– Рассуди сама, Элизабет. – Квинт попытался возвратить разговор в прежнее русло. – Ники ведет себя прекрасно, и я его не прогоняю. Кому от этого вред? Даже его родные признают, что ребенок трудный. Я считаю, что всякий, кто убережет мальчика от беды, окажет ему большую услугу.

Казалось, Элизабет начинает выходить из состояния оцепенения. Квинт подвинулся ближе. Откинув в сторону шелковистые волосы, он дотронулся одной рукой до шеи, осторожно провел другой по нежному подбородку. Целая пропасть отделяла его от того вечера, когда он сорвал с ее губ тот единственный поцелуй. Не проходило дня, когда бы Квинт не испытывал желания совершить прыжок, чтобы преодолеть эту пропасть. Но боязнь осложнить их деловые отношения любовной связью постоянно препятствовала этому.

Нелепо продолжать обманывать себя. Любовная связь между ними уже возникла. Квинт убеждался в этом по неровному биению пульса на нежной шее Элизабет. Все его тело пронизывало желание. Квинт мог бы поцеловать Элизабет и рассказать ей все о пари, которое он заключил с Кином. Но был и другой вариант: по-прежнему отрицать свои намерения, поддерживая первоначальную версию событий.

Квинт продолжал пребывать в нерешительности, когда дверь за спиной Элизабет отворилась. В комнату заглянул Ники Элледж с игрушкой на проволоке в руках. Квинт быстро опустил вниз руки, не желая, чтобы мальчик видел их в такой позе.

– В чем дело, Ник? – спросил Квинт, попытаясь изобразить на лице подобие улыбки.

– Ни в чем, – ответил Ники, переводя взгляд с Квинта на Элизабет. – Я подумал, что надо сказать вам, что все готовы. Можно начинать.

Квинт кивнул. Впервые в жизни он думал о работе с неохотой.

– Благодарю, – ответил он. – Надо будет подумать, не нанять ли тебя на работу штатным ассистентом.

Ники просиял, не обращая внимания на хмурое лицо Элизабет. Она все еще не разобралась в мотивах, которыми руководствуется Квинт.

– Кстати, Элизабет, – сказал вдруг Квинт. – Чтобы доказать тебе, что я далек от того, чтобы эксплуатировать молодость и невинность, предлагаю провести следующую субботу втроем: ты, Ники и я.

Ники разинул рот от восхищения. Реакция мальчика обрадовала Квинта.

– Ну, не знаю, что и ответить, – сказала Элизабет. По всему было видно, что она опять находится в состоянии внутренней борьбы.

– Едем втроем или не едем вовсе, – повторил приглашение Квинт, с улыбкой уступая девушке сомнительную привилегию разочаровать мальчика.

Элизабет взглянула на Ники и ответила:

– Ладно, я согласна.

Глаза мальчика сияли от радости. Квинт забрал у него игрушку, намотал на палец конец проволоки и пустил шар в пол. Потом, не сходя с места, он провел шар по ковру в сторону Ники, поднял шар вверх, скользя вдоль правой ноги мальчика, и наконец неуловимым движением пальца вернул игрушку назад. Ники с благоговением наблюдал за этими манипуляциями.

– Это еще что, – заметил Квинт, подмигнув Элизабет. – Вот погоди до субботы.

Элизабет воздела глаза к небесам.

– Кажется, я не дождусь этого дня.

Квинт рассмеялся.

– Ну-ка, вперед, приятель, – обратился он к Ники и похлопал его по плечу. – Нам еще надо провести одно занятие.

Квинт примерился к движениям мальчика, и они покинули комнату, шагая в ногу. Квинт был в приподнятом настроении. Он едва ли не упивался собой. Только вот покидать Элизабет ему чертовски не хотелось…

– Какая холодина! Семнадцать градусов! Я уже превратилась в сосульку!

Элизабет ковыляла на негнущихся ногах по обледенелому тротуару мимо лежавших по краям сугробов свежеубранного снега. Ники рванул вперед и, доскользив до угла, возвратился назад. В прошлый раз он с разгона налетел на Элизабет, так что она едва не рухнула навзничь.

– Как весело! – сказал Квинт, взглянув на Элизабет. – Прямо не хочется уходить. – Он двигался рядом, пытаясь скользить на широко расставленных ногах. – Надо что-то придумать, чтобы согреться, – предложил он.

– Что например? – полюбопытствовала Элизабет.

– А вот что, – ответил Квинт и, дождавшись, когда Ники оказался в двух шагах от него, бросился вперед и, дернув за края вязаной шапочки, натянул ее мальчику на глаза. Прежде чем Ники успел опомниться, Квинт сгреб его в охапку и окунул в сугроб. Когда Ники выбрался из снега, Квинт был уже далеко. Ники припустил за ним следом, испуская воинственные вопли на манер индейца. Скользя, падая и размахивая в воздухе руками, парочка исчезла за поворотом.

Элизабет стучала зубами от холода, но с лица ее не сходила улыбка. Хорошо, что Ники расслабился и развеселился. Прогулка по испанскому кварталу началась час назад чинно-благородно. Вся троица вела себя самым приличным образом. Но это только поначалу. Потом Элизабет угодила Квинту снежком в затылок. С того момента пошла непрерывная потасовка. В результате снег был у Элизабет практически везде: за шиворотом, в сапогах, в рукавах. Она пошла на попятный, однако ее спутники не выказывали желания угомониться.

Холод стоял такой, что в пору было завыть. Элизабет еле дотащилась до поворота, как вдруг на горизонте показались Квинт и Ники. Мальчик держал обеими руками картонный стаканчик, над которым поднимался пар, и изо всех сил старался ступать осторожно. У Квинта стаканчики были в обеих руках. Он держал их на отлете, чтобы не забрызгаться в случае падения.

– А тут и вправду полно статуй, – сообщил Ники, передавая Элизабет стаканчик.

– То, что находится внутри испанского квартала, стоит примерно миллион долларов, – уточнила Элизабет. Она с благодарностью приняла из рук Ники стаканчик с горячим шоколадом и, проворно слизнув густеющую пенку, принялась пить.

Квинт отдал Ники один из стаканчиков и освободившейся рукой обхватил Элизабет, желая помочь ей согреться. Они стояли, повернувшись спиной к ледяному ветру и наслаждаясь горячим ароматным напитком. Угроза надвигающегося снегопада прогнала с улиц и транспорт, и пешеходов. Можно сказать, что в этот субботний день испанский квартал принадлежал только им.

– Ну как – получше? – спросил Квинт. Собрав пустые стаканчики, он швырнул их в ближайшую урну.

– Значительно, – отозвалась Элизабет, похлопывая друг о дружку рукавицами. – Я хоть стала чувствовать свои пальцы.

– Прекрасно. Тогда пошли навестим старого Бена. – С этими словами Квинт взял Элизабет под руку и повел ее через улицу.

Когда они проходили мимо кондитерского магазина, Элизабет взмолилась о пощаде. Сил идти уже не было. Квинт отверг ее предложение посидеть в кондитерской, невзирая на то, что в магазине продавалось совсем свежее шоколадное печенье. Когда они свернули на Джефферсон-стрит, Квинт извлек из кармана фотокамеру.

– Ну, ребята, – сказал он. – Настала пора запечатлеть вас для истории.

Он остановился перед бронзовым изваянием Бенджамина Франклина, отдыхающего на садовой скамейке. Элизабет почтительно смахнула снег с колен Бена, а потом очистила скамейку. Они устроились рядом с президентом, приняв подчеркнуто величественные позы. Квинт щелкнул затвором.

– Теперь моя очередь! – Ники сорвался с места и схватился за камеру.

Квинт кратко проинструктировал его и сел рядом с Элизабет. Обхватив девушку обеими руками, он прижал ее к груди. Ники не смог сразу справиться с камерой, но Элизабет не роптала за задержку. Ей было приятно в объятиях Квинта. Она чувствовала, что он прижимает ее гораздо крепче, чем требует принятая ими поза. Квинт нагнул к ней голову, и она ощущала над ухом теплое дыхание. Впервые за прошедший час она позабыла о холоде.

Наконец затвор камеры щелкнул. Перед тем как выпустить Элизабет, Квинт легонько сжал ее, словно желая дать понять, что действовал бы с меньшей осмотрительностью, будь они одни. Элизабет не осмелилась поднять глаз. Она опасалась, что взгляд ее будет слишком красноречив и без слов поведает о том, как относится она к безрассудной попытке соединить лед и пламень.

Квинт сунул камеру обратно в карман. Вдруг сквозь пелену облаков прорвался луч зимнего солнца. На мостовые испанского квартала легли длинные тени. Троица, не сговариваясь, двинулась обратно к отелю. Под ногами у них мягко скрипел снежок.