— И я тоже думал… — Голос Бранда напоминал скрип наждака, когда им водят по камню. — Я думал, что сойду с ума. Потому что считал, что ты воспользовалась мной как билетом, чтобы выбраться из страны, где заставляют выходить замуж против воли. Я полагал, будто ты предпочла меня только потому, что я приехал из страны, где женщины вольны делать все, что им вздумается.

Кровь прилила к щекам Изабеллы. Бранд смотрел на нее с таким горьким раскаянием, что она неохотно призналась:

— Если ты так думал… то был отчасти прав. С той минуты, как я в первый раз увидела тебя с Мэри, мне как будто показали другую жизнь. Видишь ли, мне с детства внушили, что любовь — это сказка, которой нет места в жизни. Так говорил мой отец. Но, когда я увидела, как ты смотришь на Мэри, мне стало не по себе и захотелось бежать из мира, в котором есть только деньги и земля.

Она опустила глаза.

— Когда я вновь увидела тебя на улице, я поверила, что наша встреча — это судьба. Что ты и я предназначены друг для друга. Девичьи фантазии, конечно. Хотя позже…

— Знаю, — перебил ее Бранд. — Позже все изменилось. Ведь так? О, ты все еще во многих отношениях была ребенком. Но, вспоминая прошлое, я думаю, что ты понемногу взрослела.

— Мне было нелегко любить тебя. — Изабелла с улыбкой посмотрела на него. — И со временем не стало легче.

Бранд застонал.

— Неужели так плохо?

— Нет. Не так уж. По большей части ты старался быть заботливым мужем. Таким, каким, по твоему представлению, должен быть заботливый муж. Но ты все еще любил Мэри и не мог относиться ко мне как к жене. — Она запнулась, но заставила себя быть честной. — И я попыталась использовать Гари, чтобы вызвать у тебя ревность.

Бранд посмотрел на нее и засунул руки глубоко в карманы. Изабелла без трепета встретила его пристальный взгляд, тогда он отвернулся и стал смотреть в окно. Дождь шел по-прежнему.

— Я все еще готов при случае удушить этого молодого человека.

— Правда? Это хорошо или плохо?

— Правда. Хотя, с другой стороны, это подействовало.

Перестав интересоваться погодой, Бранд посмотрел ей прямо в глаза.

— Твоя интрижка с Гари заставила меня очнуться и понять, что Мэри стала всего лишь сладостно-горьким воспоминанием о первой любви и, в действительности, я женат на живой, желанной женщине.

Он опустил голову и, казалось, старательно изучал свои туфли.

— Беда в том, что я не мог ничего тебе сказать. Отчасти, я полагаю, потому, что сам не мог это принять, отчасти потому, что ты была чертовски молода. И я держал себя в руках, зная, что иначе я либо убью тебя, либо не выпущу из постели.

Он улыбнулся ей и привалился боком к подоконнику.

— Думаю, мне второе больше по вкусу.

Улыбка Изабеллы была теперь гораздо уверенней.

Бранд тоже улыбнулся.

— Ммм. Но я не мог представить себя бегущим в постель — или в тюрьму — из-за ветреной молодой особы, которая сначала строит глазки моему соседу, а потом падает в обморок прямо в его объятия.

— Это был не обморок. И, в конце концов, ты все-таки пришел ко мне в постель.

Изабелла теребила рукав красного свитера.

— Я испытывал ужасный стыд. И правильно. — Он потряс головой, словно не мог избавиться от стыда за прошлое. — Черт, я же почти на десять лет старше тебя. Не дождался, пока ты повзрослеешь и поумнеешь, чтобы тебя больше не преследовали страх, беззащитность и… — Его губы неожиданно дрогнули. — И, полагаю, желание иметь отца.

— А я думала, ты меня не хочешь. Из-за Мэри.

Его большое тело на фоне залитого дождем окна было таким болезненно желанным, что Изабелла изо всех сил вцепилась в ручки кресла, чтобы не броситься ему на шею.

— Не хочешь… — Бранд скрестил руки на груди. — Я мужчина, Изабелла. Конечно, я не забыл Мэри. Но это не значило, что я не понимал, какая у меня привлекательная жена.

У Изабеллы пересохло во рту. Все еще держась за ручки кресла, она вскочила на ноги.

— Ты хочешь сказать, что все те месяцы мы могли жить вместе?..

Бранд оттолкнулся от окна, и, пока он шел к ней, она видела в его глазах отражение того, что он пережил за последние недели.

— Это был сущий ад, — сказал он. — Мы были близки с тобой всего один раз, и я сходил с ума от желания. Но я не знал, как мне соединить желание с моим пониманием ответственности. — Он печально улыбнулся. — Гордость еще, конечно. Как вы могли заметить, Изабелла Беллеца, у меня тоже есть гордость.

О, она это заметила. За это отчасти она полюбила его. И теперь, глядя на него, видя, как он сожалеет о том, что мог бы иметь давно, слыша его хриплый голос, она хотела подойти к нему и разгладить все морщинки на его лице.

Однако она все еще колебалась. Неужели его слова значат то, что ей хочется, чтобы они значили? Или он опять оттолкнет ее? Ошибки не должно быть.

Бранд подошел ближе. Казалось, будто он идет во сне и не может остановиться. Или не хочет. Изабелла шагнула ему навстречу. Между ними осталось совсем небольшое расстояние — не глубокая пропасть, через которую нельзя перекинуть мост, — и вот она уже в его объятиях, таких крепких, что едва может вздохнуть. Когда их губы встретились в поцелуе, которого она ждала пять лет, она твердо знала: что бы ни случилось в будущем, отныне они навсегда вместе.

Бранд так и не выпил свой кофе. Но боль в голове прошла.

— Бранд, — сказала Изабелла, когда они позднее гуляли по лесу, омытому дождем. — Бранд, ты в самом деле простил меня? И не будешь упрекать за Конни? Потому что, если я могу как-то загладить…

— Можешь, — ответил он. — Ты вернулась ко мне, Беллеца. — Он тронул мокрую еловую ветку. — Мне ли обижаться на то, что ты делала вопреки себе?

— Но ты обижался, — заметила Изабелла. — И долго.

— Да. И, может быть, еще буду. Ночью, когда я не смогу уснуть или когда не буду по уши занят делами. Но я хочу, чтобы ты знала. Сегодня перед твоим возвращением я решил не отбирать у тебя Конни. Я не мог причинить тебе такую боль.

— Спасибо, — сказала она.

Покой и уверенность наполнили ее сердце. Бранд так любит ее, что был готов отказаться от дочери.

— Я тоже не смогла отнять ее у тебя, — призналась она. — Я думала, что смогу, но не смогла. Мы просто пара идиотов, Бранд.

— Говори за себя, — проворчал Бранд, целуя ее в волосы.

Изабелла засмеялась. Ей хотелось петь, как птичке, сидевшей на ветке возле пруда. Ей хотелось, как этой птичке, петь хвалу солнцу, показавшемуся из-за туч.

— Бранд, ты уверен?..

— Уверен?

— В том, что доверяешь мне? Если ты…

— Доверяю. — Бранд обхватил ее за талию и поднял в воздух, широко улыбаясь ей. — Знаешь, мне кажется, когда ты явилась ко мне на Рождество в черном платье, я уже тогда подумал, что ты больше не та легкомысленная особа, которая залезла ко мне в постель, а потом сбежала из нее. Я был удивлен, очарован и озадачен. И разозлен.

— Правда?

— Правда. Иначе я бы не пришел к тебе. Понятно?

Она засмеялась.

— Понятно. Ты был таким суровым, что я подумала, ты пришел отомстить мне.

— Я обо всем забыл, когда увидел уши Конни, — сухо сказал он. — Но пришел я потому, что не мог не прийти.

— О, Бранд. — Изабелла прижалась лбом к его плечу. — Я всегда знала, что за твоей суровой внешностью прячется нежное, как лилия, сердце.

— Лилия? Болотная? Я вам покажу болотную лилию, миссис Райдер. Но было время, когда я очень хотел отправить вас в ракете на Луну.

Она подняла голову.

— Знаю. Когда ты узнал, что Конни — твоя дочь.

Бранд кивнул и закрыл глаза.

— Мне было трудно. Я чувствовал себя так, словно меня наняли на работу, словно меня использовали…

— Бранд! — Изабелла чуть не подпрыгнула от возмущения. — Ты не тот человек, которого можно использовать. Разве только… — Она ссутулилась. — Один раз я тебя использовала, но ты был тогда невменяем.

На мгновение Бранд растерялся. Потом он ощерился по-волчьи, и у нее все перевернулось внутри. А он погладил ее по спине.