Присев на край тощего матраца на узкой койке, он наблюдал за поведением ее отца. Доуни посмотрел за окно, стекло было грязным от засохших дождевых разводов. Его глаза были такого же золотисто-коричневого цвета, что и у его дочери, впечатление портили налитые кровью белки.

— А-а, — протянул он отстраненно. — Она теперь мне не принадлежит. Она принадлежит Церкви. И я не сомневаюсь, что Церковь сможет позаботиться о ней лучше, чем я.

Священник хотел что-то сказать, но Доуни, не замечая этого, продолжал:

— Сказать по правде, я потерял свою дочь давно. Когда Эйприл… умерла, я был в жалком состоянии, меня выбило из колеи — суд и все прочее.

Он шарил рукой в куче бумаг, пока не нащупал пачку сигарет. Быстрым натренированным хлопком Доуни заставил выскочить одну сигарету. Он зажег ее синей пластмассовой зажигалкой, поддерживая левой рукой дрожащую правую.

— Извините, — пробормотал он. — Даже говорить об этом… — Он глубоко затянулся и занял свое прежнее место. — Вы, вероятно, уже навели справки. Я утратил веру. Я больше не верю в Бога. Но Эйприл… в любом случае после… всего епископ был очень добр. По крайней мере, тогда я так считал. Сейчас я уже ни в чем не уверен. Его заботами Сару приняли в монастырскую школу без оплаты за обучение. Она была не в себе. Немудрено, потерять сразу и Эйприл, и Кейт… — Он провел рукой по редеющим волосам. — Иногда меня мучает мысль, что он отнял у меня дочь. Может, если бы мы остались вместе… кто знает? Я был неспособен принимать решения.

Отец Майкл неожиданно для себя сказал:

— Вы не баловали ее приглашениями в свой дом.

— Это верно, я нечасто забирал ее во время каникул. В общем, я как раз сошелся с Джен, ее дети тогда были совсем маленькими. Жили в тесноте. Сара не ладила с малышами, возникали трения. Хотя и не по ее вине. — Он торопливо добавил: — Она всегда была хорошей девочкой, нужно отдать ей должное. Это Кейт была сорви-голова. — Тень улыбки коснулась его губ, он добавил не без гордости: — Мой характер, к сожалению… Так вот, сказать прямо, отношения никак не клеились. Сара любила собак, с этим проблем не было, но она, бывало, и пальцем не пошевелит, чтобы помочь Джен по дому. Она никогда не давала себе труда навести порядок в своей комнате. Когда приходило время возвращаться в школу, там царил несусветный бардак. Джен это надоело. Я не вправе ставить ей это в укор. — Он тяжело опустился на другую кровать у стола. — Мы стали реже видеться, позже я узнал о ее решении вступить в орден. Я посчитал, что так будет лучше для всех. Я уверен, она никогда бы не совершила этот шаг, если бы сама не захотела этого. Понимаете, о чем я? — Он покосился на отца Майкла, пытаясь сквозь густое облако сигаретного дыма угадать его ответную реакцию. — Когда я сидел по другую сторону их проклятой решетки, мне казалось, — произнес он с горечью, — что там с таким же успехом мог сидеть совершенно чужой мне человек. Она уже не та девочка, моя дочка. Той больше нет.

— Мне жаль, что вы воспринимаете все именно так. Но факт остается фактом, ее здоровье ухудшается с каждым днем, и тому нет видимой причины. Мое единственное предположение заключается в том, что Сару мучают симптомы чужой болезни, болезни Кейт. Кейт — источник ее страданий. У близнецов такие случаи встречаются. Вот поэтому-то мне необходимо найти Кейт. Возможно, ее жизни грозит опасность.

— Понятия не имею, куда она могла пойти. Сожалею. Попробуйте связаться с инспектором по надзору в Бристоле.

— Разумеется, так я и сделаю. Кейт поддерживает с вами связь?

Взгляд Доуни остановился на онемевшем телефоне, стоящем на письменном столе.

— Нет, она не звонила, — съязвил он. — Поздравительных открыток тоже не ожидается. Мы расстались не самым дружеским образом. Так что, боюсь, ничем не могу помочь.

«Чертовски плохо, что не можешь».

— Вы наверняка помните, как девочки вели себя по отношению друг к другу, когда были детьми. Как вы относитесь к гипотезе о передаче болевых симптомов?

— Как мне к этому относиться? Никогда не задумывался об этом. — Он почесал затылок. — Наверно, в этом что-то есть. Я помню, как однажды Сара, крича от боли, сбежала вниз по ступенькам, мы не могли ее успокоить. Эйприл поспешила наверх в детскую и обнаружила там Кейт. Из пятки у нее торчала булавка. Она сидела тихо, без единого звука. Кажется, даже не заметила, как Эйприл вытащила ее. — Он затянулся. — Она была странным ребенком, — произнес он наконец.

— У меня к вам еще один вопрос, мистер Доуни. Сестра Гидеон обычно ничего не рассказывала о своей матери. У них были очень близкие отношения?

Доуни изумленно посмотрел на него.

— Близкие отношения? — Он попытался рассмеяться, но смех вышел какой-то жалкий и тут же захлебнулся в приступе кашля. Когда он наконец смог говорить, его голос был исполнен горечи. — Никто на свете не может быть близнецу ближе его брата или сестры. Больше ни в чьей любви они не нуждаются.

— Я всегда думал, что любой ребенок нуждается в любви.

Лицо Доуни вспыхнуло гневом. Майкл с удовлетворением отметил: по крайней мере, ему это было небезразлично.

— Я ведь не сказал, что мы не любили их. Я сказал лишь, что они не нуждались ни в чьей любви. Они — части единого целого. Они — самодостаточны.

Взгляд Майкла упал на его огромные тяжелые руки, пальцы были крепко прижаты к коленям. Посмотрев с вызовом в лицо священника, Доуни сухо произнес:

— Прежде чем судить других, вам следует на деле узнать, каково это — воспитывать близнецов. Это целая жизненная школа, можно сказать, университет, уж поверьте мне. Эйприл была с головой погружена в заботы о них, для меня даже минуты не находилось свободной. Одну положишь, берешь другую. Закончила кормить одну, принимайся за вторую. Поменяла у одной подгузник, переходи к другой. У нее не хватало времени на то, чтобы заметить мое присутствие в доме.

В его голосе зазвучала грусть. Впервые за время беседы в душе Майкла всколыхнулось сочувствие к этому человеку.

— Они были ей оградой, ее солнцем, центром ее жизни. Ее можно было понять. Малышки Сара и Кейт были просто красавицами. Куда бы она ни брала их, окружающие не переставали умиляться, заглядывая в коляску. Эйприл надевала им одинаковые платьица. Себе она часто подбирала одежду в тех же тонах, настолько она была горда. — Он сделал затяжку. — Куда мне было тягаться с этой парочкой. А спустя какое-то время я прекратил попытки. Не видел смысла, во всяком случае. Она получила от меня то, что хотела. Будь я жеребцом, она бы просто-напросто отправила меня на пастбище за ненадобностью. — Рой Доуни уставился на свои руки. Ни его лицо, ни голос не могли выразить больше, чем его руки, безвольно-вялые, бессильные. — Когда им исполнилось по пять лет, Эйприл потеряла к ним интерес. Наигралась. Они больше не были живыми куколками, они пошли в школу. Тогда-то и начались первые попытки свести счеты с жизнью. Говорят, попытка самоубийства — это призыв о помощи. Но когда я попытался ей помочь, она сказала, что никакой помощи ей от меня не нужно. Все, что я делал, было некстати. Она говорила, что когда я дома, в доме дурно пахнет. — Он помотал головой, словно отгоняя тягостные воспоминания. — И если бы она относилась так только ко мне… Она всегда отдавала предпочтение Саре — она требовала больше внимания, когда была младенцем. Когда ее одолевала депрессия, она срывала зло на Кейт. Говорила, что она противная, горластая, что она заставляла Сару совершать неблаговидные поступки. Я догадываюсь, что она ее поколачивала. — Выражение лица священника заставило его торопливо пояснить: — Просто поколачивала, не более того. Не подумайте, что она избивала ребенка.

Он сцепил пальцы в замок, словно отгораживаясь от неприятных воспоминаний.

— Бедная девочка Кейт. Тогда я ничего подобного не замечал. Я узнал об этом позже. И теперь не могу избавиться от мысли, что именно тогда что-то и пошло не так.

Помолчав немного, отец Майкл сказал:

— Мне очень жаль, что на долю вашей семьи выпали такие несчастья.