…Самым страшным днем для парижской еврейской общины навсегда останется 16 июня 1942 года. В доме 22 по улице Экуфф на рассвете были арестованы 44 жильца — взрослые и дети. Их увозили 40 полицейских. Ни один из арестованных из концлагеря не вернулся. На улице Оспиталье Сен-Жерве, где с 1846 года работала первая общинная школа израэлитов Парижа (в доме 6 учились мальчики, в доме 10 — девочки), в тот день арестовали и отправили в концлагерь 165 учеников и их учителя. По «еврейскому вопросу» работало 900 полицейских и жандармов. Они проходили улицу за улицей, квартал за кварталом. Из квартир выводили еврейские семьи, сажали в автобусы и отвозили в Дранси и на Зимний велодром. Шесть долгих дней 13 тысяч стариков, женщин, мужчин и детей провели в чудовищных условиях: без еды, без воды. На всех было шесть туалетов, стояла страшная жара, у многих началась дизентерия. 22 июня выживших отправили в Собибор и Освенцим. Из 13 тысяч вернулись 30 человек Из 3500 детей не выжил никто.
Руководил арестами шеф полиции Виши Рене Буске. Именно он в августе того года аннулировал официальное разрешение оставлять детей арестованных и подлежащих отправке в Освенцим евреев в свободной зоне — хотел узаконить свои уже сотворенные и грядущие зверства. Его не осудили — преступника защищал Франсуа Миттеран. В 1993 году адвокату-антифашисту Сержу Кларсфельду удалось начать процесс против петенизма. Буске должен был выступить на нем в качестве свидетеля. Кларсфельд надеялся перевести Буске из категории свидетеля в категорию обвиняемого, но тот никогда не вошел в здание суда. 8 июня 1993 года он был убит у себя в квартире на авеню Рафаэль в 16-м округе. Убийца — Кристиан Дидье — представился курьером Министерства внутренних дел и выстрелил в Буске в упор. «Я отомстил за Зимний велодром», — довольно заявил он полиции. А Кларсфельд был в отчаянии — процесс против петенизма не состоялся.
В годы войны все добро евреев — картины, драгоценности, мебель, квартиры — присваивалось, и в течение десятков лет никто не заводил речь о его возвращении. Опираясь на антисемитские законы Виши, префектура реквизировала принадлежавшие евреям дома 6, 22 и 24 по улице Франсуа Мирон. После освобождения они перешли в собственность города, и о необходимости вернуть дома законным владельцам речь зашла лишь в 1996 году, после выхода в свет книги Брижитт Витал-Дюран «Частное владение», рассказывающей о грабеже евреев Марэ во время войны. Позором общины стал бессарабский еврей Жуановичи. Во время оккупации он создал с шефом французского гестапо Анри Лафоном фирму и заработал колоссальное состояние. Лафона в конце 1944 года казнили, а Жуановичи вывернулся, доказав, что поддерживал Сопротивление. В 1950-х годах его осудили за экономические аферы.
Если предателей евреи вспоминать не любят, то имена тех, кто им во время войны помогал, а таких было немало — три четверти выживших евреев обязаны своим спасением простым французским семьям, — помнят, чтят и называют праведными. В тот момент, когда французы поняли, что арестованных евреев ожидает верная смерть, они стали их прятать, кормить, выдавать их детей за своих. Даже кардинал Герлье, на авторитет которого во многом опиралось правительство Виши, обратился 2 сентября 1942 года с коммюнике: «Проходящая ныне депортация евреев по всей территории Франции провоцирует столь болезненные сцены, что мы обязаны протестовать. Мы присутствуем при жесточайшем разлучении семей, и никому нет пощады — ни старику, ни слабому, ни больному. Сердце сжимается при мысли о том, что вынесли тысячи людей, и еще больше о том, что им предстоит».
Именно это обращение заставило президента вишистского правительства Лаваля ужесточить тон в разговоре с боссами СС. В тот же день они отметили: «Президент Лаваль объяснил нам, что наши требования относительно еврейского вопроса наткнулись в последнее время на невиданное сопротивление со стороны Церкви. Шеф этой оппозиции — кардинал Герлье. В связи с этим президент Лаваль просит по возможности не выдвигать ему новых требований по еврейскому вопросу и, в частности, не указывать число евреев, подлежащих депортации». Так благодаря сопротивлению Церкви была аннулирована программа отправки в концлагеря пятидесяти поездов по тысяче евреев каждый, которую полиция Виши должна была выполнить с 15 сентября по 30 ноября 1942 года. Но начиная с 17 сентября три поезда по тысяче человек все же отправлялись в Освенцим еженедельно. Всех узников отлавливала французская полиция. Еще больше полиции свирепствовала милиция, созданная в 1944 году по желанию немцев — французские фашисты сотрудничали с гестапо и, осознавая приближающийся конец, творили страшные зверства и грабежи. Особенно отличились Поль Тувье и Клаус Барбье, которые много позднее были осуждены благодаря усилиям того же Сержа Кларсфельда и его жены Беаты, лично ездившей в Боливию, где прятался Барбье, и добившейся его выдачи французским властям…
Великодушно простив трагедию времен Виши, французские евреи, не останавливаясь, проходят мимо мраморных дощечек с именами депортированных жильцов, прикрепленных к стенам сотен парижских домов. Одна из них, недалеко от моей квартиры, гласит: «Здесь 25 июля 1944 года гестапо арестовало 17 детей. Они были вывезены в Освенцим-Биршенау и моментально уничтожены. Не забудем жертв расовой ненависти». Младшему депортированному, Анри Минденбауму, было два года, старшей, Мириам Сонненблок, 11 лет. С ней погибли ее братья — четырехлетний Симон, шестилетний Лиман, семилетний Жан и девятилетняя сестра Марта. Стараюсь представить, как Мириам помогала одеться четырехлетнему Лимону, как прятал в рюкзак книжку только что научившийся читать Жан, Лиман судорожно собирал карандаши, а у Марты, понявшей, что их ждет, не по-детски похолодели руки. И как в грузовичке, увозившем их в никуда по пахнущим теплым асфальтом рассветным улицам, к ним пристроился еще заспанный двухлетний Анри Минденбауму…
…Гонения на евреев в Париже не ограничивались временем Второй мировой войны. В Средневековье многих обвиняли в колдовстве, надругательстве над христианскими святынями, казнили и прибирали к рукам хозяйство. Антисемитизм на протяжении французской истории то затихал, то разгорался с новой силой. Тогда любой предлог был хорош, чтобы выказать свою неприязнь. 6 сентября 1933 года тринадцатилетняя Соня Розенваг, жившая на улице Шампионнэ в 18-м округе, попросила младшего брата Лазаря сбегать к сапожнику на улицу Летор за починенными башмаками. Сапожник ненадолго вышел, попросив приглядеть за мастерской хозяина соседнего бистро Тиоласа. Он позвал ребенка к себе: «Почему ты так плохо говоришь по-французски? Идиот, или приехал из другой страны?» Лазарь испуганно молчал. Тогда Тиолас, к восторгу полупьяных завсегдатаев, снял с него штанишки, «чтобы узнать вероисповедание». Тут в бистро появилась Соня, начавшая волноваться за брата. «Грязная свинья!» — закричала она тоненьким голоском. Тиолас схватил Соню за руку и потащил жаловаться на оскорбление в полицейский участок. Полицейский девочку отругал. Тиолас злорадствовал: «Это будет дорого стоить. Или твоя мать заплатит штраф в 500 франков, или вашу семью ждет тюрьма!» Соня глотала слезы: «Пятьсот франков! Где же мама достанет такие деньги? Как быть?!» Вернувшись с братиком домой, она приготовила ему полдник (мама еще не вернулась с работы), написала прощальное письмо и пошла к Сене. Тело девочки выловили на следующее утро. Пару дней парижане ходили смотреть на «мерзкого Тиоласа», испуганно перетиравшего за стойкой стаканы, но вскоре их умы заняли новые истории и события, и никто больше не вспоминал девочку с аккуратной челкой, в мешковатом платье и дешевых хлопковых чулках, собиравшихся складками на коленках…
Антисемитизм во Франции существует и сегодня. Проявления его порой очень жестоки. 20 января 2006 года уроженец Берега Слоновой Кости Юсуф Фофана организовал с десятью сообщниками, называвшими себя «Бандой варваров», похищение молодого еврея Илана Халими. В течение месяца юношу пытали, прижигая сигаретами и кромсая ножом, а потом, агонизирующего уже, выбросили на дорогу. Заманила Илана на квартиру в парижском предместье Баньё девушка по имени Ялда. Юсуф поручил ей найти любого еврея, дескать, «они все между собой солидарны, богаты и обязательно заплатят выкуп». Она зашла в близлежащий магазин мобильных телефонов и увидела работавшего там Ила-на. Продолжение известно. Сейчас Ялда в заключении и уже трижды пыталась покончить с собой, ее посредники тоже отбывают наказание, а Юсуф, хотя врачи не нашли у него психических отклонений, несет в тюрьме белиберду: «Инч Аллах, придет коммандос и освободит меня. Политически — я трофей войны, которую ведут сионисты из Нью-Йорка. Экономически — арабские нефтяные компании во имя Аллаха захотят любой ценой освободить трофей войны». Во время суда судьи пытались разговорить этого чернокожего антисемита, но он ни разу не вспомнил о своей жертве, только повторял: «Аллах и его пророки не любили евреев» и, подписывая допросы, коряво добавлял в уголке «Смерть Израилю». Требовал постоянного присутствия судьи по фамилии Гоэтзманн. «Я предпочитаю Гоэтзманн, потому что она еврейка. Я хочу смотреть в лицо моим врагам». Шесть братьев и сестер садиста вполне ассимилировавшиеся во Франции люди, все работают, папа — пенсионер, мама — уборщица. Кто знает, может, в ней и дело, ведь однажды у Юсуфа на следствии вырвалась фраза: «Мне было стыдно, когда родители убирали сортиры». Эксперты вынесли вердикт: «Эгоцентричен, доминатор, манипулятор. Страдает нарциссизмом». С момента своего заключения он сменил 36 адвокатов и честно признался судьям: «Я здесь для того, чтобы вас доставать».
