— Мама, а у бабушки блинчики!

— Ты же ел недавно.

Надежда Александровна улыбнулась и погладила внука по голове, по шапке с помпоном.

— Он же растёт, а хороший аппетит самое главное, — сказал Степнов. — Лоб показывай.

— Ванюша, больно было?

Ванька деловито снимал куртку, быстрым движением расстегнул молнию, скинул ботинки и покачал головой.

— Нет, — в который раз принялся рассказывать ребёнок свою трагическую историю. — Только чуть-чуть щипалось. Но папа подул, и всё быстро прошло. Бабуль, а ты дашь мне клубничное варенье? — он унёсся на кухню, а в прихожей повисла недоумённая тишина.

— Какой папа? — подал голос Михаил Сергеевич и переглянулся с женой. Та поторопилась мужа успокоить.

— Подожди, Миша. — Шагнула к дочери и таинственно понизила голос. — Ксюш, это он о Диме?

— Нет, мама, это он об Андрее. — Ксения смело взглянула на родителей. Сколько было смелости, столько в этот взгляд и вложила. Хотя внутри всё тряслось от страха. — Андрей вернулся.

Отец нахмурился.

— И что? Что значит, он вернулся? Насколько я помню, он…

— Миша, тише!..

— Хорошо, я замолчу! — возмутился он. — Вы всегда мне рот затыкаете, никогда меня не слушаете… а результат всегда одинаковый!

— Миша!

Степнов обиженно отвернулся и сунул руки в карманы спортивных штанов. Через плечо оглянулся на дочь, которая продолжала сидеть на стуле у входной двери.

— И долго ты молчать собираешься?

Ксения поднялась.

— А что говорить? — Улыбнулась. — Я счастлива.

Родители задумчиво посматривали на неё, между собой переглядывались, но вопросов больше не задавали. А отец только крякал и мрачнел, когда Ванька сыпал подробностями. Рассказывал про папу. Который приехал, спас, подул, а потом они ездили в больницу на новой машине.

— Деда, знаешь, какая у нас новая машина? Большая такая, чёрная и блестящая вся!

Ксения снова удостоилась тяжёлого взгляда отца, а когда ребёнок убежал в комнату, Михаил Сергеевич осуждающе уставился на дочь и постучал пальцем по столу. Молча и от этого ещё более устрашающе. Ксения сложила руки на груди и упрямо вздёрнула подбородок.

— Я взрослая, папа. И я имею право… поступить по-своему.

— О своих правах она вспомнила!.. А о правах его жены ты не забыла?

Ксения загрустила.

— Я всё знаю… Знаю, что возможно поступаю неправильно, не имею права никакого, но… Сегодня утром у меня была семья, настоящая семья. У моего сына был отец, и всё было хорошо. Так хорошо, как я и мечтать не могла. И сейчас я точно знаю, что готова на многое, чтобы так же было завтра, послезавтра, через месяц… год. Я имею право на всё это, как и другие.

— А Дима? — спросила Надежда Александровна.

— Дима здесь не при чём, мама.

— И ты готова ждать?

Ксения нервно сглотнула.

— Если понадобится… да. Готова.

Михаил Сергеевич посверлил её взглядом, потом посмотрел на жену и уверенно заявил:

— Твоя дочь сошла с ума!

— Так теперь это только моя дочь? — всплеснула руками Надежда Александровна, провожая мужа укоряющим взглядом.

— Мама, я знаю, что делаю, — негромко проговорила Ксения, когда отец вышел.

Надежда Александровна помолчала, раздумывая, потом кивнула.

— Это хорошо. Что знаешь.

Это можно было счесть благословением, что Ксения с облегчением и сделала. И домой полетела, как на крыльях. По дороге успела дважды поговорить по телефону с Сазоновой о делах насущных, и конечно извинилась за "вынужденный" прогул. А вот про Андрея умолчала. Знала, что как только назовёт его имя, последует взрыв. А к ещё одному важному разговору она сейчас была не готова.

Андрей приехал позже, чем она ожидала. Ксения извелась вся, ждавши его. Волновалась, переживала, загоняла поглубже страхи и сомнения. Вдруг он передумал и не приедет? Вдруг позвонила Света… или того хуже, приехала? И Андрей не решится…

Тогда она умрёт. Точно, умрёт.

Совершенно дикая мысль.

Обед был не готов, об ужине даже не думалось, а Ксения, как привязанная, стояла у кухонного окна и смотрела на дорогу. А Говорова всё не было.

Прислонилась лбом к холодному стеклу и до боли закусила губу, стараясь не разреветься абсолютно по-глупому. И чувствовала себя совершенно несчастной. Даже утренние радости и воодушевление казались чем-то далёким и нереальным. Когда стоять устала, присела на табуретку и облокотилась на узкий подоконник. Момент был подходящий для того, чтобы впасть в отчаяние, но спас звонок в дверь.

Надо отдать Говорову должное, собирая вещи, он мелочиться не стал. Одним чемоданом не обошлось и это, кажется, Андрея самого удручало и даже в смятение приводило.

— Я не думал, что у меня столько вещей, — удивлялся он, оглядывая два внушительных чемодана, сумку с ноутбуком и кейс с важной документацией. — И это ещё не всё. Понятия не имею, откуда всё это берётся, по магазинам я хожу редко.

Ксения от счастья и облегчения рассмеялась. Оглядела его вещи, которые заняли всё свободное место в маленькой прихожей, и вдруг ощутила волну недоверия. Даже тайком себя ущипнула.

Андрей, наконец, захлопнул дверь и запер её на оба замка. Потом обернулся на Ксению и удивлённо приподнял одну бровь.

— Что?

Она качнула головой, продолжая с недоверием разглядывать дорогие, фирменные чемоданы Louis Vuitton.

Андрей вдруг усмехнулся и, интересничая, заглянул в кухню.

— Ванька где? У родителей?

Ксения коротко кивнула, а Говоров снял куртку, кинул её на один из чемоданов и через вещи свои бесцеремонно переступил. Шагнул к Ксении и легко приподнял её над полом. Они встретились взглядами и вместе рассмеялись. Она обхватила его ногами и обняла за шею.

— У тебя тоже такое чувство? — шёпотом спросил он.

— Какое?

— Что всё только начинается. Я подобное чувствовал, когда из родительского дома уходил в восемнадцать лет. Тогда всё начиналось с чистого листа, и сейчас так же.

— Наверное. Я волнуюсь. Боялась, что ты не придёшь, — призналась она.

— А куда я мог от тебя деться?

— Не знаю. — Поцеловала его в щёку и прижалась.

— По дороге затеряться? — усмехнулся он.

Андрей поцеловал ее в плечо, а потом, прислонившись к стене, наступив на задник, снял ботинок. Осторожно переступил с ноги на ногу и поступил точно также с другим ботинком. И всё это, продолжая удерживать Ксению на весу.

— Как же я тебя хочу, — голос неожиданно осип и прозвучал излишне взволнованно. Андрей прошёл в комнату и немного нахмурился, приметив диван, который собственноручно утром собрал. Не подумавши.

Ксения обернулась, желая понять, что Андрея напрягло. Но Говоров уже шагнул к дивану и уложил её. Она засмеялась: неудобства Андрея недолго смущали.

Было не совсем удобно, суетливо и очень горячо. Она что-то шептала, тёплое дыхание щекотало ухо Андрея, и от этого по телу побежала дрожь, ещё больше распаляя. Пришлось оторваться от Ксении, чтобы снять через голову свитер. Кинул на пол и навис над девушкой. Она улыбалась, глядя на него, провела руками по его плечам, по груди, потом рука поднялась к лицу Андрея. Он потёрся щекой о её ладошку.

— Люблю тебя, — шепнула она.

Улыбалась, смотрела на него, а ему оставалось только удивляться на самого себя. Это каким же надо было быть дураком, чтобы решиться на что-то, на целую жизнь, без неё? Как только сил хватило уйти, попытки какие-то предпринимал, чтобы не думать, не вспоминать…

Как он жил все эти месяцы один?

Теперь они неожиданно заспешили так, словно у них совсем не было времени. Несколько минут и — конец света. И не будет ничего, и надо всё успеть. Уцепиться, не упустить момент, последнюю возможность задержать. Дышать было нечем, вырывались какие-то хрипы и стоны. Целовал её, вроде бы лихорадочно, а получалось мучительно медленно, хотя мысленно себя подгонял.

Не было никакой игры. Не было романтики и соблазна. Хотелось, но снова ничего не вышло. С ней — никогда не получалось. Только с ней дрожали руки, мутилось в голове от желания и нетерпения, и весь его многолетний опыт куда-то улетучивался. Андрей на самом деле превращался в того юнца, который хотел от жизни всего и сразу, непознанного и доселе запретного и недостижимого.