В июле из Абердина прибыл новый врач, доктор Рид, он сменил при королеве сговорчивого Дженнера. Она настаивала на том, чтобы ее личный врач непременно был шотландцем и знал немецкий язык, что было необходимо для того, чтобы он мог лечить членов ее семьи, часто приезжающих к ней в гости.

Тридцатидвухлетнего Рида, уже имевшего в этом возрасте несколько университетских дипломов, было не так просто заставить подчиняться капризам ее величества. Он считал, что его пациентка пребывает в «отличном состоянии здоровья». Она больше ни на что не жаловалась, хотя время от времени ссылалась на расстроенные нервы, дабы избежать исполнения обязанностей, которые пытался навязать ей неуступчивый Гладстон.

На самом же деле больше всего она страдала от приступов ревматизма да еще от метеоризма, что было совсем не удивительно, поскольку у нее была привычка, унаследованная ею от ее деда Георга III, очень быстро поглощать пищу, особенно столь любимые ею пудинги. Она по-прежнему верила в благотворное действие свежего воздуха, что внушил ей доктор Кларк. Даже когда в Бальморале шел снег, она каждый день выезжала на прогулку в своей открытой коляске, запряженной пони, в сопровождении Беатрисы, у которой вскоре тоже начался ревматизм. Ее дочь считала сущим наказанием пребывание в этом сером ледяном тумане, окутывающем долину реки Ди.

У бедняжки Лео был собственный врач. Когда принцу стало настолько, плохо, что он не мог больше ходить самостоятельно, он стал передвигаться в шезлонге специальной конструкции, на трех колесах, которым очень ловко сам управлял. Несмотря на болезнь, он достойно исполнял все обязанности, положенные ему по рангу. Он был президентом Литературного общества и вице-президентом Художественного. Удобно расположившись среди мягких подушек на своей кровати, он запоем читал книги и журналы, а потом рассказывал о прочитанном матери. Когда он чувствовал себя немного лучше, то отправлялся в путешествия. Он уже давно мечтал побывать в Канаде и в конце мая поехал туда навестить Луизу, которая за два месяца до этого серьезно пострадала в аварии, в которую попал на улице Оттавы ее экипаж, когда она направлялась в нем на заседание местного парламента. У принцессы было порвано ухо. И с тех пор она жаловалась на сильные головные боли. Леопольд был младше Луизы всего на пять лет, брата и сестру объединяла любовь к живописи, опере и театру, а кроме того, им обоим нравилось проводить время в компании артистов. Они обожали друг друга.

Они предприняли поездку инкогнито по северу Соединенных Штатов, начав с посещения Ниагарского водопада и закончив Чикаго, где американский президент Гарфилд уже развернул свою избирательную кампанию. Нью-йоркская пресса не преминула заметить, что у Леопольда появилась новая собака по кличке Вик, и детей английской королевы стала именовать не иначе как «Vic’s Chicks» [124]. «Вульгарность американских газет превосходит всякое воображение», — писал де Лорн отцу. Брат с сестрой присоединились к нему в Квебеке, прелестном французском городке. После чего целый месяц они все вместе провели в просторном деревянном доме на берегу реки Каскапедия, где, по словам де Лорна, «ловился самый лучший в мире лосось». Каждое утро на рассвете Леопольд с де Лорном на каноэ поднимались вверх по реке, а Луиза вставала за мольберт, пытаясь запечатлеть на холсте первые лучи солнца, озаряющего дикие берега Нового Света.

Она постоянно жаловалась на невралгию, и в конце июля Леопольд забрал ее с собой в Англию, чтобы она могла пройти дома курс лечения. Оттуда она уехала в Мариенбад, любимое место отдыха венценосных особ, Рождество отпраздновала в кругу семьи в Осборне, а на Пасху отбыла в Италию... Как и ее мать, она любила путешествовать инкогнито и повсюду разъезжала под именем графини Сандриджской, как во время своего свадебного путешествия. В Лондоне она

возобновила общение со своими любимыми художниками, среди которых был и скульптор Бем, а также часто бывала у Берти, принимая участие в его веселых вечеринках в Мальборо-хаусе. Какой же контраст составляли они с провинциальными приемами в Оттаве! Она никогда не была такой красивой, такой жизнерадостной. А оставшийся в Канаде де Лорн носился там по прерии, вел переговоры с индейцами и приглашал британских журналистов сопровождать его в организуемых им экспедициях, чтобы с помощью их репортажей привлечь в эти места иммигрантов, а также капиталы, необходимые для завершения строительства тихоокеанской железной дороги. Через тринадцать месяцев, в ноябре, супруги увидятся в Ливерпуле, куда Луиза приедет, чтобы встретить мужа.

Лео объявил им о своей помолвке с Еленой Вальдек, юной немецкой принцессой, прекрасно осознававшей, на какие трудности она обрекает себя, вступая в этот брак. Она осмелилась открыто заговорить о них и обсудить условия своей будущей жизни во время беседы тет-а-тет с королевой, которая поначалу отнеслась к этому настороженно, но затем оценила ту зрелость, которую ее будущая невестка демонстрировала в двадцать один год.

В марте Виктория присутствовала на крестинах дочери Артура, а затем она и Беатриса отправились в их последнюю поездку на континент вместе с Леопольдом. Из Шербура в Ментону они ехали поездом в течение тридцати часов. Все начальники железнодорожных вокзалов были поставлены в известность о прохождении специального состава «графини Бальморальской» и обязаны были обеспечить его беспрепятственное движение. Чтобы создавать пассажирам как можно меньше неудобств, королевский поезд шел со скоростью не выше пятидесяти километров в час. Между восемью и девятью часами утра он делал остановку, чтобы королева могла спокойно умыться и одеться. Желавшие побриться мужчины могли заказать для себя кувшин с горячей водой, который доставляли им уже на ближайшей станции. Кроме того, поезд делал остановки на время еды. Все необходимые съестные припасы были взяты из Виндзора, но настоящие гурманы предпочитали им блюда французской кухни. .

Из окна своего вагона-гостиной Виктория смотрела на проплывающие мимо пейзажи и сразу же влюбилась в этот Лазурный Берег, пока еще нетронутый, с серебристой зеленью его олив, густой синью Средиземного моря, яркими бугенвилиями и чудесными белыми розами. «Я могла бы написать целые тома о волшебной роскоши средиземноморской растительности!» — воскликнула в восхищении королева.

Она поселилась в другом доме, принадлежавшем Чарльзу Хенфри, владельцу виллы «Клара» на итальянских озерах. У подножия альпийских отрогов, поросших оливковыми деревьями, расположилось шале «Розьер» в швейцарском стиле вроде того, в каком она жила в Баден-Бадене. Но стояло оно на самом берегу моря недалеко от прелестного городка Ментона, куда только что прибыл король Саксонии со своей свитой. Вечером городок расцветился праздничной иллюминацией в честь Виктории. Все суда, стоящие на рейде в бухте, были украшены китайскими фонариками, а военный корабль «Инфлексибль» сиял электрическим светом.

Мужская часть виндзорской свиты поселилась в гостинице по соседству, которую держали англичане, оттуда джентльмены вместе с Лео ездили в Монте-Карло, где с удивлением обнаружили, что половину игроков всех национальностей, теснившихся вокруг столов, покрытых зеленым сукном, составляют женщины.

На Ривьере Лео, казалось, ожил. Его мать тоже. Разгуливая с парасолькой в руке, она расхваливала благотворное действие солнца на ее моральное и физическое состояние. Доктор Рид понадобился ей лишь для того, чтобы вылечить больной зуб и простуженное горло. Как никогда полная энергии Виктория разъезжала по горным дорогам в итальянской коляске, доставленной ей из Милана, она посетила все окрестные деревни, монастырь, гончарную мастерскую. Остановившись выпить чаю на обочине дороги, она беседовала с женщинами, проезжавшими мимо верхом на своих осликах, и с бродячими музыкантами. Прачка из шале «Розьер» так расчувствовалась, увидев королеву, запросто сидевшую у дороги, что упала перед ней на колени.