Чтобы поподробнее разузнать о жизни парижских аристократов, я отправилась в тихий 15-й округ, к сестре виконтессы Элен де Сен-Венсан, графине де Кергорлэ.

«Несу железо и несом железом» — таков тысячелетний девиз славных графов Кергорлэ из Бретани. Они в родстве с древними семьями Роан, Петивьер, Риё, д’Авангур и даже с Бурбонами, а значит, с французскими и английскими королями. Мадам де Кергорлэ сердечно встретила меня на пороге большой квартиры в современном доме, но со старинной мебелью и портретами загадочно улыбающихся дам в серо-голубых париках. Такая же миниатюрная, как и сестра, Беатрис де Кергорлэ говорит не спеша, тихо, будто прислушиваясь к своим словам и оценивая их — не слишком ли резки, не могут ли кого ненароком обидеть. Простая, с мягкой улыбкой и внимательным взглядом, она само воплощение хорошего тона. Все среды графиня проводит в соседней церкви — занимается в кружке с детьми прихожан. В молодости изучала историю, выйдя замуж посвятила себя воспитанию шестерых детей. А теперь, когда они выросли, вернулась на факультет, вновь часами просиживает над книгами, документами, архивами. Ее страсть — кровавый и бурлящий XVIII век Беатрис де Кергорлэ беспристрастно, как истинный историк, пытается понять, что предрешило трагическое развитие событий, и задается вопросом, можно ли было его избежать. «Все было готово для реформы, — печально говорит она, — проработан налоговый проект. Увы, священники и парламентарии категорически отказались платить. Что мог поделать король в подобной ситуации?» Двор Людовика XVI ее семье был знаком не понаслышке — прародительницу ее мужа, шестнадцатилетнюю графиню де Кергорлэ представили королю 22 января 1789 года в Версале. Ее имя записано рукой монарха на двух из 84 игральных карт. Это означало, что отныне юная графиня была допущена к сиятельным играм в карты, обедам и ужинам — желанная привилегия всех придворных. Карты эти, найденные после казни Людовика в его секретере, хранятся в парижском музее Карнавале.

…Начинаю разговор с комплимента французским аристократам, сумевшим сохранить веру.

— Веру, к счастью, сохранили не только мы. Приехав в этот, более скромный по сравнению с 7-м, округ, я узнала глубоко верующих людей, чьи родители трудились на заводах. Да, они маленький островок в нашем гигантском округе, но им удается невероятно много делать для церковной общины. А аристократы никогда не были многочисленны. Даже в XVIII веке аристократия представляла один процент населения, теперь нас еще меньше — две-три тысячи семей. И надо признать, что до революции не все аристократы становились примером, в особенности в Париже и больших городах.

— Почему?

— Разница между деревенской аристократией и знатными парижанами огромна. Первые были неразлучны с крестьянами и им близки: вместе работали в будни, вместе молились в воскресенье. А аристократы Парижа транжирили. В какой-то мере мы революцию заслужили. Все происходило как в России, за революцией последовал террор, будто кто-то запустил страшную машину и не в силах был ее остановить. Тирания, ужас, повсеместные доносы, самодоносительство из страха. Сколько смертных приговоров, подписанных не глядя, я нашла в архивах! Об этом, увы, ничего не рассказывают во французских школах, а следовало бы. Те, кто продолжает обучение на факультете, узнают правду, в школах же педагоги твердят: «Все, что было до революции — плохо, все, что потом — хорошо». Зачем? Ведь это противоречит исторической истине.

— Есть ли различия между провинциальной и парижской аристократией сегодня?

— Провинциальные старые семьи искренни и очаровательны, а в Париже, увы, как всегда, часты отчужденность и холод. Хотя надо признать, что и среди живущих в Париже аристократов существуют люди открытые. Обычно это те, кто много путешествовал в связи с профессией. В семье моего мужа одна из кузин вышла замуж за посла Бельгии. Они провели долгие годы в Иране, США и стали космополитами.

— Вы делаете различие между старой аристократией и аристократией Наполеона?

— Самое несущественное, и это не мешает нам их любить. Они тоже — история Франции. Происхождение, как и цвет кожи, не заслуживает внимания. Главное — мир и уважение друг к другу. Аристократом я считаю того, кто ведет себя как оный, кто честен, прям и хочет быть лучшим. В давние времена у нас был «налог крови» — аристократия воевала и взамен освобождалась от уплаты налогов, работать ей было запрещено.Возможно, и революция произошла из-за этого. Каково было остальному населению наблюдать за ничего не делающими в мирное время аристократами? Сегодня, на мой взгляд, аристократы возвращают свой долг, служаприхожанам в церквях, занимаясь с их детьми. И традиция работы для других возникла во многих аристократических семьях, в том числе в нашей, еще в XIX веке.

— Расскажите о семье вашей мамы.

— Семья тяготела к традициям. Это характерно для аристократов запада Франции — Пуату, Вандеи. Они чаще и охотнее других платили «налог крови» и горячо верили. Есть аристократы, приходящие в воскресенье на службу, чтобы повидаться со знакомыми. У мамы вера была глубокая. Она, как и ее сестра и пятеро братьев, жилаверой.

— Как познакомились ваши родители?

— Вскоре после Второй мировой войны. Мама участвовала в организации ужинов для аристократических семей. На одном из них к ней подошел молодой военный, вернувшийся из командировки в Ливан, Сирию и Мадагаскар. «Вы любите сенегальцев?» — спросил он ее с улыбкой. Не знаю, что она ему ответила, но через несколько месяцев они поженились. Маме тогда уже исполнилось 30 лет, папе — 32. Война затронула их поколение: разлучала, убивала, поздние браки были не редкостью.

— А какова история вашего отца?

— Она грустна и абсолютна обычна для того времени. Моя бабушка Эмили (мы звали ее Молли) — дочь бельгийского аристократа и дипломата — выросла в посольстве, замуж вышла совсем юной, в 1914 году. В те времена свадьбы устраивались.Ей представили пятерых молодых людей и сказали: «Выберешь в мужья того, кто тебе по-настоящему понравится». И она выбрала нашего дедушку. Ее второму ребенку, моему отцу, исполнилось шесть месяцев, когда дедушка погиб на фронте. Он попал под газовую атаку и его, полуживого, отвезли в госпиталь. Возможно, у деда и был шанс выжить, но его положили в постель только что умершего от испанки офицера и через три дня он скончался. В 25 лет бабушка Молли осталась вдовой и вырастила с английской няней двоих сыновей. Она была смела, молчалива, жила в особняке (во Франции их называют «отель партикюлье». — О. С.)в 7-м округе и каждое воскресенье приходила к нам на обед. Маме, устававшей с нами семерыми, не хотелось готовить и она варила лапшу. Мои первые воспоминания — большой обеденный стол, вся наша семья, включая двух бабушек, белоснежная скатерть и горячая лапша!

— Чем занималась ваша мама, когда вы выросли?

— В 60 лет решила открыть магазин платьев для маленьких девочек. Папа вышел на пенсию, и она заявила: «Не хочу сидеть дома». Шила мама прекрасно, была общительна, и магазин позволил ей видеться с людьми. Папа ее понял, но бабушка Молли трясла седой головой: «Моя невестка открыла магазин. Невестка! Моя! Магазин! О!»

— А как познакомились вы с вашим мужем?

— На ужине. Было мне тогда двадцать лет. Во Франции верующая молодежь часто ходит пешком на богомолье в Шартр, в тамошний собор. И в тот вечер я громко сказала: «Кто проводит меня до дому? Мне завтра рано вставать — иду в Шартр!» И он сразу вызвался. Мы начали встречаться чаще и через семь месяцев поженились.

— Чем отличается повседневная жизнь аристократической парижской семьи от жизни семьи обычной?

— В более простых семьях женщины чаще работают. У них заметнее желание заработать. И я их хорошо понимаю. Наши семьи все-таки живут нажитым. Когда родители дают вам загородный дом с мебелью, это, согласитесь, упрощает жизнь. Все каникулы мы проводили в загородных домах моей мамы и моей свекрови. Муж оставался работать в Париже. Мы с ним грустили, но ничего не поделаешь, — детям был необходим свежий воздух. Когда мы возвращались в Париж, муж старался освобождаться пораньше и помогал с детьми, да и в послеобеденное время я не оставалась одна — приходила домработница. Как теперь справляются многодетные мамы без всякой помощи, я не понимаю. Отводить детей в сад, покупать продукты, готовить ужин и прибирать в доме со множеством детей очень сложно. Они героические женщины!