И птиц здесь нет,

И горы на земле,

Поросшие седой сибирской пихтой, Далеки слишком.

— Э-гей! — я закричал. — Откликнитесь!

Небесные земфиры!

Я интервью намерен получить!

Но ветер, стоязыкий сплетник,

Унес мой крик

И масса тишины,

Как конвоир,

Вокруг меня замкнулась.

Я много ездил.

Скорость знал я крыльев,

Напор турбин

И выспренность винтов,

«ЛИ-2» спокойствие, треск мотоцикла,

Моторной лодки шум

Той, что неслась по Чаре,

По реке таежной

Вместе с песней Якута Вани.

Бродяжничал я много.

Я видел, как танцуют новоселы,

Отплясывая каблуками по паркету.

Я слышал споры жаркие

В стенах аудиторий

И в цехах-махинах,

Курил махорку вместе с пастухами,

И у костра сидел с охотниками вместе,

И ввысь глядел,

Туда, где звезды,

Завидуя чуть-чуть

Тем, кто способен покорять пространство.

Несбыточного нет.

Мой ТУ под солнцем стынет,

А я хожу, как херувим,

По тучам

И жалею,

Что калош не взял

И позабыл про джемпер.

А тут ведь небо.

Нет вокруг людей,

Которые с плеч сбросят ватник,

Чтоб тебе согреться.

И я кричу пилоту:

— Милый! Летим скорей на землю!

Мне скучно без планеты нашей,

Без людей и без якута Вани,

Без поваров,

Которые у плит,

Орудуя большими черпаками,

Готовят звездный борщ,

Без тех ребят, с которыми я жил на Абакане,

И подвиг их обычен:

Они в тайге штурмуют небо

Смолою шпал и синевою рельс.

Без рудокопов чернолицых из Бален,

Без рыбаков Мурмана бородатых,

Насквозь водой морскою просоленных.

Мне скучно без добра и без печали,

Без дел земных, пропахших потом,

Без радости трудов и переходов дальних.

Не нов я в теме.

Всяк горазд

В любви земле поклясться лишний раз.

Клянется ей в любви и тот,

Что из дому не уезжал ни разу.

А я клянусь, полазавши по тучам,

Нашлявшись в атмосферах безъязыких,

Поскандалив с ветром.

Я там, Земля, в любви тебе поклялся.

1957 г.

Что значит — «сердце переполнено любовью»?

Я слышу в этой фразе моментальность,

Которая как вспышка ослепит,

А после темнота еще теснее станет.

Тогда как светлячок,

Зеленый страж ночей,

Всю жизнь свою подвержен только тленью.

Не объяснять же тленье

Ленью?

А постоянный шум запруд

Желаньем «не пускать»?

Я славлю постоянство запруд и светляков,

Я против вспышек и «переполнений»,

Как только «пере» — значит, через край,

И ад не в ад, и рай не в рай.

Сейчас здесь ночь,

В пещере спят,

Сейчас здесь дождь,

Нас не бомбят.

Спит член ЦК Сисана,

И мой Свиридов спит,

И даже спит охрана,

Не спит один пиит.

(Пиит — значит, поэт по-старорусски. Тяга прозаика к поэзии очевидна, ее отметил Б. Пастернак в следующих строчках: «Я пью за семерых хозяек, за праздники на мясоед, чтоб полубогом стал прозаик и полным богом стал поэт».)

Боже мой, как, оказывается, не просто сочинять «в рифму».

Наверное, поэтому новаторы решили занести в поэзию писсуары,

Но постоянство, сопутствующее высокой болезни поэзии,

Обязано равно принимать

И маслянистость пулеметов у входа в пещеру

К партизанам Патет Лао.

Больше всего бойтесь моментальности!

Моментальное фото — это фото уродов!

И даже моментальность смерти уродлива,

Поскольку умиранию должно предшествовать раздумье.

Спит член ЦК Сисана,

И мой Свиридов спит,

В пещере под Сам Неа

Не спит один пиит.

Дождь кончился, и они прилетели. Особенная сволочь — это одномоторный «Эй Ди Сикс». Он винтовой, и поэтому может достичь каждого, кто был в нашем бронетранспортере: бомбой, пулей или ракетой типа «шрайк». Даже если успел спрятаться в воронку — точность попадания: Плюс-минус четыре метра.

Любите тленье светляков,

Любите.

Старайтесь медленнее жить

И не спешите.

Старайтесь видеть все вокруг без ослепленья...

Только тогда вы сможете нести в себе

Заряд того спокойного добра,

Которое так нужно людям,

Уставшим от боен, предательств и глупости,

И ослепительных деклараций, «переполняющих сердца».

Да, еще...

Прежде чем канонизировать писсуары в поэзии,

Следует поначалу разбить их, поскольку из кусков фаянса

Может получиться неплохих форм конструктивная композиция,

Особенно если ее скрепить опаленным осколком бомбы,

Брошенной с «фантома» В Долине Кувшинов Одним из «Май бай ми» [6].

Пещеры Патет Лао, 17 января 1968 г.

Я построил аппарат.

Рад был беспредельно.

Черные кнопки — в ряд.

Белые кнопки — отдельно.

Впрочем, аппарат имеет один недостаток — он великоват, словно счетно-вычислительная машина. Хотя это и есть некое подобие счетной машины. Это — электрическое устройство по определению человеческих мечтаний.

Я запустил мой аппарат —

Безмерно горд,

Ужасно рад —

В работу.

Лампочек зажегся ряд,

Проскрежетал мой аппарат

И выдавил ответ:

«Форд, Рено, Пежо, Фольксваген,

Поездка в турне: рейс Копенгаген.

Коттедж за городом,

Красивая морда.

Счет в банке,

Виски в банках.

И новая мебель с синтетической обивкой типа «африканская зебра» — таковы мечты подавляющего большинства населения». «Естественно, — продолжала машина, — я не учитываю мечты

Шизофреников,

Импотентов,

Параноиков

И добрых старух.

Их мечтания не являются типическими, равно как я не могу считать нормальной мечту нескольких индивидов, поскольку

Они мечтают о полотнах Матисса,

Охоте на тура, плотах на Тиссе,

Высоком искусстве, прекрасной даме и вдохновении».

Сеанс был окончен. Умолк аппарат.

Я очень был счастлив и страшно был рад

Тому, что умолк, наконец, аппарат.

Гад.

Я вынес аппарат во двор,

Купил по дешевке здоровый топор

И решил разломать эту скотину.

Но она, почувствовав нечто, Сказала:

«Болван, сукин сын, Хулиган и кретин!

Если ты недоумок, продай меня тому, кто сможет мною пользоваться».

И я понес мой аппарат — Ползучий змей,

Проклятый гад — На продажу в ООН.

Я был бы крайне рад

Продать вам чудо-аппарат!

Последнее открытье века:

Узнает все мечты человека!

Господин У Тан поинтересовался:

— Сколько стоит штучка?

—Ерунду. Семь полотен Матисса,

—Пять хороших собак для охоты

—И возможность жить все время гусиных полетов

—В дельте Нила.

—Господин У Тан сказал:

—Вот вам чек на миллион, но с одним условием: пойдите домой и уничтожьте ваш аппарат и никому, никогда и ничего о нем не рас сказывайте, ибо для удовлетворения всех человеческих мечтаний я должен иметь в своем распоряжении три миллиарда автомобилей, коттеджей и путевок в Копенгаген...

Я разломал мой аппарат,

Чему сейчас безмерно рад.

Купил себе машину,

Купил коттеджик сыну,

Посадил в фольксваген

И отправил в Копенгаген

Жену...

Между нами: никакого аппарата вовсе не было.

Просто я спекульнул идеей, рассчитывая в результате этого получить тысчонку-другую на продолжение начатой работы о сумасшествии Ван Гога.

Но оказалось, что продавая идеи, вы продаете себя.

Лучше оставайтесь нищим мечтателем, чем рантье,

Который стрижет купоны на колбасу и мебель

С человеческих мечтаний. Хотя, впрочем, не скрою:

Очень приятно ездить на белом бьюике