У Мэри было круглое доброе лицо, обрамленное светлыми кудряшками. Изабелле при виде ее сразу вспомнился сладкий пудинг.

— Бранд, уже поздно, — сказала она после того, как Диего Санчес все им объяснил и предложил выпить чаю. — А если стемнеет и я упаду?

Бранд улыбнулся ей, и в его улыбке было столько любви, что у Изабеллы голова пошла кругом.

— Ничего страшного. Ты же легкая, как котенок. Но ты не упадешь. Я тебе не дам.

И он по-хозяйски обнял ее за талию.

Мэри с видом мученицы улыбнулась ему в ответ.

— Ладно, ладно. Но мы все ходим и ходим.

Бранд коснулся пальцем ее щеки.

— Не так уж долго. Всего час. И ты сама сказала, что хочешь погулять.

— Сказала, но…

— Устала, любимая?

— Сил больше нет, — вздохнула Мэри.

— Тогда давай вернемся в отель, — предложил Бранд, но Изабелла-то видела, как он разочарован.

— Ах-ах, — пробурчала она, когда они проходили мимо.

Мэри услыхала и огляделась, но никого не увидела и с обожанием посмотрела на своего мужа.

Меньше чем через неделю с другой стороны горы случился оползень, и на гасиенде стало известно, что погибла канадская туристка.

На другой день Изабелла сбежала из дому.

Утро началось, как обычно. Горничная Хуанита принесла чай и раздвинула шторы. Потом вся семья завтракала на застекленной веранде с видом на горы. А после завтрака отец попросил ее пойти с ним в кабинет. Она очень удивилась, не ведая за собой никакой особой вины.

С тринадцати лет, когда она решила отметить свой день рождения, подарив свободу бесценным лошадям отца, она не совершала ничего предосудительного. Наказание было слишком болезненным, чтобы она рискнула вновь затеять что-нибудь подобное.

Правда, с другой стороны, она редко делала то, чего ей не хотелось. Отец говорил, будто его седые волосы на ее совести. Он привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись, но Изабелла не сомневалась, что в глубине души ему нравится своенравие его младшей дочери, пока оно не заходит за границы дозволенного. Во всяком случае, он не обращал внимания на ее выходки, пока она слушалась его в главном. Изабелле столько пришлось просидеть в полном одиночестве в своей комнате, что в конце концов ей это до смерти надоело и она сдалась. Правда, тогда ей всего-навсего надо было выучить урок, заданный гувернанткой, или извиниться перед гостем, чьи манеры вызвали у нее неуместные замечания, или перед сестрой, у которой она без разрешения могла позаимствовать какое-нибудь колечко.

Однако в тот день гостей не было, да и уроки остались в прошлом. Сестры тоже жили в домах своих мужей. Почему же отец смотрит на нее с такой важностью?

— Сядь, Изабелла.

Диего Санчес тоже сел в массивное кресло и принялся теребить усики.

— Я слушаю, папа.

Диего откашлялся.

— Пора поговорить о твоем замужестве…

— О каком замужестве? — Она вцепилась в ручки кресла, от неожиданности забыв закрыть рот. — Я не собираюсь замуж. И не знаю никаких мужчин, кроме мужей моих сестер.

— А Хосе Веласкез?

— Хосе Веласкез? Этот старик? Да ему уже пятьдесят, не меньше, и у него дурно пахнет изо рта, когда он лапает меня в уголке.

— Он просит твоей руки, Изабелла. К тому же он наш сосед. Когда ты выйдешь за него замуж, мы объединим наши владения. Твои дети унаследуют много земли.

— Не хочу никаких детей. И нам не нужна еще земля, — испуганно крикнула Изабелла.

Она знала, что отец спит и видит, как бы удвоить, утроить свои владения. Его родители принадлежали к среднему классу, зато он стал собственником и главой одной из самых могущественных в стране семей. Ему не нужна была еще земля, но он думал, что нужна. Себе и всем он говорил, что она нужна ему, чтобы обеспечить благосостояние жены и шести дочерей, однако Изабелла знала, что это ему самому нужны благосостояние и уверенность в себе.

— У тебя и Хосе будут дети, — вновь заговорил Диего, словно его дочь еще была ребенком и верила, будто детей делают на специальной фабрике.

— Ну нет! Он мне противен! Папа, пожалуйста. Я не люблю его. Он мне даже не нравится.

— Хватит! — Диего поднял руку. — В любовь, дитя мое, верят романисты и мечтатели. А ты поступишь, как я тебе велю и как в свое время поступили твои сестры. Это для твоего же блага. Хосе хорошо позаботится о тебе. Он неплохой человек.

— Плохой. Ужасный. Я не выйду за него замуж. Не выйду.

Диего закрыл глаза, словно приготовился произнести молитву.

— Изабелла, ты — моя самая младшая дочь. Все твои сестры вышли замуж за мужчин, которых я для них выбрал, и все они довольны моим выбором.

— Но я не они. Папа, пойми, пожалуйста.

Она не могла поверить. Отец, который всю жизнь любил и заботился о ней, теперь собирался отдать ее противному старику. Это невозможно.

Однако Диего принадлежал к тем людям, которые видят только то, что хотят видеть. Он наклонился к дочери, и луч солнца заиграл на его массивном золотом кольце.

— Я понимаю, что ты еще очень молода. Но ты должна поступить так, как будет лучше для тебя же самой. А теперь пойди и отыщи свою мать. Она поможет тебе с платьями, цветами и едой, короче, со всем, что вы, женщины, так любите. — Изабелла не двинулась с места, и он рассердился. — Иди, иди. Мне надо работать.

Изабелла стояла на своем.

— Папа, если ты не изменишь решение, я убегу.

Однако Диего был не менее упрям, чем его дочь. К тому же он не привык, чтобы с ним спорили или не подчинялись. Но даже он должен был понять, что уроки — это одно, а замужество — совсем другое. На сей раз он не мог ждать от нее повиновения. А если ждал, то совсем не знал своей дочери.

Диего надул щеки.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что убегу.

— Понятно. В таком случае придется подумать и об этом. — Он постучал по столу. — Да. Свадьбу назначим на следующей неделе. Так что ты всего несколько дней посидишь в своей комнате. А потом пусть мой друг Хосе сам с тобой разбирается.

— Нет.

— Да. Изабелла, я не привык, чтобы со мной спорили. Извини, но рано или поздно ты скажешь мне спасибо.

Изабелла поставила под сомнение уверенность своего отца в том, что он всегда поступает наилучшим образом, и тем самым совершила большую ошибку, но поняла она это слишком поздно. Ей надо было плакать и умолять его. Взывать к его отцовским чувствам. А теперь он ни за что не повернет назад.

Изабелла встала, и в ту же секунду отец позвонил в маленький серебряный колокольчик. Тотчас вошел мужчина с худым лицом и большими руками.

— Проводи сеньориту Изабеллу в ее комнату и запри дверь, — приказал Диего.

Мужчина мигнул.

— Запереть дверь? — переспросил он.

— Ты не слышал?

— Слушаю, сеньор.

Он взял Изабеллу за локоть и повел вверх по лестнице.

— Мигель, пожалуйста… Ты не сделаешь. У него нет права…

— У него есть право, — ответил Мигель. — А мне, сеньорита, нужна работа. Я не могу идти против воли вашего отца.

Это правда. Изабелла знала, как отец обращался со своим секретарем в течение многих лет, поэтому ждать от него помощи не приходилось.

Они поднялись наверх, и Мигель, втолкнув ее в комнату, пробормотал извинения и изо всех сил хлопнул дверью, чтобы отец тоже слышал. Потом он повернул ключ в замке, и через несколько мгновений его шагов уже не было слышно. Вся дрожа от злости и страха, Изабелла бросилась к окну.

Должен быть? какой-то выход. Она не могла думать ни о чем другом.

— Изабелла! — услышала она одновременно со звуком отпираемой двери и в следующую минуту оказалась в объятиях матери.

— Тихо, тихо, — повторяла Констанца Санчес, беспомощно гладя свою дочь по плечу. — Ничего. Все не так уж плохо. Хосе — хороший человек, и он любит тебя.

— Не любит. Он всего лишь хочет затащить меня в свою постель. Мама, пожалуйста, уговори папу.

— Нет, малышка, я не могу. Тебе придется смириться. Но ты же знаешь, как он тебя любит.

Изабелла знала, что мать ей не помощница. Кроткая Констанца так долго и беспрекословно подчинялась воле мужа, что его воля стала и ее волей тоже. Как бы Изабелла ни была дорога отцу, если речь зашла о земле, говорить о чем бы то ни было бессмысленно.