19 марта 1999 г.

Дорогой Николас Кейдж!

Это Бренда. Бренда Браун из Белфаста.

Я подумала, что надо рассказать тебе, как прошла наша скромная выставка. Довольно неплохо. Бесплатное вино лилось рекой, и все напились так, что голова трещала. Вероятно, у одной из скульптур Тома Райли-Дансита тоже. Она таки треснула. Он пришел в бешенство, а мы умирали со смеху, пока он не видел. Сломанной, скульптура выглядела гораздо лучше. В любом случае он продал все свои чудовища, даже сломанные. Мне ничего продать не удалось. Во всем виновато мое скучное имя. Так мне кажется.

Все же выставка прошла недаром. Я получила милое письмо из одной галереи в Голуэе. Мне предложили выставить у них несколько картин, а потом, может быть, даже устроить мою персональную выставку, так что я собираюсь съездить туда, встретиться с владельцами. Хорошо будет уехать на несколько дней из Большой Коптилки, тем более сейчас, когда мои родители разводятся.

Они решили, что более подходящее время объявить нам о разводе, чем посреди воскресного обеда, трудно придумать. Причины, в сущности, никакой. Им, видите ли, стало скучно друг с другом. Вот что такое наши девяностые. Скучать никто не желает. Насколько я могу судить, им скучно друг с другом уже лет двадцать, но до сих пор никто ни о чем таком не заикался.

Сейчас я и вправду подумываю сменить имя. Как тебе нравится Эмили Фицуильям-Моррис, Анна Коннолли-Смит или Мэри Монтэгью-Скай?

Пожалуйста, пришли мне фотографию с автографом.

Я твоя преданная поклонница.

Искренне твоя,

Бренда Браун

Как только золотые чернила высохли, Бренда опустила письмо в почтовый ящик. Это третье письмо, которое она отослала Николасу Кейджу. Она представляла себе, как он открывает ее письма за завтраком возле бирюзового бассейна в Лос-Анджелесе. Он непременно должен заметить ее письма среди всех остальных. Привлекательные конверты будут выделяться на фоне обычной фанатской почты, которой его, должно быть, заваливают каждый день. Вот он сидит у бассейна, в темных очках и в рубашке с пестрым рисунком. Расстегнутой. Интересно, американцы едят тосты с джемом? Вообще едят тосты? Нет. Скорее всего оладьи с кленовым сиропом. Да, точно. На белой тарелке оладьи с сиропом, а рядом три красных письма с золотыми буквами на конверте. Отрадный образ. Можно будет использовать его на заднем плане следующей картины.

Роза Томпсон, вздохнув, села передохнуть в комнатке позади цветочного магазина. Огромная пачка писем и извещений, несколько неоплаченных счетов. Из хороших новостей: еще полно работы с цветами. Нужно составить десять одинаковых строгих букетов для конференц-зала дорогой гостиницы и не забыть сделать оптовикам заказ на ближайшие месяцы. И после всего ей предстояло вернуться в дом, где она прожила четыре года вместе со своим мужем, Джоном, и забрать вещи. Там еще оставались ее платья, туфли, переросшее сырное дерево, африканский деревянный жираф и тридцать одна книга о том, как ухаживать за цветами и составлять букеты. Не такое уж большое состояние после четырех лет в городе.

Решено, сегодня после работы. Она, как последняя трусиха, вот уже три месяца откладывала это дело на потом. В обед нужно убрать все лишнее из багажника фургона, освободить место для вещей. Хорошо бы Джона не было дома. Мужчина он привлекательный, и ей вовсе не хотелось усложнять свое и без того сложное положение прощальным поцелуем, за которым, кто знает, может последовать что-нибудь еще. Им не по пути, и точка. Оставаться замужем за человеком только потому, что ты от него без ума? Глупо.

Она включила чайник и взяла из неразобранной почты первое письмо. Пора начать наводить порядок в делах.

В шесть часов она закрыла магазин и надела вязаный жакет. Дом всего в десяти минутах езды. Вечер выдался ясным, и она была довольна, что сегодня потрудилась на славу. На обратном пути можно будет зайти в чайную «У Малдуна» поужинать. Когда впереди показалась терраса времен Эдуарда II, ведущая прямо к дому (еще недавно их общему), настроение у нее было приподнятое. Правда, увидев, что сад без нее пришел в запустение, она расстроилась. Всего три месяца прошло, а сквозь зазоры на выложенной плиткой дорожке уже пробились сорняки. Газон давно пора подстричь. В живой изгороди застряли два пакетика из-под чипсов. А растения в висящих над дверью корзинах погибли — засохли и пожелтели, а корзины все крутились и крутились на ветру. Джону лень было поливать их, разозлилась она. И этого после того, как она с ног сбилась, чтобы найти растения, которые нужно поливать только раз в неделю. Все мысли о прощальном поцелуе разом улетучились. Ему наплевать на сад. Тяжело вздохнув, она открыла дверь, вошла и тихо прикрыла ее за собой.

В доме царил беспорядок. На кофейном столике коробки из-под пиццы, на полу газеты. Чашки и тарелки на каминной полке. Сырное дерево совсем зачахло и всеми забытое висело в углу.

Вдруг с кухни донесся какой-то звук. Роза повернулась. На кухне стояла хорошенькая молодая женщина, на которой не было ничего, кроме рубашки Джона. Даже не женщина. Скорее девушка, лет двадцати. Обесцвеченные перекисью короткие волосы и загорелые ноги. Ярко-розовые ногти на ногах. Голубые ресницы, как инопланетные пауки. По-видимому, она ждала, когда закипит чайник.

— Вы, наверное, Роза, — догадалась девушка.

— Да, — ответила Роза. — Извините, но я вас не знаю.

— Меня зовут Синди. Джонни не говорил, что вы приедете сегодня.

— Я не сообщала ему. Решила появиться без предупреждения.

— А, понятно. Он наверху. Я позову его.

— Нет, не надо беспокоиться. Я пойду…

— К тебе пришли, Джонни! — прокричала девушка. — Это Роза! — Немного похожа на хиппи, подумала она и застегнула несколько пуговиц на рубашке.

— Бог ты мой! — отозвался мужской голос.

В спальне послышалась какая-то возня, а потом Роза увидела, как ее муж, в одних штанах, с виноватым выражением лица, заспешил вниз по лестнице в гостиную. Он протянул Синди халат, и она быстро запахнула его на себе. Теперь Джон стоял рядом с Синди. Они хорошо смотрелись вместе. По крайней мере лучше, чем Джон и Роза. Роза думала, что разрыдается от ревности, смущения и тоски. Теперь понятно, почему у него не хватало времени полить цветы в висячих корзинах.

— Роза, — начал он, — не ожидал тебя увидеть. Хорошо выглядишь. — Он скрестил руки на груди. Не слишком впечатляющая речь после такого эффектного выхода.

Он выразительно посмотрел на Синди и кивнул, чтобы она шла наверх. Но Синди вовсе не желала оставлять их наедине. Она улыбнулась ему в ответ и притворилась, что не поняла.

— Послушай, Джон, — прервала молчание Роза, — извини, что ворвалась вот так, не предупредив. Не знала, что ты не один…

— Роза, это Синди, моя новая ассистентка. Синди, это Роза. Моя жена. Бывшая. М-да. Ситуация!

Синди улыбнулась Розе, ни разу не хлопнув своими голубыми ресницами, а Роза в ответ улыбнулась Синди — буквально сквозь зубы. Джон во весь рот улыбался им обеим.

Повисла неловкая пауза. Они стояли втроем, как будто собирались отправиться в театр или дожидались автобуса. Роза вспоминала, смыла ли она вчерашнюю тушь. (Нет, не смыла.) А сиреневый лак на ногах облупился? (Так точно.) Еще одна мысль не давала ей покоя: как же быстро Джон сумел найти ей замену. Что ж, вполне в духе времени. Вперед и только вперед — вот его девиз. В его насыщенной жизни нет места ностальгии и пустым воспоминаниям. Она поняла: вещи нужно забрать сегодня. Чтобы больше сюда не возвращаться никогда.

— Ну что ж, — сказала она холодно. — Я только соберу свои вещи и сразу же уеду. Занимайтесь своими делами, на меня внимания не обращайте. Извините, что прервала вас.

— Ну зачем ты так, Роза? — начал Джон. — В конце концов, это ты меня бросила! Я не хотел, чтобы ты уходила.