– Тебе совсем ни к чему делать Алессандре такие экстравагантные подарки.

– Но я хочу. В этом нет ничего плохого, – возразила Джорджиана с безмятежной убежденностью.

– Трать свои деньги на себя, дорогая.

Он отмел эту тему легким взмахом руки.

Она не раз видела, как таким же жестом он распускал оркестр после концерта. Его улыбка ясно показывала, что этот вопрос мало его интересует.

Но Джорджиана не была согласна с этим. Она сделает все, как она хочет.

Подали пудинг и изысканное десертное вино.

– Джорджиана, я хочу развода, – негромко сказал Сол.

Джорджиана моргнула и широко распахнула свои голубые глаза. Она раскрыла губы и положила в рот полную ложку лимонного суфле. Она решила промолчать.

– Ты слышишь меня? – спросил Сол, жестко глядя на нее.

Она кивнула.

– Ну?

Она пожала плечами. Взяла еще ложку суфле. Если она полностью сосредоточится на вкусе лимона, слова, которые Сол хочет впихнуть ей в уши, просто растают в воздухе. Они не будут иметь смысла. Не будут иметь последствий.

– Тэра ждет второго ребенка, – заявил он. Он произнес эти слова так, будто считал, что они все объясняют.

Она в панике отвела глаза от его лица. У нее перехватило дыхание. Тара ожидает еще ребенка. Джорджиану ожидает развод. Как все просто.

Перед глазами Джорджианы заплясали переливающиеся красные огоньки, расщепленные на множество осколков. Она моргнула, чувствуя, как внутри нее все головокружительно скользит и падает вниз. Она уставилась в свою тарелку, изучая завитки, выгравированные на черенке серебряной ложки.

Проследив глазами линию, одного из завитков, она обнаружила форму пера. Безупречно симметричного пера. С волосками, расположенными точно по обе стороны от центрального стержня. Прекрасное, совершенное, аккуратное перо.

Она выровняла дыхание. Сосредоточилась на безукоризненном совершенстве пера.

Красные огоньки поблекли. Через несколько мгновений они исчезли совсем. Джорджиана снова принялась за пудинг.

Сол раздраженно стиснул челюсти.

– Джорджиана! Ты не можешь просто игнорировать этого факта.

Она подняла глаза. Улыбнулась.

– Нет, – неопределенно сказала она. Сдерживая нарастающий гнев, Сол вздохнул.

– Тебе нужно время, чтобы подумать об этом? – спросил он. – Я буду выплачивать щедрое содержание. Ты станешь очень богатой женщиной.

Она снова пожала плечами. Деньги не имели значения. У нее всегда их было много.

– Да, я подумаю об этом, – проговорила она, наконец.

Она была довольна тем, с каким достоинством произнесла эти слова. Доктор Дейнман мог бы гордиться ею.

– Спасибо за обед, – сказала она на прощание Солу, подставляя щеку для поцелуя.

– Ты серьезно обдумаешь то, что я сказал, – напомнил он.

– О да.

Она коснулась его плеча рукой с безукоризненным маникюром, потом повернулась и ушла.

Тэра бродила по дому, не находя себе места. Открывала двери, заходила в комнаты. Брала в руки книгу и тут же откладывала ее в сторону.

Она чувствовала, что попалась в ловушку. Она поймана в силки, опутана сетью, посажена в клетку. Она не хотела снова быть беременной. Во всяком случае, сейчас.

Она точно знала, когда это произошло. Новая карьера и новый ребенок зародились в один и тот же роковой день. День ее концертного дебюта.

Она хотела знать, было ли это намеренно спланировано Солом.

И если да, то она не может не восхищаться его тактикой. Вряд ли он нашел бы более действенный способ, чтобы удержать ее дома.

Из-за постоянной тошноты она с трудом находила силы для занятий скрипкой. Эта беременность отодвигала ее зарождающуюся карьеру солистки на неопределенное будущее.

И, кроме того, врач рекомендовал ей воздержаться от секса хотя бы первые несколько месяцев.

Жизнь представлялась в гораздо менее радужном свете, чем хотелось.

– Он хочет расстаться со мной, – сказала Джорджиана доктору Дейнману. – Ему не нравится мое дружеское отношение к этой девушке, он не хочет, чтобы я покупала подарки малышке.

Доктор Дейнман удивлялся настойчивому стремлению Джорджианы ставить себя в центр событий. Ей не приходило в голову, что у ее мужа может быть множество других мотивов для развода. Доктор Дейнман потратил на нее уже очень много времени, а она все еще оставалась откровенно эгоистичной, как маленький ребенок.

В ожидании, пока Джорджиана начнет развивать эту тему, он, как обычно, воспользовался возможностью созерцать ее изящное, стройное тело, которое даже самую простую одежду превращало в произведение высокой моды. Он представлял, как поворачиваются головы, когда она входит в комнату. Она обладала исключительной физической красотой. Доктор не сомневался, что то, что было скрыто одеждой, имело не менее вдохновляющий вид.

Шелковистые волосы Джорджианы струились вниз ослепительным золотым потоком, освещенные резким светом полуденного летнего солнца. На ней было мягкое шерстяное платье в тонкую серую и кремовую полоску. Глаза подчеркнуты мягкими красновато-коричневыми тенями. Туфли кремого цвета, стоящие рядом с кушеткой, представляли собой невообразимое переплетение ремешков в сочетании с трехдюймовыми каблуками. Ее шею обвивала изящная золотая цепочка. Доктор Дейнман ни разу не видел, чтобы Джорджиана надела хоть что-нибудь отдаленно вульгарное. Все, до мельчайших деталей и аксессуаров, казалось сущностью сдержанного хорошего вкуса.

– Что может быть плохого в том, чтобы покупать подарки? – продолжила Джорджиана. – Мои родители говорили, что красивый подарок – это лучший способ продемонстрировать любовь. Они всегда покупали мне разные вещи. Я помню, что как-то раз, когда мы поехали в летний домик в Корнуолле, на побережье, мама купила мне чудесную куклу, которая могла ходить и говорить. Она составляла мне компанию, и я не чувствовала себя одиноко, когда ложилась спать в незнакомую кроватку.

– Джорджиана, вы были их ребенком, – сказал доктор Дейнман. – Поэтому они дарили вам замечательные подарки.

– Алессандра – ребенок Сола, – ответила она. – А я его жена.

Ее тонкие пальцы нервно перебирали складки платья, выдавая заметное внутреннее волнение. Она нахмурилась, озадаченно сдвинув брови. Казалось, она вслушивается в какой-то шепот, слишком слабый, чтобы различить слова.

– У Тэры будет второй ребенок, – неожиданно объявила она. – У Алессандры будет брат.

Наступила тишина. Она длилась семь минут. Доктор Дейнман смотрел на часы, решив ничего не говорить. Лампочка на его магнитофоне мигала, реагируя на тишину.

– Несколько недель назад Тэра играла в Альберт-Холле, – нарушила молчание Джорджиана. – Говорят, она играла хорошо.

Доктор увидел, что ее лицо исказила непроизвольная судорога. Что это? Отчаяние? Зависть? Неподдельная боль?

– Но говорят, что она бы ничего не добилась, если бы Сол не использовал свои связи.

– А что говорит сама Джорджиана? – спросил доктор Дейнман.

Снова последовало долгое молчание.

– Я там не была, – сказала она, наконец, потом закрыла глаза и провела ладонями по лбу. – Агент Сола хочет, чтобы она сделала карьеру. Чтобы она играла на концертах по всему миру.

– И что вы об этом думаете? – поинтересовался доктор.

Казалось, она не слышала вопроса. Ее дыхание сейчас не было легким и неглубоким. Она почти задыхалась. Сжав пальцами надбровные дуги, она принялась растирать закрытые веки.

– Я опять вижу эти огоньки. Красные, голубые, золотые. Они такие лучистые, как фонарики, которые мама вешала на рождественскую елку.

– У вас болит голова? – спросил доктор Дейнман.

Она отрицательно покачала головой. Неожиданным, совершенно нехарактерным для нее порывистым движением она свесила ноги с кушетки и встала.

На ее лице и руках выше локтя блестели бусинки пота.

– Дайте мне холодной воды, пожалуйста.

– Да, сейчас. Доктор Дейнман положил тетрадь на стол и прошел в небольшую ванную, соединенную с кабинетом. Он наполнил стакан водой и принес его Джорджиане.