—

Мы работаем не ради денежного интереса, — мягко улыбаясь, заметил Романенко. — Это наш долг: спасти человечество от кошмарного ужаса наркомании... Полагаю, товар... мисс Лыскова перечислит деньги в один из наших благотворительных фондов.

—

Это дело Ольги Никитичны, — заметил Петров.

Напряжение снял Дин:

—

Сто фунтов из моей премии — единственно, что не облагается налогом в Англии, так эту премию за работу, — он обернулся к Романенко, — я отдам моей церкви — мы с ними делаем одно дело, и протестанты и коммунисты.

—

То же сделаю и я, — оказала Ольга, — перечислю на Мемориал жертвам сталинизма.

Грэйв, посмотрев на непроницаемое лицо Петрова, продолжил:

—

Ситуация такова, что нашей группе — мисс Лыскова, мистер Романенко, Дан и я — необходимо завтра вечерним рейсом вылететь в Лондон — мы должны подготовиться к встрече груза: во-первых, уста­новить, что это за фирма «Роу», которая должна получить товар в Тилбури, во-вторых... Для этого мы предполагаем ввести мисс Лыскову в эту фирму... Легенда: американская студентка славянского происхождения,

—

Грэйв улыбнулся, — правда, в это никто не поверит из-за ее поразительного американского языка...

—

Почему вы не хотите ввести туда своего агента? — спросил Петров.

—

К сожалению, служба контрразведки синдиката «Роу» очень сильна, можно предполагать, что они знают наших агентов...

А при том унылом скупердяйстве правительства, которое требует борьбы с наркотиками, но не очень-то отпускает деньги из бюджета, не так-то просто держать серьезную сеть осведомителей...

Ольга рассмеялась и, не отрывая глаз от сигары Грэйва, бесстрашно, не отрывая глаз от Романенко, закурила свою «Яву»; лицо Романенко закаменело, но это было лишь одно мгновение, потом в глазах разлилась патока; Господи, ну почему мы хамы — к своим и стелемся перед любым человеком из-за бугра? Может оттого, что матушка Екатерина привезла с собою из неметчины соплеменников и раздала им земли — вместе с крепостными рабами? С тех пор, может, и началась генетическая почтительность к каждому, кто говорит не по-русски?

—

Ольга не сможет вылететь завтра, мистер Грэйв, как, впрочем, и господин Романенко: они должны ждать вашей визы три недели...

—

Виза будет готова сегодня, мистер Петров, через пару часов, — чуть снисходительно улыбнулся Грэйв.

—

Это невозможно, мистер Грэйв, — повторил консул. — Генерал Романенко бывал у нас трижды, мы его знаем, к нему никаких претензий, вполне добропорядочный чиновник-исполнитель... Мисс Лыскова... Мы должны запросить Лондон... Вполне возможно, что она из КГБ или ГРУ... Мы дадим ей визу, бесспорно дадим, но сначала надо выяснить, кто она, чтобы службы могли предпринять соответствующие шаги накануне ее приезда.

—

Вы берете на себя ответственность за провал операции по захвату торговцев наркотиками, сэр? — холодно поинтересовался Грэйв. — Самой большой, сдается, группы...

—

Я отвечаю за выдачу виз, сэр, но никак не за операции таможенной службы, работающей в изумительно тесном контакте с русскими.

—

Кто вправе внести коррективы в вашу непреклонную позицию, сэр?

—

Посол.

...Посол был поджар, элегантен и весел:

—

Мистер Грэйв, я восхищен операцией, проведенной вами в контакте с русскими. Я понимаю, как вам нужна виза для мисс Лысковой, но вы же знаете нашу бюрократию...

—

Если мы не вылетим завтра, операция — а это уникальная операция, одна из самых ключевых, позволил бы заметить, — может оказаться под угрозой срыва...

—

Хорошо, я готов сейчас же отправить шифрограмму в Лондон, сэр...

Петров с интересом смотрел на секретаря райкома комсомола, который листал личное дело Ольги Лысковой; молодой парень; откуда в нем все это? Играет во взрослых? Или уже впитал в себя привычный стиль — запретить или отказать всегда надежней, исключен элемент риска, поправят, в конце концов.

—

Товарищ Петров, но ведь у нас бюро будет только послезавтра.

—

Ольга должна быть завтра в Лондоне. По делу, достаточно важному. Может, пустите ее бумажки в порядке опроса? Это можно сделать немедленно... Первый секретарь, кажется, здесь?

—

Уехал... И потом, у Лысковой был выговор... Еще не снят.

—

Каждый, кто работает, обязан иметь выговор — помимо бла­годарностей, конечно. А у товарищ Лысковой семь благодарностей за два года.

—

Нет, все же я не смогу подписать, товарищ Петров. Надо обсудить на бюро. Свою поддержку я вам обещаю.

Петров сдерживался с трудом:

—

Я, конечно, благодарен за вашу поддержку, но мне нужна печать на характеристике товарищ Лысковой... Сейчас. Немедленно.

—

Без обсуждения на бюро я печать не поставлю.

—

Послушайте, откуда в вас, молодом еще работнике, такой страх перед тем, чтобы выпустить человека за границу?

—

А откуда страх в ваших таможенниках, которые чемоданы туристов курочат, как барышники на толкучке?! — секретарь подался к Петрову. — Почему нищими ездим, чувствуем себя за границей, словно оборванцы какие?! Попрошайки! А икру ваши отбирают! Водку тоже! А это — единственное, что можно подарить взамен на обед, каким угостят! Люди ж колбасу под одеялом грызут в номерах! На суточные не едят, копят, чтоб жене платье купить на дешевой распродаже!

Петров удовлетворенно улыбнулся:

—

А я уж про вас подумал бог знает что... Все верно сказали. От рабства и дурства происходит все то, о чем вы говорили. Я пытаюсь кое-что ломать, — по нашей линии, — но это очень трудно — чудовищное, да, да, именно чудовищное сопротивление аппарата. Не хотят понять, что отмена идиотских ограничений угодна их же детям...

—

Так разгоните такой аппарат!

—

Да? А как это сделать? Идите ко мне шефом по кадрам! Вот и карты в руки! Погляжу, как вы сможете разогнать миллионы бюрократов... Ладно, ставьте печать.

—

Не могу, — сделавшись сразу же другим, собранно-закрытым, повторил секретарь. — И вы должны меня понять.

Петров поднялся:

—

Нет, я совершенно не должен вас понимать. Кабинетное критиканство недорого стоит...

В консульском управлении МИДа молодой человек подвинул женщине в форме таможенного управления фотокарточки Лысковой:

—

Мы глянцевые не принимаем.

—

Она сегодня вечером должна улетать, товарищ.

—

Повторяю, мы не можем принять эти фотографии... И потом — как она может улететь вечером, если на нее нет ни решения инстанций, ни английской визы?

Ричард и Ганс слушали босса, мистера Роу, который неторопливо расхаживал по большой гостиной, — мореное дерево, огромный камин, портреты п р е д к о в; мужчины в париках, женщины все больше сидят на белых конях — амазонками в черно-красном, и детишки среди цветов с пухлыми ручками и неестественно большими глазами.

—

Сразу товар получать нельзя, — медленно говорил босс. — Сначала надо убедиться, что за товаром не тянется

хвост.

Итак, Ричард просчитывает вероятия слежки, обеспечивает все радиоперехваты в порту и,

—

желательно, — в здании следственного управления таможни. Ганс берет под постоянное наблюдение Дина, этот юноша мне не нравится, его надо нейтрализовать, слишком сообразителен. Ганс больше здесь не появляется, ему забронирован номер в «Кларидж»... Купите смокинг... Вы одеты, как кокни, глупо... Ричард, вы будете работать в офисе — для вас оборудованы специальные комнаты, системы компьютеров, радиотехника, словом, все ваши игрушки. День я вам даю на отдых, молодцы, спасибо, ребята, — и он, открыв сейф, достал две толстые пачки денег, протянув каждому. — В случае, если мы благополучно продадим товар здешнему распространителю, каждый из вас получит по сто тысяч фунтов. Не мало?