Гюнтер уже отошел от мяча метров на двадцать, когда увидел, что его друзья машут ему руками и что-то кричат. Но со своего места мальчик уже не мог читать по губам, что именно они кричали. Он сосредоточил свой взгляд на мяче, сделал еще один большой шаг назад и медленно наклонился вперед, как атлет в ожидании выстрела на старте. Мысленно слышал, как из-за спины его подбадривают: Гюнтер! Гюнтер!

Ох, какой сейчас будет удар! Еще шаг назад и…

Гюнтера Вебера сбил рейсовый автобус 12:59, который поворачивал на остановку перед площадью. Мальчик скончался сразу, как заключил врач, находившийся в одной из машин и сразу подбежавший к нему. Это сообщение было единственным утешением для его родителей, но им едва ли стало легче. Они потеряли своего единственного ребенка.

Виктор Хоппе стоял у окна на втором этаже и наблюдал за толпой. Казалось, все набросились на жертву, лежащую посреди улицы, как стервятники; они держатся от нее на расстоянии в несколько метров, образуя круг, поскольку жертва внушает им ужас. Приглядевшись, он смог рассмотреть испуганные лица людей, которые отворачивались и снова смотрели на погибшего. Кричащий мужчина пробирался сквозь расступавшуюся толпу. Это, должно быть, врач, предположил Виктор. А жертвой был погибший мальчик. Затем Виктор связал воедино шум, который он услышал незадолго до этого, и рейсовый автобус, стоявший неподалеку.

Жест врача был ему знаком. Оборвалась чья-то жизнь. Это просто: оборвать чью-то жизнь. Для этого не нужно никакого таланта. Это намного проще, чем дать жизнь. Оборвать жизнь можно в два счета. Даже если не хочешь этого делать. Теперь он это знал.

Виктор Хоппе продолжал завороженно смотреть в окно, сложив руки за спиной.

Слова врача потрясли толпу. Люди качали головой и опускали взгляд, кто-то закрыл лицо руками. Несколько мальчиков стояли кучкой и вздрагивали от рыданий.

Один из них отделился от толпы и побежал прочь. Виктор Хоппе узнал Фрица Мейкерса. Мальчик с криком бежал к площади. Там на земле лежали две стопки курток, метрах в трех друг от друга. Это были ворота. Неподалеку валялся мяч. Фриц бросился к мячу. Он скользил по асфальту своими длинными ногами. Казалось, он плывет по воздуху, как будто крик поднял его над землей. Со всей энергией и силой, накопленной за время бега, он ударил по мячу ногой. Вместе с его протяжным воплем мяч взлетел в воздух. Фриц не смотрел, куда он летел. Его длинные ноги подкосились, и он рухнул на колени, уронив голову. Его плечи снова затряслись. К нему стали подходить люди.

Виктор перевел взгляд на погибшего, который был, теперь он это знал наверняка, одним из деревенских мальчиков.

Кто-то принес покрывало. Врач накрыл тело покрывалом, так что теперь его не было видно. Смерть нужно как можно скорее скрыть, думал Виктор. Стереть, как ошибку на письме.

Он видел, как люди стали расходиться. Представление закончилось. Они возвращались в машины и в автобус и снова становились обычными туристами, едущими к пересечению трех границ. Воображаемая точка, как было известно Виктору, плод человеческой фантазии. Воображаемая, но существующая. Все хотели посмотреть на нее своими глазами, хотя на самом деле смотреть было не на что. Да, в этом месте ничего не было, но оно давало чувство опоры. Точка пересечения трех границ воспринималась как Бог. Она привлекала людей, но в то же время обманывала.

Вдруг люди снова стали вылезать из машин. Что-то привлекло их внимание. Виктор моргнул несколько раз. Люди, все еще стоявшие вокруг погибшего, расступились, на этот раз, чтобы пропустить прибежавшую женщину. Виктор узнал ее. Это была Вера Вебер. Теперь он знал, и кого сбил автобус. Врач поднялся и попытался удержать ее. Качая головой, он держал ее за плечи, но она вырвалась.

Виктор во все глаза смотрел на Веру Вебер. Женщина кричала. Женщина рыдала. Виктор протянул руку к окну, открыл его и придержал задвижку. Мягкий ветер принес в комнату леденящие душу звуки. Он уже слышал это раньше. Много лет назад. Это были звуки боли. Отчаяния. И безумия. Эти звуки затронули в нем что-то и высвободили наружу. Он задрожал.

Женщина опустилась на колени и сорвала покрывало. Она сделала смерть снова видимой. Ее голос стих. В мертвой тишине женщина обхватила голову мальчика руками и положила себе на колени. Она гладила его волосы. Она говорила с ним. Разве она не знала, что он мертв?

Бог дает, и Бог отнимает, Виктор. Запомни это.

Женщина поняла это. Она вдруг осознала это и перестала говорить с мальчиком. Она подняла голову, запрокинула ее назад, воздела руки в воздух, хватаясь за что-то невидимое. И пытаясь схватить пустоту, снова начала рыдать. Звуки исходили из глубины и снова задели в Викторе Хоппе что-то, отчего он опять задрожал.

Он закрыл окно, заперев звуки снаружи. Дрожь утихла. То, что он услышал, показалось ему необычным, но на самом деле эти звуки не были необычными. Они показались ему странными, потому что были незнакомыми. Потому что он не знал. Он не знал, что мать может испытывать такое горе от потери ребенка.

Родители Гюнтера удивились, когда к ним пришел доктор Хоппе. Они поставили гроб с телом сына в доме, чтобы люди могли прийти с ним проститься. Доктор был одним из первых, кто пришел.

— Мои соболезнования, — сказал он. — Я понимаю, что вы сейчас чувствуете.

Его приход и его слова произвели на них впечатление. Лотар и Вера Вебер сочли проявлением мужества то, что он пришел выразить свои соболезнования, в то время как сам сейчас столкнулся с ужасным горем и в скором времени потеряет не одного, а сразу троих детей. Поэтому они не посмели его спросить, хочет ли он лично попрощаться с усопшим. Возможно, это вызвало бы слишком много эмоций. Но он и сам вскоре об этом попросил.

— Хотите, я пойду с вами? — предложил Лотар.

Но он и от этого отказался. Виктор Хоппе один скрылся за тяжелыми шторами, отгораживающими место, где стоял гроб с телом мальчика. Доктор пробыл там недолго, но родители отнеслись к этому с пониманием. Они предложили ему выпить кофе, но он вежливо отказался.

— Если я когда-нибудь смогу вам чем-то помочь, — сказал он на прощание, — обращайтесь без колебаний. Вам не стоит полагаться на волю Божью.

После этого он ушел, оставив родителей Гюнтера в растерянности.

Привычным движением он сделал скальпелем двухсантиметровый надрез. Мошонка мальчика сжалась, онемела, как при внезапном погружении в холодную воду — типичная реакция организма для защиты яичек. Таким образом дольше сохранялась температура и, возможно, дольше оставались живыми клетки тела. Была доля риска, но риска оправданного. Кроме того, так он, по крайней мере, получал половые клетки, которые потом мог использовать.

Два яичка по размеру и форме напоминали высушенные белые бобы, которые слишком долго вымачивали в воде. Быстрым движением он отрезал их от семенных протоков и спрятал в баночку с ватой. Баночка тут же исчезла в кармане его куртки.

Он бесшумно застегнул брюки мальчика, лежащего в гробу.

Теперь нужно было действовать быстро.

Мы полагаемся на волю Божью.

Эти слова были написаны на похоронном извещении, которое Виктор нашел в почтовом ящике утром, перед тем как пойти к Веберам.

Он увидел в нем новый вызов. Как будто ему снова бросили перчатку.

И все, что было раньше, стало неважным. Как будто этого вовсе не было. Прошлое было стерто. Одним движением.

Одного взгляда на мальчиков было достаточно, чтобы повергнуть его в шок. Они казались старыми, очень старыми, прежде всего из-за кожи, которая словно высохла. Кроме того, они были худыми, поистине кожа да кости. Кремер увидел это в одно мгновение и сразу отвел взгляд, но глаза его будто сами по себе возвращались к мальчикам. И смотрел он не глазами ученого, а глазами любителя подсматривать.