, и собраний до обеда нет; к тому же он пропустил сегодня любовную увертюру, обычно предшествующую рабочему дню.

– Ладно, попробую.

– Ты что, хочешь, чтобы я тебя умоляла? Ты ведь любишь, чтобы тебя умоляли? Если придешь сразу, позволю все, что пожелаешь.

– Все?

– Все.

Фэлкон бросил взгляд на часы: семь тридцать пять. Если уйти сейчас же, к одиннадцати он вернется. Дженни прикроет его. А может, и нет. Впрочем, все равно никто его не хватится. И это самое худшее на этой работе. Никому он не нужен. Мэлл и звонит редко, потому что боится его, а самые большие шишки такого гигантского коммерческого банка, как этот, никогда не покидают своей башни из слоновой кости.

– Скоро буду. – Фэлкон повесил трубку, встал, вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник, но сам пиджак оставил на стуле и двинулся к выходу. Открыв дверь, он почти столкнулся с Дженни.

– Это еще что за...

– Еще кое-что подписать надо, – холодно проговорила она.

«Уж не подслушивала ли по отводной трубке», – подумал Фэлкон.

– Подпишу, когда вернусь. Видишь ли, забыл одну штуку дома. Не уверен, что сразу найду, так что могу задержаться. – Он пристально посмотрел на Дженни. – Будь другом, прикрой меня, ладно? – И Фэлкон быстро пошел по коридору, ведущему к лифтам.

Дженни посмотрела ему вслед. Она отлично знала, что именно Фэлкон забыл дома. И ненавидела его за это. «Надо уволиться, – говорила она себе. – С какой стати каждый день подвергать себя такому испытанию?» Дженни вздохнула. Но как найти другую работу, где платили бы столько же, сколько сейчас? Никак. Вот и весь сказ.

Прикрепленный к потолку вентилятор медленно шевелил лопастями прямо над кроватью. Фэлкон следил за его вращением, потом перевел взгляд на часы. Без четверти одиннадцать. Пора идти.

– Слушай, Фэлкон, ты хоть когда-нибудь снимаешь часы? – В дверях ванны, совершенно обнаженная, появилась Алексис.

Фэлкон заложил руки за голову и пристально вгляделся в ее темные соски, слегка прикрытые густыми волосами, падающими с шеи и плеч.

– Только когда занимаюсь сексом.

– А чем мы только что занимались? – Алексис подозрительно посмотрела на него.

– Ах вот как ты это называешь, – сказал он так, будто для него это было открытие.

– Слушай, дай мне небольшой тайм-аут. – Алексис закатила глаза. – Наверное, в постели я не так хороша, как иные из прежних твоих подружек. Что ж, извини, коли так. Может, со временем усовершенствуюсь.

– Да брось ты, я же просто пошутил.

Но на самом деле это было не так.

Соблазнительно покачивая бедрами, Алексис двинулась к постели, откинула простыню, стала на колени и прижалась губами как раз к тому месту, где обрывается темная полоска лобковых волос. Затем язычок ее пополз кверху, добрался до пупка, и, прижавшись головой к груди Фэлкона, Алексис посмотрела ему в глаза и улыбнулась – при этом четко обозначились ее высокие скулы.

– Вот видишь, я стараюсь быть сексуальной.

Фэлкон посмотрел на нее. Взгляд у Алексис был нежный и женственный, как у Дженни, но вместе с тем в нем угадывался холод. Взгляд Дженни, казалось, говорил: «Я твоя». А вот о взгляде Алексис ничего подобного не скажешь.

– Вижу, – отозвался наконец Фэлкон. Ему хотелось бы знать о ней побольше, но пока Алексис только туманно намекнула на нищее детство в Милане. А если нажать на нее, то и она начнет интересоваться подробностями его прошлого, а Фэлкону вовсе не хотелось ими делиться.

– Ну и как тебе? – осведомилась Алексис.

– Вполне. Как насчет еще одного круга? – На работу, пожалуй, не стоит торопиться.

Алексис отстранилась и покачала головой.

– Пора на съемки в Центральный парк.

– Да брось ты, давай лучше придумаем что-нибудь.

Алексис встала с постели и подошла к окну, выходящему на Восемьдесят вторую улицу.

– Нет, – твердо ответила она.

Вот в этом все и дело, – подумал он. Алексис не нравится придумывать. Ей просто хочется, чтобы он залезал на нее и кончал. Во время прелюдии она нежна и изобретательна, хотя и не слишком хорошо понимает, где у мужчины самые чувствительные места. Но стоит дойти до дела, как Алексис становится безразличной, чуть ли не фригидной. Даже странно.