Филипелли оглядел зал, задержавшись взглядом на каждом из участников встречи персонально, и каждый, не дожидаясь, когда этот пронзительный взгляд скользнет дальше, сдержанно кивнул в ответ. В принципе голоса членов Комитета обладали одинаковым весом, но Филипелли поставил себя так, что само голосование превращалось фактически в пустую формальность. Он правил работой Комитета железной рукой, не оставляя места для споров и возражений. Изысканностью манер Филипелли не отличался и всегда был готов пощипать перышки у своих коллег. Он заручился негласным (впрочем, не являвшимся секретом) обещанием президента приструнить любого члена КОР, если тот пойдет против директора.

Стоило кому-нибудь высказаться неподобающим, с его точки зрения, образом, как следовал твердый и незамедлительный ответ. Филипелли прерывал оппонента либо мощным ударом большого черного молотка, либо презрительным фырканьем, либо заявлял о том, будто время оратора истекло. Пусть его считают деревенщиной и невежей – наплевать. Он приехал в Вашингтон дело делать, и пока у него это отлично получается.

Большие старинные часы у двери пробили девять раз. Дождавшись, пока стихнет звук последнего удара, Филипелли живо поднялся с места, снял свой простой пиджак, повесил на спинку стула и, усаживаясь, закатал рукава голубой рубахи. Собравшиеся смотрели на него; никому бы и в голову не пришло избавиться от пиджака, не говоря уж о том, чтобы закатать рукава рубахи.

Только резко очерченные и жесткие черты лица придавали Филипелли внушительный вид. Сложения он был среднего, да и роста тоже – пять футов девять дюймов. Однако именно черты его лица производили на людей впечатление устрашающее. Черные, как вороново крыло, волосы, гладко зачесанные назад с помощью геля, оставляли открытым широкий, несколько скошенный лоб. Но на затылке они топорщились, как иглы у дикобраза. Под тонкой, словно лезвие бритвы, линией бровей глубоко сидели живые карие глаза. Нос у Филипелли был длинный и заостренный, губы грозно сжаты, и вообще всем видом своим он напоминал огромного орла на камине, нахохлившегося у него за спиной.

Черный молоток с позолотой с грохотом опустился на стол.

– Заседание объявляется открытым. – Хоть и родился Филипелли на Юге и прожил там всю жизнь, говорил он в нос, что выдавало бруклинские корни.

Восемнадцать членов Комитета, все как один, выпрямились на стульях, пытаясь придать своим лицам мрачное, как у Филипелли, выражение. Никто не преуспел в этом.

– Девять часов, начинаем по расписанию, – с нажимом заговорил Филипелли. – Президент Нью-Йоркского округа Федеральной резервной системы Смит лишил нас удовольствия видеть его сегодня. – Филипелли указал на свободный стул. – О причинах своего отсутствия он не удосужился уведомить меня. Тем не менее, приступаем к рассмотрению повестки дня. Благодарю всех за пунктуальность. Президент округа Миннеаполис, Обрехт. Сегодня вы будете голосовать вместо Сми...

– Я здесь, директор Филипелли. – Слово «директор» Уэнделл Смит иронически выделил. Он непринужденно вошел в зал, приветливо улыбнулся присутствующим, а Обрехту, явно обрадованному его появлением, пожал руку и, понизив голос, извинился. После чего неторопливо проследовал на свое место.

Члены Комитета переглянулись и дружно откинулись на спинки стульев. Облегчение испытал не только Обрехт. Смит был вторым по влиятельности членом КОР, и, если бы не его появление, Филипелли асфальтовым катком прошелся бы по сегодняшнему заседанию.

Филипелли наблюдал, как Смит открывает свой кожаный портфель и раскладывает перед собой какие-то бумаги. Он ненавидел и презирал этого человека. Смит принадлежал к истеблишменту северо-востока и всячески подчеркивал это. Отдаленный родич Джона Д. Рокфеллера, Смит построил себе особняк в Дарьене, этом городке богачей в штате Коннектикут, где и жил со своей женой Трейси. Он имел состояние как минимум сорок миллионов долларов – больше, чем все остальные члены Комитета, вместе взятые, – и богатства своего отнюдь не стеснялся. Не раз и не два Филипелли слышал, как на официальных мероприятиях ФРС Смит рассказывает о своем замке в Швейцарии, яхте в Палм-Бич, целом гараже «роллс-ройсов» и прочем. Этот светловолосый, голубоглазый, высокий – шесть футов два дюйма, – всегда загорелый, но без особо выразительных черт мужчина одевался дорого, но не вызывающе. Исключение составляли галстуки и подтяжки, которые действительно бросались в глаза. Костюмы Смит носил однобортные, с манжетами. Из дорогих вещей – только часы и массивное золотое обручальное кольцо. Уэнделл Смит представлял собой типичного янки с хорошим происхождением.

Искоса посмотрев на Смита, непринужденно усаживающегося на свое место рядом с председательским, Филипелли постучал по отполированной крышке стола.

– Можно начинать? – иронически осведомился он.

Смит вежливо кивнул, не выказав никаких чувств. А чувства эти ничем не отличались от тех, которые Филипелли испытывал по отношению к нему. Только Смит никогда не демонстрировал их, считая это недостойным джентльмена.

При взгляде на коротышку-итальянца губы у Смита слегка искривились. Он считал Филипелли обыкновенным выскочкой. Филипелли носит дешевые костюмы, напомаживает волосы гелем, пользуется одеколоном, на запястье у него браслет, и даже каким-то жалким розоватым кольцом не гнушается. Смит поморщился. И этот человек – директор Федеральной резервной системы. Далеко же ушла Америка. Слишком далеко.

– Чрезвычайно признателен вам, президент Смит. – Филипелли закатил глаза. – Первым пунктом у нас сегодня идет бостонский сберегательный банк «Транстар». Как вы знаете, этот банк погорел на недвижимости в Новой Англии и, несмотря на все усилия, сейчас неплатежеспособен. Дабы предотвратить худшее, нам надо взять дело в свои руки. Президент Флинн, вы согласны? – Филипелли посмотрел на Мэри Флинн из Бостонского округа ФРС. Ему явно не хотелось задерживаться на этом вопросе.

Мэри Флинн откашлялась.

– Можно сказать и так. Хотя ничего катастрофического нет, нужен лишь небольшой залог, триста, максимум четыреста миллионов.

– А стоит ли так спешить? – вмешался Смит, не склонный соглашаться слишком быстро. – Источники сообщают мне, что «Транстар» располагает возможностями привлечь заемный капитал. Почему бы, повременив пару недель, нам не сберечь налогоплательщикам триста-четыреста миллионов? – говорил Смит в аристократической манере, скупо отмеряя слова.

Члены Комитета повернулись к нему. Как президент Нью-Йоркского округа, он стоял ближе к инвестиционным банкам и финансовым рынкам, чем кто-либо из них, включая Филипелли. А как человек богатый, полагали члены Комитета, Смит разбирался в инвестициях.

Филипелли побарабанил пальцами по столу. Он не желал вступать в дискуссию по этому поводу.

– Надо полагать, этот самый заемный капитал как раз у вас и найдется?

Харолд Батлер, президент округа Атланта, ухмыльнулся. Только он из всех членов КОР поддерживал Филипелли открыто и безоговорочно, за что и заслужил прозвище Лепорелло. Филипелли и Батлер были давними друзьями.

Смит поджал губы. Это обычная тактика Филипелли, один из его приемов. Членам Комитета запрещается заниматься подобного рода банковскими операциями, чтобы избежать конфликта интересов, и директору это отлично известно. Он просто пытается вывести Смита из равновесия. На каждом заседании происходит подобное.

– Я отвергаю эти инсинуации, директор Филипелли.

– Ничего удивительного, – засмеялся Филипелли, – вы вообще все во мне отвергаете.

– Тут вы правы, так оно и есть, – ответил Смит. Он охотно поиграл бы с этим деревенщиной-недомерком, с удовольствием лишний раз сказал бы ему правду в лицо.

Члены Комитета опустили головы. Никогда еще собрание не принимало личного оттенка столь стремительно. Разумеется, все знали, что Филипелли и Смит не переваривают друг друга, но обычно им удавалось сдерживать эмоции.

– Ну так что, есть необходимость в дальнейшем обсуждении этого вопроса? – Филипелли пристукнул кулаком по столу. Ему хотелось побыстрее двигаться дальше.