Клоуны, жонглеры и фокусники в высоких цилиндрах тут и там мелькали в толпе. Среди гуляющих сновали подростки с огненно-красными ведрами в руках, собиравшие пожертвования для бедных. Квинт держал наготове пачку мелких банкнот. Когда их путь вдоль ряда палаток, предлагавших всевозможные игры, и сквозь строй ребятишек, собиравших пожертвования, подошел к концу, пачка денег почти иссякла. В руках же Элизабет очутилась пушистая желтая обезьянка со стеклянными глазами, полученная за победу в серсо. Девушка веселилась от души, желая все увидеть, везде побывать, не пропустить ничего интересного.
Квинт и Элизабет шли в сторону расцвеченного праздничными огнями фонтана в южной части парка, центральную композицию которого составляла группа из бронзовых скульптур четырех всадников на вздыбленных конях.
Видимо, в голову Квинту неожиданно пришла какая-то мысль, и с криком «Эврика!» он схватил Элизабет за руку и потащил ее к брезентовому павильону в бело-красную полоску, видневшемуся рядом с фонтаном. Легкий вечерний ветерок шевелил укрепленный над павильоном темно-коричневый вымпел.
– Квинт! Это всего лишь ларек с шоколадом, – попыталась охладить его пыл Элизабет.
– То есть как – всего лишь? – переспросил Квинт, пристраиваясь в конец длинной очереди. – Не торопитесь, любезнейшая, – добавил он, взглянув на девушку с деланным неудовольствием.
Ошеломленная Элизабет взирала на то, как Квинт, словно шестилетний мальчишка, не находил себе места, пока они черепашьим шагом двигались к билетной кассе. А когда в конце концов подошла их очередь, Квинт купил два билета с отрывными купонами. Каждый билет давал право на пять дегустаций. Один билет Квинт вручил Элизабет.
– О нет, Квинт! После пирожных с корицей и клубничного мороженого я уже ни на что не способна.
– Прошу прощения, что не подумал об этом раньше, – ответил он смущенно. – Но я не ожидал встретить здесь это.
Он подтолкнул Элизабет к длинному столу, накрытому белой скатертью. Шеф-повара ведущих ресторанов, достигшие вершин мастерства, предлагали на суд публики свои самые лучшие творения. На одном конце стола возвышался замок, изготовленный из молочного ириса. За ним располагались египетская пирамида из шоколада и пруд с лебедями из нежно-белого зефира. Только из уважения к шеф-повару «Парквей Армз Отеля» Элизабет заставила себя взять тоненький кусочек шоколадного торта с вишнями. Тем времнем Квинт увлеченно переходил от одного чуда кулинарного искусства к другому, желая, по-видимому, познакомиться с мастерством всех кондитеров.
– Неужели ничто не соблазняет тебя, Элизабет? – удивился он, сравнивая свою тарелку с тарелкой девушки.
– Генри готовит великолепный шоколадный торт с вишнями. Это, безусловно, непревзойденное творение, – оправдывалась Элизабет. – Но в меня уже просто ничего не помещается.
Квинт покосился на ее неиспользованный билет. Свои купоны он давно успел истратить. Изумленно округлив глаза, Элизабет покорно протянула ему свои. Таким образом Квинт смог устроить очередной налет на дегустационный стол. Запасшись сладостями, они вышли на улицу и, отыскав местечко на скамейке, присели. К этому моменту содержимое тарелки Квинта напоминало вершину горы Эверест, правда, без снежного покрова. Закрыв глаза, он откусил первый кусок.
– Квинт?! – окликнула Элизабет.
– М-м-м? – отозвался он, не прекращая процесса смакования десерта.
– Неужели ты такой сладкоежка?!
Лицо Квинта расплылось в блаженной улыбке. Он существовал в полном согласии со своей пагубной страстью. В считанные секунды Эверест был срыт до основания. Что касается Элизабет, то у нее приторный запах сладостей вызывал тошноту. Заметив, что Квинт покончил с последними крошками на тарелке, Элизабет протянула ему свою с нетронутым куском торта. Квинт удивился, но тарелку принял. Она взглянула на его статную атлетическую фигуру и заметила:
– Ты поглощаешь сладкое в таких количествах! Это просто неприлично. Диетологи постоянно твердят о вреде сладостей.
– Обычно я не позволяю себе так распускаться, – стал оправдываться Квинт. – Однако трудно удержаться при виде такого изобилия. Пожалуй, после своего паломничества к «Херши» в Пенсильванию я не встречал ничего подобного.
И с этими словами он вновь принялся за торт, с наслаждением смакуя последний дегустационный образец. Вдруг Элизабет заметила четверых подростков, идущих вразвалку мимо. Все четверо были одеты в спортивные пиджаки с эмблемой клуба «Канзас-Cити Чифс». Элизабет повернулась к Квинту.
– А тебе не жалко было оставлять футбол? – вдруг спросила она.
Квинт перестал жевать. Взгляд темных глаз устремился куда-то вдаль. Элизабет пожалела, что задала свой вопрос. Немного помедлив, Квинт неторопливо согнул пополам картонную тарелку с куском недоеденного торта и швырнул ее в стоявшую рядом урну. Освободив место новым любителям сладких утех, они поднялись и стали пробираться сквозь толпу, окружавшую павильон.
Потом они неторопливым шагом двинулись по аллее парка. Квинт засунул руки в карманы куртки и словно углубился в себя, отгородившись от Элизабет непроницаемой стеной. Шагая рядом, она молча теребила в руках желтую обезьянку. Было ощущение, что своим вопросом она испортила вечер им обоим. Однако прошло несколько минут, и оказалось, что Квинт вовсе не собирался оставлять ее вопрос без внимания.
– Мне пришлось расстаться с футболом из-за травмы, – негромко сказал он и, подняв руку, потер шею, словно застарелая травма напомнила о себе. – Но я полагаю, что разлад со спортом начался у меня гораздо раньше. Поэтому… – он замялся, подыскивая нужное слово, – я пережил свой уход без излишних потрясений.
Слова Квинта глубоко взволновали Элизабет. Она не сразу поняла, какое чувство вызвало у нее это признание. Скорее всего сострадание. Элизабет была еще погружена в эти размышления, а тем временем Квинт положил кисть ее руки на изгиб своего локтя и, продолжая двигаться вперед, переменил тему беседы.
– Я слышал, что ты получила наследство, Элизабет, – сказал он. – Надо полагать, теперь ты оставишь работу в отеле.
Квинт ожидал ответа, не поворачивая головы в ее сторону. Лишь сквозь ткань одежды девушка чувствовала, как напряглись мускулы его руки. Неужели и вправду Квинту небезразлично, уйдет она или останется? А может быть, она ищет слишком глубокий смысл в его импульсивных движениях?
Элизабет сделала вид, что не поняла его реакции. В конце концов разве она может знать, что в действительности движет человеком, имя которого Квинтон Лоренс? Например, до сегодняшнего вечера она даже не подозревала, что Квинт – сладкоежка.
– Нет, я не думаю уходить из отеля, – ответила Элизабет. – Я собираюсь занять место Мадж Холт.
– Неужели? – удивился Квинт, с трудом скрывая свое облегчение.
Элизабет поведала ему о своих планах открыть собственное дело, конечно, опустив при этом подробности.
– Я не настолько наивна, Квинт, чтобы поверить, что с помощью денег можно приобрести успех, – заметила она. – Поэтому прежде чем пускаться в самостоятельное плавание, я хотела бы приобрести опыт в ведении дела.
– Что ж, это разумно, – резюмировал Квинт. Он произнес эти слова небрежным тоном, но походка приобрела прежнюю упругость.
Чем дальше Квинт и Элизабет углублялись в парк, тем больше народу становилось кругом. Словно желая отгородиться от толпы, Квинт обнял девушку за плечи и привлек ее к себе. Жар его дыхания согревал ее, и Элизабет почувствовала, как кровь по жилам побежала быстрее.
Прошло некоторое время, и, откашлявшись, Квинт продолжил разговор:
– Джордж Кин сообщил мне, что ты получила от кого-то посылку со старинными театральными куклами.
– Да, – ответила Элизабет. – От Юрия, своего двоюродного деда. Семь кукол. Каждой не меньше ста лет. А две, кажется, и вовсе из эпохи средневековья.
– Ты не шутишь? – Квинт был явно заинтригован. – А я и не думал, что куклы могут быть такими старыми.
– О да, – ответила Элизабет. – Некоторые бесценные экземпляры, что хранятся в музеях, относятся к периоду расцвета Римской империи.