Далее, мы имеем здесь совмещение мифологии палеолита и бронзового века, а также и матриархата с патриархатом. С одной стороны, это символ необузданно творящей и уничтожающей природы, а с другой стороны, он оказывается вдруг в одной руке Зевса в то самое время, когда в другой руке у него скипетр — этот символ устоявшейся патриархальной власти, царский атрибут. Дошедшие до нас материалы показывают и таких Зевсов, которые, будучи связаны с двойным топором, содержат в себе признаки обоих полов, т. е. в очень яркой форме символизируют собой переходную ступень между матриархатом и патриархатом. Наконец, весьма нетрудно заметить на многочисленных дошедших до нас критских двойных топорах очень позднее и тонкое искусство, свидетельствующее о позднейших временах общинно–родовой формации и раннего рабовладения и о той высокой ступени культуры, которая несравнима не только с периодом палеолита, но даже и со многими периодами металла. Для историка–мифолога критский двойной топор — комплекс большой исторической сложности, и его мифология очень запутанна.
Указав эти необходимые предпосылки для понимания мифологии критского двойного топора, приведем теперь некоторые фактические материалы на основе новейших археологических исследований.
б) Двойной топор по своей мифологической сущности являлся символом какого–то верховного божества. Так, на одном золотом кольце, найденном в Микенах, имеется изображение женского божества, аналогичного миной–ской Рее, в окружении женщин под небесным сводом с Солнцем, Луной и звездой и с двумя соединенными вместе двойными топорами, парящими в воздухе. Это свидетельство если не «небесности» и верховности двойного топора, то его большой значимости. На саркофаге из Агиа–Триады (около 1400 г. до н. э.) мы находим изображения принесения в жертву быка и какого–то столба, увенчанного двойным топором с птицей на нем. Это тоже указание на то, что здесь символ чего–то возвышающегося над землей. На другой стороне того же саркофага — процессия трех женщин с сосудами в направлении к двум таким же столбам с двойными топорами и птицами. Тут же изображаются мужчины с животными и лирой, идущие к могиле молодого человека и совершающие обряд погребения. Кук (II 521 и сл.) считает, что здесь — свидетельство о мифе Неба и Земли (изображенных в виде двух двойных топоров) и о периодическом возрождении Зевса в виде отрока Загрея. Все эти столбы похожи на сосновые стволы, и можно считать, что здесь — указание на связь двойного топора с растительным миром. На другом саркофаге — лилиевидное растение с тремя цветками, у двух из которых вместо тычинок — двойные топорики, а в третьем вместо пестика — легкая колонка, увенчанная опять–таки двойным топором. Двойной топор, по–видимому, был как–то особенно связан в представлениях с лилиями: на указанном выше золотом кольце из Микен лилии тоже на первом плане. Изображение переплетения двэйных топоров с лилиями и с головами быка на вазах найдено в большом количестве на острове Псейра к северо–востоку от Крита. Встречаются изображения топора в виде распустившейся между рогами быка лилии; между двумя бычачьими головами — топоры в виде лепестков лилии; кроме того, между топорами — оливковые побеги (на вазе, относящейся к 1500 г. — первый позднеминойский период). На острове Мохлос найдена еще одна ваза, которая ясно выражает связь рукоятки двойного топора с растением (того же первого позднеминойского периода). Имеется и еще несколько подобных находок на Крите.
Далее, раскопки на Крите обнаружили металлические двойные топорики на колоннах и столбах, а также в орнаментах на тех же столбах. Эванс тоже считает эти изображения символом верховного критского божества. Было высказано предположение, что комбинация топора и деревянной колонны (или каменного столба) есть символ брака Неба и Земли. В Кноссе Эвансом в маленьких комнатах ритуального назначения были найдены две пары рогов с отверстиями, в которые некогда были вставлены рукоятки двойных топоров; двойные топорики остались тут же, около этих отверстий. Тут же найдены были терракотовые фигурки птицеобразной богини и жриц. Святилище это относится к 1400—1200 гг. до н. э. Находили двойные топоры между рогами быка на агатовых пластинках. Можно предполагать, что в указанном святилище совершалось служение двойному топору и быку. Топоры с ритуальными рогами встречались в раскопках и раньше. Таковы же изображения на вазах из Салами–на, на Кипре (в Британском музее), на свинцовых пластинках с характерным добавлением плюща на бычачьей голове, найденных в Ольвии, находки в Пантикапее (нашей Керчи) и др. Таким образом, этот символ имел огромное распространение в эгейском мире. Минойский культ рогов и топора существовал и в эллинскую эпоху, как это показывают, например, раскопки в Таренте.
Наконец, на одной гемме, вероятно с острова Мелос (опубликована Куком, II 544), мы находим изображение летящего крылатого бога с двойным топором в руке. Часто топоры несомы жрецами или богами. В Като–За–кро на глиняной печати найдено изображение жрицы, несущей священное одеяние для богини и двойной топор. В Палекастро найдены двойные топоры с орнаментацией, изображающей, между прочим, богиню с двойным топором в каждой руке. Афина на Крите тоже воспринималась близкой к Матери–Земле и тоже несущей двойной топор (монеты из Оксиринха эпохи Домициана, Тра–яна, Адриана и Антонина Пия). Афина с двойным топором фигурирует в коллекции св. Женевьевы в Париже среди египетских божеств. Тезей на краснофигурных вазах VI в. до н. э. изображается с двойным топором (в борьбе с Прокрустом). В храме Зевса в Олимпии на западном фронтоне фигуры размахивают двойными топорами. В память освобождения Тезеем дороги между Афинами и Дельфами от разбойников афиняне посылали во главе посольства в Дельфы человека, несущего двойной топор. «И когда афиняне посылали в Дельфы посольство, впереди шли те, кто нес топоры, как бы для возделывания [конъектура Блейдса] — Земли» (Schol. Aesch. Eum. 13).
В Дельфах тоже было найдено много двойных топоров. Археология вообще нашла и на Востоке, и на Западе немало фигур, несущих двойные топоры. Были двойные топоры и в виде быка.
На огромную религиозно–мифологическую значимость двойного топора указывают те поразительно разнообразные материалы, из которых изготовлялись изображения и всевозможные на них украшения.
Обнаружены бронзовые, золотые, агатовые, хризолитовые, янтарные, костяные двойные топоры; на них розетки, бисерный орнамент, разнообразные архаические фигурки женщин и головы животных (баранов, быков). Минойские топоры иной раз были украшены какими–то диагоналями и зигзагами, в которых исследователи усматривали молнию, но которые, надо полагать, имеют тут гораздо более глубокое ритуальное значение. Были на топорах цветы, бабочки с круглыми глазами, усиками, крыльями, концентрические круги, головы лебедей и уток. Самые топоры по своей форме напоминают иногда фигуру то человека, то быка, то бабочки или форму гонга. Была тенденция к удвоению двойных топоров — может быть, для символизации мужского Неба и женской Земли. В Палекастро найдены два двойных топора даже с большим количеством лезвий. Керамика тоже кое–где разукрашена двойными топорами.
в) Мы видим, таким образом, что миф и культ двойного топора на Крите (и в тех областях, где было влияние Крита) проникал решительно все бытие, неживую материю, растительный, животный и человеческий мир. Сначала, в древнейшую, бронзовую, эпоху, этот критский двойной топор, вероятно, не отличали от Кроноса. Это божество мыслилось в супружеских отношениях с великой минойской богиней, а эта последняя — аналог греческой Реи (Кронос — супруг Реи). Историки Истр и Ксе–нион говорят о жертвоприношениях детей Кроносу и что Куреты спасались от него в Идейской пещере. В мифе Кронос глотает своих детей. Этимология его имени, может быть, связана с ceiro — «убивать», «пожирать» — и указывает на «резака». Самый эпитет Кроноса — ап–cylometis, — возможно, надо понимать не переносно: «хитроумный», «кривоумный», но буквально: «с кривым ножом». Все это указывало бы на человекопожиратель–ную (и вообще жизнепожирательную) природу древнего критского Кроноса, который и есть не что иное, как Лаб–рис — этот страшный двойной топор.
