Помолчав, Кейт произнесла:

— Интересно, каково это — выбрать такую участь?

Забавное умение увести разговор в сторону, переключить с себя на собеседника. Должно быть, таково обыкновение всех близнецов. Ну конечно, теперь понятно, что она имеет в виду.

— Ты о Саре? С ней, кажется, полный порядок. У нас практически не было возможности обстоятельно поговорить, все наши беседы происходили во время ее болезни. Или правильнее будет сказать, твоей. — Он сделал паузу, но Кейт ни о чем не спрашивала, поэтому он продолжал: — Она поправилась ровно в той же степени, что и ты. Сейчас она чувствует себя гораздо лучше.

— Я не просила ее болеть, — раздраженно отозвалась Кейт. — Я не желала ей этого. Я тут ни при чем. Я не хочу быть причастной к ее болезни.

— Думаю, у нее не было выбора.

Она сорвала длинную травинку и зажала ее зубами.

— Я никогда не задумывалась ни об исключительности близнецов, ни о собственной исключительности, это была данность, ничего другого я себе не представляла.

Она дернула ворота, но они оказались запертыми.

— Виктор и Зоя закрывают их, они опасаются, что малыши, оставленные без присмотра, могут пробраться сюда.

— Очень похоже на Таинственный сад, — заметила она. — Помните, в книге? [13]Скрытый от посторонних глаз, заросший, прекрасный. Недоступный, неприкосновенный мир.

— Обособленный, лучше сказать так. Пока я тебя искал, я прочитал кое-какую литературу о близнецах. Имя профессора Заззо говорит тебе что-нибудь?

Кейт покачала головой.

— Кто это?

— Французский ученый-психолог, признанный авторитет. Он определил отношения между близнецами как Таинственный сад, место, доступное только им двоим.

Кейт жадно вслушивалась в его слова.

— Я же говорю, как в книге. Они — единственные, кто может отыскать в нем дверцу. — Она на минуту задумалась. — Я даже представляла, что это были мы. Особенное, известное только нам место.

— Он более странный, чем ты думаешь. Он только ваш. Таинственный сад другой пары близнецов будет совершенно другим.

Кейт обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, но в темноте не смогла разобрать его выражения.

— Когда все, что у тебя есть, приходится делить еще с кем-то, — тихо сказала она, — неизбежно возникает потребность в собственной обособленности.

Разговаривать с этой девушкой было все равно что ступать по яичной скорлупе: слишком хрупким был эмоциональный контакт. Он попытался снова.

— В своих работах профессор Заззо объясняет, откуда берется косноязычие близнецов. Или автономная речь. Очевидно, набор коротких словечек и знаков, понятный только им, что-то вроде стенографии. Он отмечает, что во всех исследованных случаях наблюдается закономерность: при свободном порядке слов ключевое слово всегда используется первым.

Кейт лукаво рассмеялась.

— Лин одо биир, — сказала она.

— Ого! — шутливо удивился он. — Довольно непривычно для слуха. И что сие значит?

— Это значит «Кейт ходит в школу».

— Надо же, и вправду собственный язык.

— Мы не изобретали его специально, — объяснила она. — Какие-то детские словечки. Сама не знаю, откуда они взялись. Вряд ли я смогу вспомнить их все. Йаб — это, кажется, птица. Кок — что-то из одежды, наверное, носок. Это как игра, было весело, когда никто вокруг нас не понимал. Учителей это нервировало, особенно когда мы повзрослели. Они утверждали, что это вредит нашему развитию.

Кейт легко и непринужденно рассмеялась. Майкл решил воспользоваться моментом и осторожно спросил:

— Что означает «Бунуку»?

Кейт отшатнулась, словно от удара.

— Ты должна помнить, — мягко, но решительно настаивал Майкл. Он придвинулся ближе, чтобы не упустить ни слова.

— Будь начеку, впереди опасность.

Сказав это, она отвернулась и схватилась обеими руками за деревянную опору ворот. В сумерках, с вьющимися локонами и в светлом платье она была похожа на ангела, изгнанного из рая.

— Когда мне было одиннадцать лет, — вновь заговорила она, — я получила первый приз на конкурсе литературных работ. Мне пришлось готовиться к актовой речи и все такое. Я написала, что быть близнецом — это чудо. Просыпаться каждое утро с сознанием того, что, даже если мы спим в разных комнатах, в этот момент просыпается твоя вторая половина.

— А теперь? — Он с нетерпением ждал продолжения мысли.

— А теперь это стало проклятием. Проклятие, возложенное на нас обеих. Может быть, когда-то, когда мы были совсем маленькими, наши отношения и были Таинственным садом. Только со временем сад этот незаметно для нас обеих превратился в ловушку, в тюрьму. Мое единственное желание — вырваться из нее. — Он не мог сказать наверняка, отчего дрожит ее голос — от гнева или от горя. — Знаете, что самое страшное во всем этом? Боюсь, что, кроме всего прочего, и душа у нас одна на двоих. Меня всегда приводила в ужас эта догадка. — Ее глаза светились волнением, она ждала ответа.

— Каждый человек по-своему уникален, — сказал он. — Не сомневайся, твоя душа принадлежит только тебе.

— Это не ответ, он меня не удовлетворяет. Вам не понять моей тревоги, потому что теперь нас нельзя назвать одинаковыми внешне, мы перестали быть зеркальным отражением друг друга. Это раньше мы были поразительно похожи. Глаза, цвет кожи. Одинаковые волосы. Мы всегда были одного роста и одинаково сложены. Не знаю, как сейчас. Одинаково загнутый мизинец на одной и той же ноге.

Она приподняла босую узкую левую ступню. Он попытался рассмотреть ее, бледную в темноте ночи. И рассмеялся, несмотря на серьезность ее тона.

— Придется поверить тебе на слово. — И, помолчав, спросил: — Ты считаешь, что годы усилили внешнее различие?

— Да. Вероятно, мы относимся к третьему типу близнецов, когда материнская яйцеклетка делится до оплодотворения отцовским сперматозоидом, вместо того чтобы расщепиться после. Поэтому сходство нельзя назвать абсолютным. — Она машинально царапала ногтями светлую кожу своей руки, это не укрылось от внимания Майкла. — Сходством мы обязаны матери, различиями — отцу. Представляете, однажды выяснилось, что у нас одинаковый образ мыслей. Родители рассказывали, что мы, зайдя в комнату по отдельности, не сговариваясь, задавали один и тот же вопрос о человеке, с которым не виделись полтора года.

— Вы — ровесницы, вы жили в схожих условиях. По-моему, это не так уж странно.

Кейт вздохнула.

— Однажды она сломала ногу. — Снова явное нежелание называть ее по имени. — То есть… — Сомнение затуманило ее взгляд. — Я так думаю, это произошло по ее собственной вине. Мне позволили остаться с ней в больнице. Когда мы вернулись домой, игра в больницу стала нашей любимой игрой. Я была пациентом, она — врачом скорой помощи. Потом мы менялись ролями. В конечном счете мы настолько запутались, что уже и сами не помнили, кто из нас был болен. — Ее голос затих. — Даже воспоминания общие, они не принадлежат нам по отдельности.

— Когда у Сары была сломана нога, — спросил он тем же осторожным тоном, — ты случайно не чувствовала ее боли?

Кейт сосредоточенно нахмурилась.

— Это было так давно, что мне трудно быть в чем-либо уверенной. Но часто случалось так, что я ощущала ее эмоции.

— Тебе следовало рассказать об этом раньше.

Как Майкл ни пытался избежать обвинительного тона в голосе, ему это не удалось. Кейт тут же взвилась на дыбы.

— Я поверить не могла в то, что она до сих пор имеет надо мной такую силу. Столько лет прошло. Господи, я думала, что с этим покончено. — Она яростно трясла прутья ворот, давая выход чувствам. — Мне никогда не избавиться от нее. Никогда! Никогда! — упрямо повторяла она. Кровь прилила к ее лицу, голос стал резким. — Пропади она пропадом.

Майкла озарило.

— Это до сих пор продолжается? Она продолжает общаться с тобой?

Она протяжно, звучно выдохнула.

— Откуда вам это известно?

— Я внимательно тебя слушаю, — ответил он сухо. — Выкладывай.