Парижане горячо отреагировали на трагедию: 26 февраля 2006 года на улицы города вышла многотысячная демонстрация. Взмыли на высоких шестах в серое зимнее небо фотографии дружелюбно улыбавшегося густобрового Илана и символ движения против расизма — желтые картонные ладошки, на которых было написано «не тронь моего друга». Люди шли тихо-тихо, и было слышно, как шелестели на ветру полотнища фиолетово-бело-красных флагов.

Натянуты отношения между молодыми африканскими мусульманами и евреями в 19-м парижском округе. Стычки, перебранки, драки. Ближневосточный конфликт переносится ими на парижские улицы. Субботним вечером 22 июня 2008 года семнадцатилетний еврей Руди Ш. вышел из дома с кипой на голове и был избит на авеню Эдуар Пети группой молодых африканцев, живущих по соседству. Они били его ногами, прыгали на нем. Соседи молча смотрели, и только проходившая мимо африканка так страшно закричала, что нападавшие разбежались. Парня в коме доставили в отделение реанимации госпиталя Кошэн.

…Отношения французов и англичан не отличаются теплотой. Они столько между собой воевали, что вряд ли когда-нибудь смогут полностью абстрагироваться от многовековой взаимной неприязни. Один из парижских вокзалов называется «Аустерлиц». Британцы любезностью отвечают на любезность: лондонский вокзал, до недавнего времени принимавший парижские поезда, назван «Ватерлоо». Постоянный обмен подобными колкостями не мешает тысячам британцев плюнуть на свою пасмурную родину и обосноваться во Франции. Многие живут в Париже, но не пренебрегают и югом, очень любят красивый район Овернь и Альпы. Там англичанами заселены целые деревеньки, и булочники приноровились печь хлеб на английский манер. Что привлекает британцев у «врагов»? Дешевизна жилья (в два-три раза дешевле, чем в Великобритании) и хороший климат. Но есть и фанатики французской кухни, искусства, языка. Обычно это очаровательные богемные интеллектуалы.

Из дневника Юлиана Семенова: «Молодой парнишка, англичанин Филипп, живет здесь на восемьсот франков. Четыреста франков в месяц на еду и четыреста франков на комнату в гостинице без удобств. Выясняю, почему он влюблен в Париж Объяснение: „В Лондоне ты ходишь в какой-то определенный ресторанчик, кафе, бар и там у тебя есть свой крут знакомых. И ты не можешь вырваться из этого круга знакомых. Если ты вырвешься, в любом другом месте ты будешь чувствовать себя чужаком и на тебя будут смотреть с доброжелательным или недоброжелательным, с приветливым или неприветливым, но каждый раз с удивлением. Какая здесь может быть литература, какой может быть столик со страницей бумаги и с отточенным карандашом на ней, если на тебя глазеют, если тебе задают вопросы, если тебя спрашивают, джентльмен ли ты, откуда ты, и кто твоя мать и, как шутят здесь англичане: „Если она проститутка, то мы это переживем, а вот протестантка — этого мы не простим““…

То же с американцами. Американцы, особенно двадцатых годов, лишенные той великой культуры, которой она стала в тридцатых и сороковых годах, эти американцы находили в Париже какой-то отрыв, что ли, от механического, индустриального общества, которое подчиняет себе человека, нивелирует и конформирует его. Здесь, в Париже, каждый живет собой, каждый живет своей жизнью. Промышленные предприятия вынесены за Большое кольцо, а центр отдан искусству, политике, финансам, бизнесу. Поэтому-то центр не являет собой такого довлеющего индустриального пресса, каким является Нью-Йорк и Лондон. Когда я говорю — американцы, которые потом стали культурой Америки, — я имею в виду Хемингуэя, Скотта Фицджеральда, которые именно состоялись в Париже и потом перенесли свою культуру в Америку и отдали себя Америке, и, в общем, по их телам американцы шагнули в равенство с европейской культурой, по их книгам. А книга писателя, это как его тело, это его свет».

Сегодня британцы и американцы преподают в Париже английский в многочисленных школах и центрах, читают лекции, пишут статьи для американских и английских журналов, что-то учат сами. Когда начинается тоска по отечественной литературе, отправляются в парижский книжный магазин «Village voice» на улице Принцесс в 6-м округе. Здесь выставлено 18 тысяч книг американских, британских и канадских авторов. Два этажа магазина бурлят, посетители не переводятся круглый день, постоянно устраиваются читательские встречи с писателями. Основала его в 1982 году самая англоговорящая француженка Парижа Одиль Элье — стройная, невысокая, кареглазая, чудесно улыбающаяся. Постоянно общаясь с англофонами, Одиль даже к каждой фразе по-французски прибавляет: «You know». В разговоре с посетителями ее карие глаза то и дело удивленно распахиваются и округляются, как у белочки. А когда она быстро взлетает по винтовой лестнице, ведущей на второй этаж, чтобы отыскать нужную книгу, то сходство это еще больше усиливается. Передо мной быстрая, хрупкая, выносливая белочка. Для того чтобы открыть магазин, Одиль несколько лет выбивалась из сил. «You know, днем работала, а ночью пекла пирожные на продажу. Как же я уставала! Не могла больше видеть тесто, не выносила запаха ванили, ненавидела кремы. Но своего добилась! Этот магазин — дело всей моей жизни!» Одиль не замужем. Несколько лет назад потеряла единственного брата. Он пришел к жене в роддом, полюбоваться на второго ребенка. Посмотрел на сына, поцеловал жену, выпил бокал шампанского и… умер от разрыва сердца. Через год умерла от рака и жена. Суеверный скажет — проклятье. Одиль не могла заботиться о племянниках, — это бы погубило магазин. Детей взяли на воспитание хорошие семьи, Одиль постоянно навещала племянников, а вернувшись домой, все короче обстригала волосы. «You know, Ольга, — сказала она мне, растерянно моргая круглыми беличьми глазами, — оказывается желание обрезать волосы является подсознательным выражением траура. Я тогда стригла прядь за прядью целый год».

…Время от времени в «Village voice» заходит полистать новинки и поболтать с друзьями высокий усатый американец Джим Хейнс. Родился он в Луизиане в 1935 году, отучился там в школе и университете, а в 1960-х перебрался в Англию. Как и все богемные интеллектуалы, он не любит ограничений и всю жизнь занимается тем, что его больше всего увлекает. В 1962 году организовал конгресс писателей и основал театр в Эдинбурге. Затем создал первую европейскую подпольную газету «Интернэшнл таймс». Потом принял участие в создании экспериментального лондонского ночного клуба, на открытии которого впервые выступила никому тогда не известная группа «Пинк Флойд». В 1970-х годах обосновался в Париже и до конца 1990-х читал лекции в парижском университете на тему «Социология и средства массовой информации» и вел семинар «Сексуальность и политика». Вот уже 30 лет Джим живет на улице Томб Иссуар в 14-м округе. Если открыть тяжелую дверь дома 83 по этой улице, пройти через подъезд с высоким потолком и открыть еще одну дверь, то глазам предстанет тихая аллейка. С левой стороны глухая стена, увитая виноградом, справа несколько небольших ателье артистов. В ателье под номером  А2 и обосновался Джим. Состоит оно из одной просторной комнаты с высоким потолком и мезонина, служащего спальней. Каждую субботу ателье наполняется соблазнительным запахом мяса и специй. Джим с двумя помощницами готовит блюдо для своего ресторана. Да, ателье на несколько часов превращается в самый необычный парижский ресторан. Вечером на Томб Иссуар собирается до полусотни людей — журналистов, педагогов, переводчиков, писателей, издателей, пенсионеров, студентов. Всех Джим встречает доброй улыбкой и, щекоча щеку пушистыми усами, обнимает. Каждый кладет на полку с книгами конвертик с деньгами. Кто сколько хочет или может — 10,15, 20 евро — никаких расценок в ресторане у Джима нет, и даже пришедший без гроша будет досыта накормлен. Помощницы раскладывают по тарелкам вкуснейшее мясное кушанье с рисом, разливают по бокалам вино, и начинается празднество. Столы отсутствуют. Люди с тарелками разбредаются по ателье, собираются по интересам, моментально находят общий язык Летом выходят на тихую аллейку перед ателье. Кто-то садится на ступени. Смешиваются французская, английская, русская речь. Все искренно, просто, легко.