Феба вприпрыжку вернулась к крыльцу, вскочила на ступеньку и втиснулась между Эм и Кей Элом, но Эм тут же притянула ее, к себе, не желая ни с кем делиться теплом и полнотой жизни, которые излучало ее тело.
— Придется огородить забором остаток двора, — заявил Кей Эл, отодвигаясь в сторону, чтобы освободить Фебе еще немножко места. — Достаточно будет закрыть проход между дорожкой и домом; а чтобы вы могли загонять машину, мы поставим там ворота. И еще я подстригу траву, чтобы у Фебы не чесался животик.
По спине у Эм пробежал холодок.
— Траву стрижет мой папа, — сказала она и вновь искоса посмотрела на Кей Эла. Она была не прочь свести с ним дружбу, но ее терзали сомнения. Откуда он взялся, что он делает в их доме? Потом Эм вспомнила о шантажисте и подумала, что Мэл убьет ее, если она не выудит из гостя все, что возможно.
Эм стиснула зубы. «Вы влюблены в мою маму?» Начинать беседу с этого вопроса показалось ей не совсем уместным, поэтому она задала другой, похожий:
— Вы знаете моего папу?
Кей Эл чуть вздрогнул, и Эм подумала: «Ну вот, сейчас начнет врать», — но он сказал:
— Я познакомился с твоими родителями, когда учился в школе, но потом уехал и только сейчас вернулся в город. Я уже много лет не встречал твоего папу.
Эм задумалась над его словами. У Кей Эла были хорошие, честные глаза, он смотрел ей прямо в лицо, так что, может быть, он и не врал. К тому же Кей Эл говорил с ней почти как с мамой, как со взрослым человеком… разве что еще более серьезно.
— Это правда? — спросила она, все еще сомневаясь. Феба вновь начала вырываться, но Эм было не до нее.
— Разумеется, правда.
В его голосе зазвучало легкое раздражение, и Эм тут же попросила прощения:
— Извините. Просто люди порой говорят мне всякую чепуху, только чтобы успокоить.
— Я не стал бы врать, даже если бы знал, что правда разозлит тебя, — сказал Кей Эл. — Ложь рано или поздно приводит к беде. Со временем человек забывает, что он соврал, его ловят на обмане, и ему приходится расплачиваться. Куда проще говорить правду.
Кей Эл произнес эти слова досадливо и хмуро, словно вспоминая собственное прошлое, и Эм улыбнулась, на минуту позабыв о своих горестях и необходимости выудить из Кей Эла нужные сведения.
— Вас кто-то поймал за руку? — по-взрослому спросила она.
Кей Эл улыбнулся в ответ:
— Мой дядя. Уж он-то умеет читать чужие мысли.
— Мне бы это не понравилось. — Эм вспомнила кое-какие собственные мысли, которые хотела бы сохранить в тайне. Например, о том, что она не доверяет матери.
— Мне тоже это не нравится, — согласился Кей Эл. — Но я научился терпеть. Эй, Феба, а ну бегом сюда! — Щенок заковылял к крыльцу, и Кей Эл добавил: — Похоже, придется купить собаке цепь, чтобы не сбежала со двора.
— А заодно миску, что-нибудь из еды, ошейник и поводок, — согласно кивнув, ответила Эм и поднялась на ноги. — Сейчас я достану бумагу, и мы все запишем.
— Я принес еду для Фебы с собой, — сказал Кей Эл. — А для остального бумага не потребуется. Садись, я научу тебя одной хитрости.
Заинтригованная, Эм послушно уселась.
— Сейчас мы будем тренировать твою зрительную память, — сообщил Кей Эл. Феба тем временем влезла на крыльцо и устроилась поблизости. — Этому приему меня научил дядя. Итак, сколько предметов мы должны запомнить?
Эм сосчитала в уме.
— Четыре. Нет, пять. Еще нужно купить щенячьи бисквиты.
— Ладно, закрой глаза, — продолжал Кей Эл. — А теперь представь Фебу в ошейнике, к которому пристегнут поводок, и… что там еще?
— Цепочка, — ответила Эм, не открывая глаз. — Цепочка, пристегнутая к поводку.
— Ну, поняла? — спросил Кей Эл. — Молодец. Что дальше?
— Феба ест бисквиты из миски. — Эм в уме соединила предметы.
— А теперь присмотрись внимательнее. Что ты видишь?
Перед мысленным взором Эм возникла Феба, поедающая коричневые бисквиты из красной миски. На шее у нее красовался голубой ошейник, к нему пристегнут ярко-зеленый поводок, а к поводку прикреплена большущая массивная серебристая цепь…
— Цепь слишком тяжелая, — сказала Эм и тут же поняла, что сморозила глупость, ведь она сама все это придумала.
— Так сделай ее поменьше, — посоветовал Кей Эл. В его голосе не было и намека на то, что он считает Эм дурочкой. — Ты представила себе большую цепь, потому что тебе не нравится сама мысль о том, что Феба будет сидеть на привязи. Но мы скоро построим забор, и надобность в цепи отпадет. Нужно лишь оградить Фебу от опасности на то время, пока мы не доведем дело до конца.
Цепь сократилась до приемлемого размера, и в тот же миг Эм захотелось спросить, почему Кей Эл думает, будто он будет строить забор, а не папа. Но в ее руку тыкался такой холодный и влажный собачий нос, а мысли всецело занимали предстоящие покупки, а еще новая хитрость, которой она поделится с Мэл, и вдобавок все только что полученные полезные сведения — их она ухитрилась выудить из Кей Эла, задав лишь один ловкий вопрос. Собственно, спрашивать больше нечего. В конце концов, раскалывать незнакомцев — не ее конек, даже если она и добилась успеха с Кей Элом.
— Ясно, — сказала Эм. — Я все поняла. Осталось лишь добавить мячик и летающую тарелку.
— Где они находятся?
— Белая тарелка лежит под миской, а пурпурный мячик Феба держит на голове. — Эм хихикнула. — Всего семь предметов, правильно?
— Да, — ответил Кей Эл. — И я готов поспорить, ты не забудешь ни один из них.
«Я никогда ничего не забываю», — хотела сказать Эм, но вместо этого погладила Фебу и вновь припомнила картинку, запечатлевшуюся в ее мозгу. Оказывается, кроме маминого лица, шантажиста и вопроса, почему забор будет строить не папа, а Кей Эл, в мире есть немало других вещей, заслуживающих самого пристального внимания.
— Ты не против, если мы возьмем Фебу на ферму моего дяди? — Впервые за время разговора в голосе Кей Эла прозвучало напускное безразличие, и Эм напряглась. — Ладно, — тут же сказал Кей Эл своим обычным голосом. — Придется объяснить тебе, в чем тут дело. На мой взгляд, вы с мамой нуждаетесь в присмотре и заботе. Хотя бы ненадолго. А я не знаю никого, кто умеет заботиться о людях лучше моей тети. Фебе будет хорошо на ферме. Она сможет вволю порезвиться, а мы с тобой отправимся на рыбалку. Устроим маленький выходной. Ну, что ты об этом думаешь?
«Я не сомневаюсь, что вы с мамой уже все решили, так что какая вам разница, что я об этом думаю», — хотела заметить Эм, но сказала лишь:
— Я согласна.
Отправляясь на ферму, Кей Эл усадил Эм рядом с собой, и Мэдди была вынуждена сесть сзади, закутавшись в шарф, чтобы бороться с набегающим ветром. В дороге Кей Эл рассказывал Эм о ферме, о речке и рыбалке, о том, как все это понравится Фебе, и при этом в его голосе звучала такая нежность, что Мэдди ощутила нечто вроде ревности.
Где-то на полпути, когда они проезжали мимо заброшенной фермы Дрейка, Эм впервые открыла рот.
— Это далеко? — спросила она.
— Миль пятнадцать, — ответил Кей Эл. — Едем по вашей улице, сворачиваем на Тридцать третье шоссе, потом направо на Порч-роуд и еще раз направо на Гикори-роуд. Тридцать три человечка сидят на крылечке[2], грызут гикориевые орешки.
— О чем вы? — спросила Мэдди, но, увидев улыбку Эм, не стала входить в курс дела. Достаточно и того, что у Эм хорошее настроение, что она в безопасности.
— Двадцать пять минут, если ехать осторожно, — добавил Кей Эл.
Подальше от Брента. Впервые с тех пор, когда она обнаружила паспорт Эм, Мэдди позволила себе расслабиться.
— С таким водителем, как ты, мы домчимся за десять минут, — крикнула она, обращаясь к Кей Элу.
— Теперь я совсем другой, — ответил Кей Эл. — Теперь я — солидный гражданин, привыкший печься о своем будущем. Теперь я никогда не превышаю скорость.
Мэдди рассмеялась, и Кей Эл, сунув в магнитолу кассету, спросил: