Накануне отъезда сына и невестки Семен Романович писал Ф. В. Ростопчину: «Брак моего милого Михаила довершил мое счастье, благодаря нраву его жены, столь открытому и сходному с характером Катеньки и лорда Пемброка, которые очень ее полюбили». В другом письме Семена Романовича говорилось: «Лиза овладела нашими сердцами; я расстаюсь с нею, как с дочерью, а Катенька и муж ее как с сестрой; она много выигрывает при большем сближении с нею»13.

Судьба соединила двоих прекрасных людей, с одинаково прекрасными характерами. И в конце своего жизненного пути Михаил Семенович скажет, что женитьба на Елизавете Ксаверьевне дала ему за 36 лет брака так много счастья.

22 февраля 1819 года генерал-майор, флигель-адъютант Павел Дмитриевич Киселев был назначен начальником штаба 2-й армии, защищавшей южные губернии России. Штаб армии находился в Подольской губернии в Тульчине.

И. В. Сабанеев получил во 2-й армии корпус, размещенный в Бессарабии. В этом корпусе оказался один из воронцовских полков. «Из бывшего твоего корпуса поступил ко мне Якутский полк; люди сбережены, амуниция чудесная, ружей таких я еще не видывал в нашей армии, — писал Сабанеев Михаилу Семеновичу. — Доброй воли много, все прекрасно; надобно только подтвердить устав. Словом, надобно его выработать на показ. Для дела он готов более нежели все другие»1.

И. В. Сабанеев расхвалил Якутский полк отнюдь не из дружеских чувств. Так же отозвался об этом полке и П. Д. Киселев. «Не понимаю почему опорочили до такой крайности войска, из Франции возвращающиеся; я смотрел Якутский полк и нашел его по внутренности и по наружности в хорошей весьма исправности, — писал он Закревскому. — Весь полк боялся моего приезда и ожидал беды; я, напротив, благодарил и показал, чем нужно заняться. Нравственность солдат, усердие всех чинов, амуниция и артели должны обратить признательность начальства; по фронту более нашел я хорошего, чем дурного, и крепко надеюсь, что в Одессе и казармах, куда полк сей переведется, к будущему году он будет из лучших полков армии»2.

П. Д. Киселев был человеком дипломатичным и искушенным в штабных делах. А поэтому не мог не покритиковать М. С. Воронцова. В Одессе Киселев встречался с Понсетом, который служил прежде в подчинении у Воронцова. В беседе между ними зашла речь о Михаиле Семеновиче. «Мы много говорили о делах их, — рассказывает Киселев в том же письме Закревскому, — и он согласился, что Воронцов не прав во многом и особенно в том, что полагал геройством не скрывать пренебрежения ко всему, что свыше приходило, и порочить явно все постановления, которые по званию своему обязан был представлять не на посмешище, но на уважение подчиненных своих, либо не служить! Я полагаю, что ты со мною согласен». Однако при этом Павел Дмитриевич не преминул отметить, что многие из постановлений Михаила Семеновича «должно признать полезными, в особенности запрещение жестоких телесных наказаний, которые должны быть распространены на всю армию»3.

Действительно, Михаил Семенович не особенно осторожничал, критиковал многие распоряжения, приходившие из Петербурга от высшего начальства. Поняв, что он не в силах искоренить в армии жестокое отношение к нижним чинам и другие недостатки, он решил уйти в отставку.

С. Р. Воронцов одобрил намерение сына оставить службу: «Вы служили с усердием, с величайшей активностью в течение 19 лет, со счастьем и одобрением; вы имеете право пожить для себя, для своей семьи, для устройства ваших дел, которые у вас не было времени устроить, для приготовления подходящего жилища и для пользования, наконец, независимостью, которая является хорошим руководством для человека ваших понятий о чести и вашей возвышенности души»4.

В конце 1819 года, по приезде в Россию, чета Воронцовых отправилась в Белую Церковь, имение Браницких. В ожидании своей отставки Михаил Семенович задумался о том, где ему жить и чем заниматься. И поехал на разведку в Одессу.

А. П. Ермолов очень переживал за своего друга. «Жаль весьма, — писал он Закревскому, — что брат Михайло имеет по службе неприятности. Надобно беречь подобных ему людей; у нас нет таковых излишних! Не по дружбе к нему, но по самой строгой справедливости оцените его и, без сомнения, найдете, что люди с его достоинствами редки. Прибавьте и ту выгоду, что он молод и государство долго может пользоваться его услугами»5.

Н. Н. Раевский-младший, сын Н. Н. Раевского, героя Бородинского сражения, служил когда-то под началом М. С. Воронцова и очень его уважал. Встретившись с А. П. Ермоловым, он сказал, что служба является господствующей страстью Михаила Семеновича, что тот не может не служить. Впрочем, Ермолов и сам это понимал. «Признаюсь, что мне казалось бы странною мысль сия, и если бы видел я его, то имел бы с ним схватку, — писал он Закревскому. — Я люблю его и слишком люблю пользу Государя, чтобы не стараться победить такую дикую мысль. Кому же служить можно, если не служить графу Воронцову? Его воспитание, его счастливые способности всегда уважаемы будут достойно и, конечно, никто затмить его не в состоянии. Ты, как хороший ему приятель, старайся устыдить его подобною мыслию, но, впрочем, я не думаю, чтобы столько мог он быть неосновательным»6.

А вот что написал Алексей Петрович и самому Михаилу Семеновичу: «Тобою, как человеком известным и слишком примечательным, многие занимаются, и потому и в мой отдаленный край довела молва слухи, что ты желаешь уклониться от службы. Могу ли верить, что ты, отличив себя на пути военном редкими и счастливыми способностями, снискав общее уважение, питая надежду каждого видеть в тебе одно из главнейших орудий правительства, хочешь отнять у себя вернейшее средство быть ему полезным?»7

Несмотря на увещевания друзей, Михаил Семенович продолжал лелеять мысль об отставке, но Александр I отказался удовлетворить его просьбу. Вместо отставки он предложил ему выбор — бессрочный отпуск или без отпуска свободно жить, где хочет, или отправиться путешествовать. Император понимал, что дать отставку уважаемому и любимому в армии Воронцову, значит расписаться в том, что он плохо разбирается в своих генералах, не ценит их заслуги.

В начале 1820 года М. С. и Е. К. Воронцовы приехали в Петербург. В дом на Малой Морской, где они жили, хлынул поток гостей. А на третий день после их приезда сам Александр I посетил находившуюся в положении Елизавету Ксаверьевну. Это возбудило зависть военных, жены которых не удостаивались такой чести. Кроме того, несколькими месяцами позже Елизавете Ксаверьевне был пожалован орден Св. Великомученицы Екатерины — единственный в России «женский» орден.

Император пожелал встретиться и с Михаилом Семеновичем и дал ему аудиенцию. «Государь меня принял весьма милостиво, — писал Михаил Семенович Закревскому, — и ежели ему неприятно, чтобы я пошел в отставку, то я не пойду, но служить также я не расположен и не гожусь, и потому воспользуюсь, я думаю, позволением быть и жить, где по здоровью и по домашним обстоятельствам мне лучше». «Многие думали, — объясняет он другу, — что я иду в отставку от того, что не производят <…> эта причина не могла действовать, а склонили меня другие, о коих ты верно мог догадаться и о коих мы поговорим, когда ты здесь будешь»8. Главной причиной решения М. С. Воронцова уйти в отставку была отрицательная оценка его командования русским оккупационным корпусом во Франции и непринятие высшей властью его требований изменить отношение к нижним чинам в армии.

Александр I не раз беседовал с Михаилом Семеновичем. Во время одной из встреч император вручил ему необычный рескрипт, в котором говорилось: «Я ожидал прибытия вашего сюда, чтобы лично изъявить вам признательность Мою за все ваши труды и попечения, коими вы совершенно оправдали Мою к вам доверенность во время командования корпусом Наших войск во Франции, и соблюдением наилучшего порядка и дисциплины; вы успели сохранить вверенные вам войска, их здоровье и славу доброго имени Русских воинов, приобретших себе уважение обывателей не только во Франции, но и во всех Государствах, чрез которые они возвращались в свои пределы; счастливое достижение их в Россию без изнурения и с самым малым числом больных и бежавших, все сие доказывает благоразумные и попечительные ваши распоряжения. Поручаю вам объявить Мое благоволение Генералам, Штаб- и Обер-офицерам, бывшим под вашим начальством и того заслуживающим по вашему усмотрению»9.