– Нет. Но с ним я в безопасности. Он – известный гомик.

– Хмм! – Этот возглас должен был прозвучать по-светски равнодушно, но больше смахивал на испуганный вскрик. – Встречаешься с кем-нибудь?

– В данный момент нет.

– Не стоит, обжегшись на молоке, дуть на воду. Мужчины, конечно, никуда не годятся, – продолжала всеведущая мать, – но с ними порой забавно. Выходить замуж совершенноне обязательно. Хватит уж. Но только потому, что сама-знаешь-кто оказался подонком…

Микроволновка подала сигнал.

– Готово. Берем тарелки и идем в столовую.

По пути Джесси яростно переглянулась с Калебом. Она только что вслух не произнесла: «Можешь себе представить?!» Однако Калеба удивило, что Джесси так и не упомянула Фрэнка. Похоже, она пытается его уберечь. Стоит матери заинтересоваться Фрэнком, с бедным малым будет покончено. Калебу Фрэнк искренне нравился. Вряд ли Фрэнк столь же хорошо относился к нему, но Калеба это устраивало. Он готов был уважать Фрэнка за это.

Калеба мать никогда не спрашивала, есть ли у негокто-нибудь, и его это более чем устраивало.

Все расселись за столом. Молли налила вина себе и Джесси, а потом спросила Калеба, налить ли ему.

– Твой день рождения.

– Почему бы и нет?

Молитву перед едой они не читали. Мать все еще ходила на службу, но обращаться к Богу за столом, пусть и в тесном семейном кругу, ей казалось чересчур пафосным, мелодраматичным – театральным жестом.

– Ура! – сказала она, поднимая бокал. – Еще раз, дорогой. С днем рождения! – Молли сделала изрядный глоток. Каждый день она с удовольствием позволяла себе пропустить стаканчик-другой.

Зазвенели ножи и вилки. Все сосредоточились на еде.

– Как приятно, когда детки приезжают в гости, – умилилась Молли. – Тем более, старшенькому исполнилось уже – сколько?

– Обязательно считать? – поморщился Калеб. – Сорок один. Тебя это не старит?

– Мне нравится стареть, – сообщила она. – Жизнь, наконец-то, вошла в свое русло. Хорошая, спокойная жизнь. Я наслаждаюсь каждой минутой.

Калеб посмеялся бы над ней, но Молли действительно была всем довольна. С наслаждением разводила цветы, читала детективы и радовалась уединению. До ужаса независимая мать, ей хватала одного визита детей примерно раз в месяц или реже. Она никогда не брала у Калеба денег – дескать, спасибо, но пособия и двух пенсий более чем достаточно.

Но ведь действительно довольный жизнью человек не замыкается в настоящем, верно? Почему мать не решается заглядывать в прошлое? Молли Дойл никогда не вспоминала трудное детство в Квинсе. Никогда не рассказывала о тех годах, когда ее муж работал в полиции. Вообще не желала говорить об отце. Избегала любого намека на покойников. О Бене тоже не заговаривала никогда. А ведь Бен ей нравился, очень нравился – Калеба это даже удивляло. Он приезжал в этот дом с Беном, и мать откровенно флиртовала с его бой-френдом. Здоровый, крупный, мужественный – куда более мужественный, чем Калеб, – Бен обожал общаться с женщинами. В Молли при нем открывалась сторона, совершенно незнакомая ее детям – она становилась дружелюбной, легкой, остроумной. И работа Бена – он преподавал математику в частной школе – казалась ей более взрослой, «правильной», чем творчество сценариста.

Молли очень огорчилась, узнав о болезни Бена. Известие о его смерти потрясло ее. Чуть было не приехала в город на похороны. В последний момент позвонила сказать, что передумала. Это не ее мир, сказала она. Там она будет чувствовать себя незваной гостьей.

Калеб недовольно подумал о том, что снова использует память Бена в своих интересах. Нелепо обращать это воспоминание против матери. Разве она в чем-то виновата? Калеб передвинул бокал влево от тарелки – ему не хотелось пить чересчур быстро.

Джесси, морщась, пережевывала мясо – все еще злилась за «тонкий» намек на ее развод. Нужно оживить беседу, иначе они так и просидят весь обед, дуясь друг на друга.

– А ты, мама? Как у тебя дела? Двор выглядит потрясающе. Тюльпаны расцвели.

– Да-да. Если бы еще не тупой жеребец миссис Гальяно. Ее дог Перси. Является ко мне на клумбу принимать душ. Только бутоны завязались – гоняй его. Пришлось поговорить с миссис Гэг. – Мать захихикала. – Я сразу ей сказала: не будет водить пса на поводке, я из ее дога сделаю хот-дог!

Нет, матушке в чувстве юмора не откажешь. Ей присущи остроумие и насмешливый язык ирландки, не щадящей ни чужих – в первую очередь соседей – ни своих. Калеб и Джесси предпочитали ездить в гости вдвоем, иначе мать принималась прохаживаться на счет отсутствующего чада.

– А миссис Гальяно знай себе делает подтяжки. Кажется, уже третья, но кто ей считает? – улыбаясь, мать отрезала еще кусочек курицы. – Если глаза у нее станут еще больше, на лице уже не поместятся.

Убрав посуду, мать внесла торт – шоколадный торт из «Шопрайта», без поздравительной надписи, украшенный шестью свечками. Крохотные огоньки не разглядеть при дневном свете.

Что может быть печальнее, думал Калеб, чем сидеть перед купленным в магазине тортом и слушать, как двое родственников торжественно поют тебе «С днем рождения». Он задул свечи, так и не загадав желания.

– Чуть не забыла! – спохватилась Молли и выбежала из комнаты. Она вернулась с нарядно упакованным свертком в руках. По размерам похоже на книгу. – Просто знак внимания.

Калеб развернул бумагу. Действительно, книга, – он видел ее в магазине, антология под названием «Глупые рецензии», собрание критических отзывов на великие романы и прославившиеся пьесы.

– Тебя это позабавит, – сказала мама. – Видишь, в какое общество ты попал?

– Спасибо. Большое спасибо. – Подарок потряс его – не сама книга, но то, что мама знала.Калеб думал, она и внимания не обратила на его провал. Казалось, она живет в своем мире, ничего вокруг не замечает. И вдруг внезапный вопрос или «забавный» подарок обнаруживает: все-то она понимает. На свой лад, разумеется.

– Я видела вчера в «Таймс» статью этого отвратительного человека, – продолжала она.

– Какого человека?

– Критика. Который разгромил твою пьесу.

«Теорию хаоса» мать не смотрела, но отзывы прочла.

– Его статьи чуть ли не каждый день публикуются, мама. Он работает в штате.

Мать громко щелкнула языком и оскалила зубы.

– Я прихожу в ярость при одном виде его имени. Кто дал ему право писать такое? Тоже мне, судья!

– Мама, он критик. Это его работа.

– Откуда ты знаешь – а вдруг он прав, – вмешалась Джесси. – Ты же не видела пьесу.

Молли посмотрела на дочь.

– Я знаю твоего брата. Он не может написать плохую. – Она продолжала присматриваться к Джесси, словно опасаясь подвоха. Покачала сердито головой. – Вы двое – что бы я ни сказала, – все принимаете близко к сердцу. К чему я вспомнила этого человека? А вы-то с чего заступаетесь?

– Я не заступаюсь, – возразила Джесси. – Он – законченный идиот. Но я, по крайней мере, смотрела пьесу.

Мать набрала полную грудь воздуха.

– Джессика. Тебе лишь бы спорить. Переменим тему.

Они принялись за торт. «Клик-клик-клик» – звякали вилки.

Вот в чем проблема, подумал Калеб: у матери нет маски, нет «кожи», отгораживающей от мира.

– Наверное, ждешь не дождешься пятницы, – заговорила мать (опять начинается). – Тогда и будет настоящий праздник, да?

Калеб стиснул зубы.

– Сейчас тоже настоящий праздник, – пробормотал он. Ему бы тоже не мешало нарастить шкуру потолще.

– Много людей соберется?

– Целая куча, – сказала Джесси. – Знаменитости всякие.

– Кто да кто?

– Черри Джоунс. Кэтти Чалфант. Виктор Гарбер. Еще кто, Кэл?

Пустой номер.

– Клэр Уэйд обещала заглянуть.

– Увы, я никого из них не знаю.

– Клэр Уэйд! – возмутилась Джесси. – Кинозвезда! Она играла в пьесе Калеба. Прославилась благодаря «Венере в мехах». Ее имя на всех афишах.

– Откуда мне знать, если она не бывает у Рози О'Доннел? [26]– Мать постаралась не обижаться. – Кажется, это имя мне все-таки знакомо. Я бы узнала ее при встрече.