Альберт оставался единственным человеком в британском королевстве, пытавшимся сохранить объективность по отношению к русским, Виктория же считала это совершенно неуместным: «Русские такие жестокие и дикие». Она отслеживала и с горячностью перечисляла свидетельства их варварства: «Русские не похоронили своих убитых, бросили своих раненых, это позор. Многие их раненые стреляли в наших солдат и офицеров, пытавшихся оказать им помощь».

Широкая общественность никогда бы не узнала о бездумном приказе лорда Кардигана, бросившего в мясорубку шестьсот кавалеристов самого элегантного полка королевской гвардии и спокойно отправившегося после этого спать на свою яхту, а также о неумелых действиях военного министерства и штаба английских войск в Крыму, если бы не репортажи первого в истории военного корреспондента У. Г. Рассела, которые печатала «Таймс». В своих статьях журналист писал о героизме французских солдат, закаленных в алжирских кампаниях, о фронтовом братстве зуавов, ирландских и шотландских стрелков, но также о нерешительности командиров и плачевном состоянии английских госпиталей, сильно проигрывавших по сравнению с французскими, где всем руководили католические монахини. Возмущенная такой дерзостью корреспондента королевская чета хотела привлечь его к суду или, по крайней мере, запретить ему публиковать в самой популярной газете страны материалы, порочащие их нацию.

Англичане разбили свой полевой госпиталь в солдатских казармах в Скутари, пригороде Константинополя. Он представлял собой шесть километров кроватей, тесно придвинутых одна к другой, без вентиляции, без элементарных санитарно-гигиенических условий и света, если не считать нескольких свечек, вставленных в бутылки.

4 ноября из Великобритании в Скутари отправилась некая Флоренс Найтингейл, ангел во плоти или, скорее, фанатичка. Этой молодой женщине из богатой семьи удастся сделать то, чего не смогли сделать целые поколения мужчин: министров, лордов и генералов. Она отказалась от балов и замужества ради того, чтобы выполнить свое предназначение, став медицинской сестрой. Стань она посудомойкой, это не было бы столь скандальным. Ведь от британских медсестер и санитарок того времени чаще пахло алкоголем, чем камфарой. И в массе своей это были толстые тетки, неопрятные и грубые. А Фло Найтингейл этого просто не выносила. С шести лет она делала своим куклам операции, а позже использовала каждую поездку на континент с матерью и сестрой, чтобы выведать секреты какой-нибудь хорошей больницы и познать искусство спасения человеческих жизней.

Этой осенью 1854 года она была полностью готова к выполнению своей миссии. Ей исполнился тридцать один год. К счастью, новый военный министр Сидни Герберт, с которым она была дружна, не меньше ее самой радовался ее приезду в Скутари, где свирепствовали эпидемии. Первое, что обнаружила Фло Найтингейл со своей маленькой санитарной командой, это горы нечистот, окружавшие госпиталь и распространявшие жуткую вонь.

Несмотря на холеру, потери союзных войск были еще невелики: две тысячи шестьсот англичан и тысяча французов против пятнадцати тысяч у русских. Но 14 ноября сильнейшая буря посрывала палатки в лагере союзников и пустила ко дну двадцать один английский корабль, груженный провиантом и оружием. Начались перебои с продуктами: не хватало овощей, соленого сала и хлеба, не было даже дров, чтобы приготовить еду. Лорды Раглан и Кардиган носили связанные специально для них куртки из толстой шерсти, застегивая их на все пуговицы, а простые солдаты дрожали от холода в летнем обмундировании. Порой у них так смерзались усы, что они не могли даже рот открыть. Спасаясь от этой новой эпидемии под названием «русская зима» с ее снежными бурями и ледяным месивом под ногами, они тысячами стекались в Скутари, больные холерой, дизентерией и цингой. За три месяца этой ужасной зимней осады Севастополя в Крыму умерло около девяти тысяч англичан.

Перед отъездом из Англии Фло Найтингейл организовала сбор пожертвований среди своих лондонских друзей и набрала довольно внушительную сумму. Несмотря на враждебное отношение к ней главного врача госпиталя в Скутари, она с упрямой настойчивостью взялась за переоборудование больничных палат и кухонь, наладила снабжение госпиталя продуктами, закупила столовые приборы и организовала регулярное горячее питание пациентов. Она приказала оборудовать в казарме санузлы и ванные комнаты, и отныне каждый больной должен был каждую неделю принимать ванну. Она реквизировала в пользу госпиталя дом какого-то турка, поставила там баки для кипячения белья, набрала в качестве прачек солдатских жен, и проблема чистого белья была решена. Она заставляла проветривать палаты и прожаривать на солнце постели больных. Ничто не ускользало от ее бдительного ока, и когда экономка, военные врачи или ее собственные санитарки заявляли: «Это невозможно сделать», она отвечала, не повышая голоса: «Но сделать это нужно». Когда она спала? Ее персонал не знал этого. Между двумя или тремя обходами, которые она совершала каждую ночь, она писала книгу о Боге и вела обширную переписку с военным министерством, щедрыми благотворителями, родственниками и друзьями пациентов.

Она прекрасно знала, что хорошее моральное состояние больного является залогом его быстрого выздоровления. Так, с помощью шутки она отвлекала лежащих на операционном столе и одним лишь своим присутствием спасала тех, чье состояние казалось безнадежным. Она открыла читальный зал и устраивала там лекции. И свершилось чудо: количество смертей с сорока двух на сотню сократилось до двадцати двух на тысячу.

Мужчины прекращали сквернословить и «целовали ее тень, когда она проходила мимо». А она пользовалась их расположением, чтобы стать их банкиром и не дать им пропить все их жалованье. Виктория, вязавшая вместе с дочерьми и фрейлинами шарфы и перчатки для солдат, высоко оценила ее заслуги и даже позавидовала тому, что она приносит такую пользу: «Я хочу, чтобы мисс Найтингейл и ее помощницы довели до наших несчастных героических раненых и больных, что никто не принимает такого горячего участия в их судьбе, не разделяет их страданий, не восхищается их мужеством и их благородством так, как их королева. День и ночь она думает о своих любимых воинах. И принц тоже». Это письмо читали вслух во всех палатах госпиталя, и слушатели были тронуты до слез.

Но сотворенного ею чуда в Скутари было мало этой святой женщине с ее золотым сердцем и неиссякаемой энергией, и она отправилась в инспекционную поездку по другим английским госпиталям в Крыму: «Путешествие оказалось крайне тяжелым и проходило в жутких бытовых условиях. Целые дни напролет ей приходилось трястись в седле или багажном фургоне по каменистому и пустынному плато. Порой по нескольку часов она шла под снегом, падающим тяжелыми хлопьями, и лишь глубокой ночью добиралась до своего барака, проделав множество километров пешком по опасным оврагам... Она подхватила лихорадку и в какой-то момент сама оказалась на грани жизни и смерти. Но все равно продолжала работать. Даже если она не могла подняться с кровати, то могла писать и писала до тех пор, пока рассудок не отказывался слушаться ее... Когда по прошествии нескольких недель она достаточно окрепла, чтобы вынести путешествие, ее попытались уговорить вернуться в Англию, но она наотрез отказалась. Она вернется домой, заявила Фло, только после того, как последний солдат покинет Скутари».

Севастополь все не сдавался. Осажденные в городе моряки, солдаты, рабочие, горожане, в том числе и выпущенные из тюрем преступники, объединившись под командованием адмирала Корнилова [61]и получив благословение своих священников, днем и ночью держали оборону. По всему внешнему периметру города были возведены защитные сооружения: Карантинный, Центральный и Южный бастионы, Большой и Малый реданы, позиции Казарменной и Верхней батарей, Малахов курган, который постоянно укреплялся... Осада затягивалась. В Лондоне лорда Рассела, неспособного вести победоносную войну, в конце концов заменили на Пальмерстона.