— Когда мальчики еще только родились, — пояснил Виктор, — я скоро обнаружил, что теломеры четвертой и девятой хромосом были намного короче, чем у остальных хромосом.

Честно говоря, Рекс предпочел бы не слышать продолжения. Чем больше ему будет известно, тем глубже он окажется втянутым в эту историю. Но он уже догадывался, что именно хотел сказать доктор. Один из вопросов, который часто задавали себе биологи и на который до сих пор не был найден ответ, касался реальной продолжительности жизни клона. Поскольку клетки, из которых брали донорские ядра, принадлежали взрослым людям, клетки новорожденного клона должны были быть намного старее, чем при обычном оплодотворении. Об этом хотел сказать доктор? В этом была проблема?

Кремер почувствовал, как ему снова стало тяжело дышать.

— Значит ли это, что… — начал он, но доктор резко перебил его:

— Я пытался этому помешать! — Он слегка повысил голос, в котором уже звучало отчаяние. Рекс впервые заметил за ним такие интонации. Хотя нет, такое уже случалось, в тот раз, когда Виктор по телефону просил о помощи, узнав, что созрели четыре эмбриона.

— Но я не признаю своего поражения, — решительно добавил Виктор.

Об отчаянии больше и речи не было. Затем он снова умолк, тогда как Рекс теперь хотел узнать больше.

— Доктор Хоппе, вы упомянули теломеры четвертой и девятой хромосом, — начал он. — Вы сказали, что они были намного короче. Насколько короче?

Виктор смотрел на фотографию, которую Рекс все еще держал в руках.

— Больше чем в два раза, — машинально ответил он.

— Больше чем в два раза. Значит… Это как-то сказалось на детях?

— Они быстро старели.

Рекс понял, что его догадки подтвердились, но не мог себе представить, как именно.

— Это было заметно? — спросил он. — Я имею в виду, это как-то проявилось?

Он надеялся, что сейчас доктор предложит пойти посмотреть на детей, но Виктор только кивнул, продолжая смотреть на фотографию.

— Сначала казалось, что все в порядке, — сказал он. — Потом… — он снова замолчал.

— Что потом?

— У них вдруг выпали волосы. С этого все началось.

Рекс посмотрел на фото. Уже тогда рыжие волосы у трех мальчиков были тонкие и редкие. Нетрудно представить их совсем без волос.

— И ничего нельзя было сделать? — спросил он.

— Я пытался.

— А сейчас?

— Теломеры четвертой и девятой хромосом закончились.

Рекс вздрогнул. Он представил себе, что должно было произойти с детьми, и доктор подтвердил его опасения:

— С тех пор клетки перестали делиться, а оставшиеся клетки постепенно умирают.

— Из-за этого нельзя сдержать процесс старения?

Виктор кивнул.

— Но ничего не потеряно, — заявил он.

Он выпрямился, положив руки на подлокотники, как будто собираясь встать.

— Ничего не потеряно? — удивился Рекс.

— Это мутация. Не более того. Теперь, когда мне это известно, я могу учесть этот фактор при отборе эмбрионов.

Рекс не знал, куда ему смотреть, чтобы скрыть свое изумление.

— Такова наша задача, — невозмутимо продолжал Виктор. — Мы должны исправить ошибки, которые Он в спешке допустил.

Рекс округлил глаза.

— Мутация — это ведь всего лишь ошибка в генах, не больше и не меньше, — не останавливался Виктор. — Так же, как и вот это. — Он поднес руку к своей верхней губе и провел указательным пальцем по шраму.

Рекс постарался незаметно отвести взгляд.

— Исправляя эти врожденные ошибки, мы исправляем себя, — заявил Виктор. — Только так мы можем поставить Бога на место.

Эти слова потрясли Рекса еще больше, чем имена, которые Виктор дал трем детям. Они невольно вернули его в прошлое, к той минуте, когда он подписывал открытку, поздравляя Виктора Хоппе с достижением, еще до их знакомства.

Вы обошли самого Господа Бога.

При воспоминании об этом случае ему стало ясно, что он, Рекс Кремер, одной невинной на первый взгляд фразой положил начало всему этому.

— Ну что? — Виктор отодвинул кресло и уже наполовину встал. — Вы ведь хотели посмотреть на детей. Пойдемте, они наверху, — не дожидаясь ответа, он направился к двери.

Кремер не сразу пошел за ним, и не потому что сомневался, идти или нет, а от растерянности. Когда он встал, у него закружилась голова. Он несколько раз моргнул и глубоко вздохнул.

— Доктор Кремер? — послышалось из коридора.

— Уже иду, — сказал он. Затем повторил про себя эту фразу еще несколько раз. Поднимаясь вслед за Виктором по лестнице, он пытался сосредоточиться на том, что сейчас увидит, но никак не мог выбросить из головы слова, которые только что услышал.

Мы должны исправить ошибки, которые Он в спешке допустил.

«Этого не может быть, — думал Кремер. — Он просто провоцирует меня. Виктор Хоппе провоцирует меня. Он водит меня за нос. Сейчас он скажет, что все это выдумка, и посмеется над выражением моего лица. Для этого он меня сюда и пригласил. Чтобы потом посмеяться надо мной. Как смеялись над ним».

В ту секунду, когда Виктор открыл дверь, Рекс все еще надеялся, что это выдумка. Даже когда Виктор зашел в комнату, и он услышал: «Михаил, Гавриил, Рафаил, это…»

Голос оборвался. Рекс еще шел по лестнице и преодолел последние три ступеньки одним прыжком. Еще два шага, и он уже был у двери и заглянул внутрь.

То, что это был класс, до него дошло только позже. В первую очередь он обратил внимание на доску, к которой большими быстрыми шагами направлялся Виктор. Он бросился к ней, схватил губку и стал стирать с доски. Рекс успел увидеть рисунок во всю доску. Там был нарисован человек. Мужчина или женщина. Лицо доктор стер первым движением. Остались только волосы, собранные в пучок шпильками. Значит, это была женщина. Пучок был нарисован белым, а вокруг него располагалось настоящее желтое сияние. Все это тоже было быстро стерто. Сияние и пучок навели Рекса на предположение, что был нарисован нимб, потому что у женщины также были крылья. Белые крылья, по форме похожие на большие овалы, были нарисованы по бокам.

Это был детский рисунок с простыми линиями, но именно поэтому все было легко узнаваемо. Но так же легко и стерто.

Затем доктор обратился к другой половине доски, которая была исписана текстом. И снова детское творение, на этот раз в виде слов, было безвозвратно стерто. Но Рексу было достаточно прочитать одно предложение, до того как его коснулась рука доктора, чтобы понять, что представлял собой остальной текст.

…сущий на небесах…

Виктор положил губку на место и обернулся. Он отряхнул руки, так что взметнулось облако пыли. Затем провел рукой по лицу. На рыжей бороде остались меловые следы.

Рекс на мгновение забыл, зачем пришел сюда, но, проследив за взглядом доктора, мгновенно вернулся в реальность.

Их было трое. Их на самом деле было трое, но, собственно, могло бы быть двое или четверо. Это не имело значения, потому что он сразу понял. Понял, что ничего не было выдумано. Что Виктор ничего не выдумал.

Когда осенью 1988 года срубили грецкий орех в саду доктора, мало кто из жителей деревни поверил Йозефу Циммерману, который уверял, что это принесет Вольфхайму беды и напасти. Не прошло и года, и даже самым большим скептикам пришлось признать, что старик был прав. К тому времени Жак Мейкерс уже разработал теорию, что несчастья распространяются по деревне так же, как проходили под землей корни дерева. Для сомневающихся он разворачивал в «Терминусе» карту Вольфхайма, на которой крестиками отметил места, где происходили несчастья. Каждый крестик был пронумерован и соединен волнистой линией с местом, где стоял орех. Кроме того, на полях карты Мейкерс под каждым номером указал детали происшествия, дату и имя пострадавшего. Свою теорию он подкреплял перечнем мелких бытовых неприятностей, обошедшихся без жертв, а на критические замечания по поводу того, что, например, корни дерева никак не могли достичь Ля Шапели, возражал, что напрямую расстояние оттуда до места, где стояло дерево, было меньше пятисот метров.