Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Очень на это надеюсь. Будет здорово.

Повисло мертвое молчание, прерываемое лишь приглушенным ревом на сцене над нами.

– Слушай, Линн. То, как мы расстались…

Она отмахнулась.

– Это жизнь, Марк. Ты сделал то, что должен…

– Знаю, но…

В дверь постучали, в щель просунулась голова Фрэнки.

– Транспорт ждет, братишка. Пора ехать.

– О'кей, Фрэнки. Дай нам еще секундочку. Линн, мне, похоже, надо…

– Ну конечно, конечно. Просто хотела поздороваться. И вот поздоровалась, а потому я…

– Да будет тебе, пойдем со мной до машины. А потом служба безопасности проведет тебя назад на стадион.

Быстрым шагом мы пошли по коридорам, с флангов окруженные Алексом и Фрэнки, и по пути я бормотал пустые, неловкие слова, о том, как глупо иногда себя чувствуешь, когда при тебе столько народу. Мы только-только повернули за угол, впереди показалась моя машина, стоявшая со включенным мотором у служебного выхода, и я уже собирался сказать Линн что-то про то, что в следующий раз, когда будет в Нью-Йорке, она должна мне позвонить, как Алекс гаркнул:

– Опасность на три часа!

Тут события, наезжая друг на друга, понеслись с сумасшедшей скоростью. Фрэнки чуть ли не подхватил меня на руки, протащил последние десять ярдов до машины и буквально бросил внутрь, после чего за мной с лязгом захлопнулась дверь. Справа от себя я услышал девчоночий визг, увидел, как прочь в сумрак укатывается отблеск чего-то хромированного.

Когда машина рванула с места, я сумел, подтянувшись, сесть на заднее сиденье и выглянуть в затемненное окно как раз во время, чтобы увидеть, как по пандусу скатываются три женщины в инвалидных креслах, а над ними с пистолетом наголо стоит Алекс.

С переднего пассажирского сиденья ко мне обернулся Сатеш:

__ Что там за переполох?

– Сэр, мы засекли угрозу Верховному Извиняющемуся, сэр, – сказал сидевший за рулем Фрэнки.

– Вот черт! Правда? Ты в порядке, Марк?

– В порядке. Только немного ошарашен.

– Надо думать, встреча с членами женской олимпийской сборной паралитиков США, которую мы наметили на девять вечера, когда ты будешь выходить со стадиона, отменяется. Какая жалость.

Я бросил на Фрэнки испепеляющий взгляд.

– Сэр, мы подумали, что опознали… я хочу сказать, мы опознали… – Он иссяк.

Оглянувшись в заднее окно, я увидел удаляющуюся громаду Стадиона ветеранов, залитую светом прожекторов и такую яркую на фоне ночного неба. В мозгу у меня застряло одно. Не женщины в инвалидных колясках, которые все кружили и кружили, точно лошадки на карусели, и не Алекс, который, стиснув зубы, обеими руками сжимал рукоять пистолета. Нет, это была Линн, которая смотрела вслед машине, и на лице у нее было все то же старое, знакомое выражение. То привычное выражение, казалось, говорившее: «Ну и остолоп же ты».

Глава двадцать седьмая

Как-то утром, проснувшись один в своей постели в Нью-Йорке, я обнаружил собственные тазовые кости. Поначалу я не мог взять в толк, как понимать эти два твердых выступа. Крупный мужчина чересчур хорошо знаком с географией собственного тела, но не с его геологией. Мы не задумываемся над проблемами мышечной массы и костяка, потому что тогда пришлось бы искать оправдания излишкам плоти, которые их скрывают, и проще вообще не поднимать эту тему, даже наедине с собой. Тем не менее вот они – чуть южнее мягкого горба живота два выступа кости, по диагонали уходящие к паху. Выбравшись из кровати, я голым стал перед зеркалом в полный рост. Теперь я понял, почему с Дженни меня ничего не смущало. Смущаться было нечего. «Любовные рукоятки» растаяли. С меня сошел вес.

Это было только логично. Внезапно до меня дошло, что за несколько месяцев я не съел ни одного сколько-нибудь запоминающегося обеда или ужина. Кутеж с икрой «Олмас» не в счет. В икре нет калорий. Вот почему ее едят богатые. К тому же мы раздавали весь шоколад, который мне стали присылать после моего появления в «Разговоре по душам». И несколько недель я скитался по всему свету, упуская те возможности поесть, которые некогда составляли бы для меня смысл поездки. Прежний Марк Бассет искал бы в Ирландии лучших соленых кренделей, устриц и лангустинов. Во Вьетнаме настоял бы, чтобы его повели в лучший ресторан попробовать фо, баснословно острую говяжью лапшу, краеугольный камень вьетнамской кухни. Он ел бы клешни крабов в Мумбаи и подкопченные кебабы в Карачи, за обе щеки, уплетал бы барбекю из креветок в Австралии.

Но новый Марк Бассет ничего такого не делал. Очевидно, я что-то ел, но как занятой человек: рассеянно и не замечая, что именно. Я даже не помню, было съеденное вкусным или нет. В Лондоне о таком и помыслить было нельзя. Качество пищи стояло превыше всего. В моей прежней жизни тон недели гораздо чаще задавали блюда, нежели люди, с которыми я их поглощал. В моем представлении о городе главное место занимало знание о том, где располагаются подходящие рестораны. В этой новой жизни необходимость в подходящих ресторанах отпала.

Разумеется, можно было бы сказать, что я потерял аппетит, но я предпочел другую точку зрения: просто нашелся новый аппетит, который никакого отношения не имел к тому, что я кладу в рот. После обеда я пошел на Пятую авеню и купил костюмы от Пола Смита: один в едва заметную ржавую полоску, другой – в возмутительную мелкую ломаную клетку. В магазине «Кензо» я подобрал к ним рубашки угольно-серого и сине-стального цветов, облегающие, а не обвисающие, в которых прятался раньше. Я пошел в «Босс» и там купил брюки, которые не приходилось затягивать ремнем высоко над пузом, чтобы они не спадали, и шелковые водолазки, на которые раньше и не смотрел из страха, что в них я буду выглядеть так, будто у меня женская грудь. (А она была.) В старые времена я, конечно, фантазировал о том, чтобы создать новую, щегольски одетую версию себя, но мне хватало реализма, чтобы понимать, что в таких магазинах я едва влезу в примерочную кабинку, не говоря уже об одежде. Но теперь все изменилось. Уже нет необходимости с отчаянием выискивать самый большойразмер, потому что я и в большие-то едва втискивался. Теперь у меня появилась новая игрушка, и этой игрушкой было мое тело.

С оплатой проблем не возникало. Я стал состоятельным человеком, даже если поначалу это казалось маловероятным исходом. Первым результатом моих извинений стало соглашение по вопросу рабства в Америке, и наши тщательно подобранные слова (как и предвещал Льюис Джеффрис) решительно никоим образом не сказались на конечных расчетах. Американское правительство согласилось предоставить Афроамериканскому комитету по репарациям за рабство все испрошенное до последнего цента, иными словами, миллиарды долларов в прямых личных, деловых и образовательных грантах, вкладах в афроамериканские банки, пожертвованиях общественным организациям с выплатой в течение следующих двадцати пяти лет. Дифференциала Шенка, из которого мне полагалась одна тысячная, тут не возникло, и это разочарование я снес как подобает мужчине. Затем последовало соглашение по рабству с Африканским Союзом, и вот тут дела пошли в гору. АС предложили (и он принял) на Целых двадцать пять процентов меньше прогнозируемой суммы, и одна тысячная из этих двадцати пяти процентов досталась мне. Хотя это стало львиной долей моего заработка, поступали и меньшие суммы от соглашений с Ирландией, Вьетнамом, на полуострове Индостан, с австралийскими аборигенами – все шло в копилку.

Однажды мне позвонил Макс и спросил, каково это – быть богатым.

– Честно говоря, немного нереально, – ответил я. – Я знаю, что деньги у меня есть, но не совсем понимаю, что с ними делать. Сумел только купить несколько хороших костюмов.

– То есть?

– Кажется, я еще не научился быть богатым.

– Позволь мне помочь, – сказал он.

Он прислал мне человека с проспектами и генерированными компьютером прогнозами доходности, который говорил про оффшорные зоны и прочные инвестиции и который в разговоре то и дело называл меня по имени. Он предложил особо надежные облигации ради стабильности, новые технологии ради роста и разработку природных ископаемых ради авантюры и больших барышей. Выходило, что именно их полагается покупать богатому человеку, поэтому, когда пришли документы, я их подписал.

49
{"b":"159200","o":1}