— Чего уж не понять, — Часов решительно отобрал у полковника флягу и завинтил крышечку. — У нас приказ — разгромить корпус, а решение на бой принимать тебе. Лично мне очевидно, что надо наступать на север.

Скользнув по собеседнику тусклым усталым взглядом, комкор тихо сказал: дескать, лучшим решением сейчас было бы бросить подвижные силы на Симферополь, и тогда не только 42-й армейский корпус, но вся 11-я армия противника окажется в глубокой заднице.

— Увы, молодой-красивый, силенок не хватит… Краснобородов решительно встал. — Ты прав — если пробежим эти тридцать верст по перешейку, то запрем весь корпус в мышеловку. Пошли в оперативный отдел.

На бумаге, как водится, получалось, гладко. Противник удерживал периметр феодосийского плацдарма силами двух румынских бригад — 4-й горной и 8-й кавалерийской, сильно потрепанных в двухдневных боях за город. Мыслилось, что после короткой артподготовки лавина танков легко прошибет позиции кавалеристов, «черные дьяволы» ворвутся во вражеские окопы, уничтожая деморализованную живую силу, а 194-я стрелковая бригада и 68-й казачий кавполк, не ввязываясь в бой, войдут в прорыв вслед за танками. Тем временем 197-я стрелковая бригада будет удерживать Феодосию, а при благоприятном развитии событий постарается побить 4-ю горную бригаду противника. От ударной группы требовалось ускоренным маршем продвинуться вдоль железной дороги на 10–12 км к северу и овладеть большой деревней Владиславовка, возле которой сходились шоссейные и рельсовые пути. Дальше к северу на берегу Азовского моря находилась деревня Ак-Манай, но там уже высадился воздушный десант — парашютисты разбили румынский гарнизон и захватили батарею береговой обороны. Общее командование группой прорыв комкор возложил на своего заместителя полковника Яковенко.

— Таким образом, взяв Владиславовку, мы отрежем немецкие войска в восточной части Крыма, — провозгласил Краснобородов. — После этого графу фон Шпонеку не останется иного выхода, кроме как вывести части из Керчи и попытаться выбить нас с этой дороги. Так что, Яковенко, заняв деревню, немедленно налаживай круговую оборону, ставь минные поля, танковые засады, ну и все, как положено, чтобы встретить дорогих гостей, с какой бы стороны те ни пожаловали.

Для сохранения секретности в радиопереговорах командирам подразделений было строго наказано использовать кодовые названия. Отныне Владиславовку надлежало именовать Симферополем, селение Парпач — Ялтой, Ак-Манай — Бахчисараем.

Вернувшись в полк, Алексей вручил начальнику штаба карту и, собрав комбатов и ротных, поставил задачу. Козырнув, Низкохат увел разведвзвод на передовую — уточнять положение противника на участке прорыва.

Выдвигаться в выжидательный район пришлось, как в той комсомольской песне, под грохот канонады. Услышав гудение множества моторов, противник принялся палить наугад из гаубиц и минометов. Время от времени со стороны вражеских окопов начиналась хаотичная винтовочно-пулеметная стрельба. Гаубичный полк 31-го корпуса не оставался в долгу, приступив к обработке румынских окопов осколочно-фугасными снарядами.

Расположиться в полутора десятках километров от передовой, как предписывали наставления, возможности не представилось — море и линию соприкосновения с противником разделяло втрое меньшее расстояние. Тяжелые танки кое-как разместились сразу за траншеями переднего края, а легкими Т-26, пехотой и артиллерией были забиты улицы на окраине города, где валялись слегка присыпанные снегом трупы немцев, убитых в ночь высадки десанта. Судя по всему, захваченные врасплох враги выскакивали из домов полуголыми, навстречу штыкам и пулям морских пехотинцев.

Лежа на горбе высоты 43.8, Часов невольно дергался от каждого разрыва: на тесном участке было сосредоточено слишком много войск, и даже неприцельная стрельба по площадям означала неизбежные потери. Тем не менее отвлекаться на печальные мысли, равно как и на изредка рвавшиеся поблизости снаряды, не было времени — за четверть часа они с Низкохатом и Зарембой скрупулезно пометили на схеме местности позиции неприятельских батарей, пулеметные гнезда, примерное расположение опорных пунктов. Занимавший соседний окоп офицер-наводчик выкрикивал в телефонную трубку невнятные артиллерийские ругательства. Уже сползая с высоты, Часов заметил, что корпусные пушкари переносят огонь на цели в глубине.

— Ну, будем надеяться, что оборона хоть как-то подавлена, — пробормотал Заремба, когда они, пригибаясь, бежали к броневику.

— Жидкая получилась артподготовка, — Алексей сокрушенно выдохнул проклятие. — Напугать напугали, а подавить — навряд ли.

Стальные борта «скаута» защитили их от осколков, близкого взрыва мины, но Часов почувствовал себя спокойнее только в башне ИСа. Ровно в 6.00 умолкла артиллерия, и танки двинулись вперед предбоевыми колоннами. Возле переднего края матросы в бушлатах светили фонариками, показывая проходы. Грузно перевалившись через траншеи, тяжелые танки прибавили обороты, разворачиваясь в боевую линию.

Румыны, словно в шутку, открыли огонь из пулеметов, малокалиберных пушечек и противотанковых ружей. Изредка небольшие куски металла звякали по броне, оставляя царапины. Танкисты, даже неопытные новички, действовали как положено — расстреливали выявленные огневые точки с коротких остановок. Километр с небольшим, отделявшие советский передний край от неприятельского, полк ИСов преодолел за считаные минуты, танки пробили проволочное заграждение и постреливая всеми стволами, ринулись на окопы, а в свете выстрелов были видны фигурки убегавших вражеских солдат.

Танк Часова двигался чуть позади линии машин, так что комполка мог наблюдать действия своих подразделений. Наступавший на правом фланге батальон Черкесиани замешкался, нарвавшись на батарею противотанковых пушек, но умело сманеврировал, расстрелял узел сопротивления и ворвался на позицию, давя гусеницами все, что там имелось. Батальоны Литвина и Сазонова наступали без задержек, из пушек почти не стреляли, расчищая путь густым пулеметным огнем.

— Литвин, перед тобой гаубицы, — сказал в микрофон Алексей. — Не лезь в лоб, обходи.

— Сообразил уже, — откликнулся комбат-1. — Супрунов пошел слева.

«Вот когда нужна рота автоматчиков, — подумал Алексей. — А лучше — батальон. На раз-два бы разобрались с этой батареей…» Обернувшись, он увидел выделявшиеся на фоне горевших построек низкие силуэты десятков Т-26 и цепи наступавших «черных дьяволов». Вроде бы там было все в порядке. Морская пехота уже приближалась к траншеям противника.

— Некультурно получилось, товарищ майор, — немного разочарованно произнес Андрюха Коротков. — Ни одного выстрела не сделали.

— Мы ще постреляемо, — успокоил его заряжающий Степан Майдебура. — Буде и на нашей вулици свято.

Пострелять пришлось буквально через две минуты — пушки противника неожиданно открыли огонь из колхозной фермы. Несколько сараев и других каменных построек окруженные частоколом сбросивших листву фруктовых деревьев, были неплохим укрытием, и батальону Сазонова пришлось повозиться, расстреливая окопавшихся артиллеристов. Один снаряд скользнул по лбу башенной брони часовской машины, не причинив серьезных неприятностей, если не считать звона в ушах. Коротков трижды стрелял по ферме и уверял, что именно его снаряд вызвал взрыв вражеских боеприпасов.

Дальше танки медленно катились неровной линией, не встречая сопротивления. В шести километрах от исходного рубежа Часов приказал батальонам остановиться и привести в порядок изрядно перемешавшиеся подразделения. Время приближалось к семи утра, времени до позднего зимнего рассвета оставалось больше чем с избытком.

Чуть позади часовского хозяйства гудели слабосильные моторы легких танков — командиры собирали свои расползшиеся по всему полю машины. Неторопливой рысью подтянулся кавалерийский полк. Казаки расположились вокруг танкового стойбища, несколько разъездов ускакали в ночь. Низкохат тоже увел своих орлов на север — разведать обстановку на последнем участке марш-броска.