— А теперь выслушай меня, — потребовала она. — Все это не имеет никакого значения. Главное — выжить. Не забывай, Мэдлин: ты рождена одинокой, в одиночестве и умрешь. А между этими событиями ты существуешь, заключая соглашения с другими людьми. Если ты выполнишь свои обязательства перед городом, и твоя мать, и твоя дочь будут в порядке.

Бабка схватила замусоленную черепашку и снова улеглась на подушки.

Терпение Мэдди лопнуло.

— Извини, но я спешу, — сказала она, поднимаясь. — Мне пора возвращаться к Эм.

— Сядь, — приказала Люсиль. — Расскажи мне о том мужчине, с которым ты провела ночь в своей постели.

— Не могу, — ответила Мэдди, пробираясь к выходу. — Мне надо к Эм.

Люсиль перестала жевать.

— Хочешь стать похожей на свою мамашу? Замкнуться в своем гнездышке наедине с ребенком и прогнать от себя мужчину, который домогается тебя? Господи, кого я произвела на свет? Сплошные зануды. — Она вперила в Мэдди горящий взгляд. — Я никогда ничего не боялась, как вы. Я принимала любовников, и плевать мне было на соседей. И вот, пожалуйста. Ты и твоя мамаша. Трусливые дурочки.

Мэдди нахмурилась.

— Какой мужчина? — спросила она. — У моей матери нет никаких мужчин.

— В свое время за ней увивался хозяин кегельбана, — фыркнув, сообщила бабка. — Парень так себе, да все же лучше, чем ничего. Но только не для твоей матери. Она сказала, что ей всю жизнь приходилось замаливать мои грехи, и она не желает тебе такой судьбы. — На лице старухи отразилась боль, которая тут же сменилась обычной брюзгливой гримасой. — Можно подумать, я не заботилась о ней и была для нее позором. — Люсиль посмотрела на Мэдди из-под набухших век. — Бояться жить — вот единственное, чего нужно стыдиться, но твоя мать только и делала, что боялась. Что за жизнь у нее была, я тебя спрашиваю?

— Не такая уж плохая у нее была жизнь, — ответила Мэдди, вспоминая последние события. — Тихая и скромная, никто тебе не лжет, никто не распускает о тебе сплетен…

Старуха фыркнула снова.

— Никто тебя не любит, никто не пытается заставить тебя смеяться и радоваться жизни, — подхватила она и, задрав подбородок, горделиво посмотрела на Мэдди. — У меня было восемь мужиков, и я не жалею ни об одном из них. По городу ходили слухи, но мне было плевать.

— Ты изменяла дедушке? — ошеломленно спросила Мэдди.

— Он спал со мной, когда я еще была замужем за Баком, — ответила бабка, и в ее голосе не прозвучало ни ноты раскаяния. — Чего же он ожидал от меня? Что я начну жизнь с чистой страницы? — Она рассмеялась. — По крайней мере в моей жизни были любовь и страсть, о которых твоя благовоспитанная матушка не могла и мечтать. — Люсиль вновь посмотрела на Мэдди и продолжала: — Я рассчитывала на тебя, но ты оказалась такой же недотепой, как твоя мать. Два сапога пара.

— Я не верю тебе… — заговорила Мэдди, но бабка ее тут же перебила:

— Скотт, вот как его звали. Сэм Скотт!

Мэдди вспомнила, как Сэм Скотт вышел на крыльцо кегельбана в ту ночь, когда она искала Брента. «Я услышал звук машины вашей матери», — сказал тогда Сэм. Неужели он и был тем человеком, от которого отказалась ее мать? Неужели он все эти тридцать лет продолжал любить Марту? Способен ли Кей Эл на такой поступок? Эта мысль казалась Мэдди невыносимой. Ей хотелось уйти отсюда, забыть о бабке с ее ложью. Во всяком случае, мать утверждала, что Люсиль лжет.

Мэдди повернулась к двери, не обращая больше внимания на ворчание старухи, и в тот же миг вспомнила об ожерелье из стеклянных бус, которое принесла с собой.

— Хочешь, я подарю тебе ожерелье? — спросила она, снимая нитку с шеи и протягивая ее Люсиль.

— На кой черт мне сдалась эта дешевка? — Бабка отложила коробку в сторону, глядя на Мэдди. — Кто я, по-твоему? Нищенка? Не нужны мне твои бусы. Сядь и расскажи мне о мужчине, с которым ты встречаешься.

— Извини, бабушка, но мне пора возвращаться. — Мэдди сунула ожерелье в карман джинсов. — Эм сейчас очень плохо, и я должна идти.

— Неужели ты не можешь посидеть и поговорить со мной? — заныла старуха. — Ведь я того и гляди помру.

— Прощай, бабушка, — ответила Мэдди и выскочила в коридор. Не успела она шагнуть прочь, как изнутри в дверь ударилось что-то тяжелое. Похоже, бабка швырнула в дверь ее коробку с конфетами.

Вернувшись домой, Мэдди уже хотела приступить к матери с расспросами, но выражение лица миссис Мартиндейл ясно говорило, что вряд ли ей придется по вкусу вопрос о том, спала ли она с Сэмом Скоттом. В ответ следует ожидать лишь очередной лекции о бабушке Люсиль и ее выдумках. У Мэдди хватало своих забот, поэтому она уселась к накрытому столу, напустив на себя любезно-неприступный вид. Наконец мать оставила попытки расшевелить ее и уехала восвояси. Следующая неделя прошла точно так же — ив школе, и дома Мэдди держалась вежливо и отчужденно. Сколь бы серой и безрадостной ни казалась такая жизнь, Мэдди чувствовала себя намного лучше прежнего и была совершенно уверена в том, что сумеет приспособиться к такому существованию. На все остальное у нее попросту не хватило бы сил. Окружающие доставляли ей одни неприятности, и Мэдди нужно было хотя бы на время оградить себя от излишних переживаний.

Но, храбро улыбаясь, она чувствовала, как ее душу терзает боль одиночества.

Две недели, миновавшие со дня похорон, оказались для Кей Эла ничуть не менее трудным испытанием, чем для Мэдди.

Хуже всего было то, что Мэдди отказывалась разговаривать не только с ним, но и вообще с кем бы то ни было. Ее мать хотя и казалась озабоченной, держалась в стороне. Во время ленча с Кей Элом она была любезна и вежлива, но не пожелала обсуждать с ним поведение своей дочери. Кей Эл подумал, что если бы его ребенок отказался с ним общаться, он говорил бы об этом с любым, кто согласится его выслушать; но миссис Мартиндейл предпочитала помалкивать.

— Я благодарна вам за то, что вы оставили Мэдлин в покое, — сказала она. — Город и без того переполнен слухами о похоронах.

Кей Эл хотел заметить, что главным затруднением является не избыток, а недостаток информации — во всяком случае, от Мэдлин, — но, заметив в глазах ее матери упрямый огонек и вспоминая о стычке с Хелен напротив банка, решил отступиться. Миссис Мартиндейл делала все, что могла, хотя и по-своему.

Кей Эл предпочел иные пути.

Он съездил к Хауи и Треве, но не продвинулся ни на шаг.

— Эгей, Кей Эл! — воскликнул Хауи, когда Кей Эл остановился подле гаража Бассетов. — Я уже собирался звонить тебе. Ты еще не отказался от мысли о постройке дома?

— Разумеется, нет, — ответил Кей Эл, выбираясь из «мустанга». — Кендэйс проталкивает мое заявление с просьбой о кредите, и деньги поступят на мой счет не позднее конца месяца. Почему это я должен отказываться от дома?

— Ну, я подумал, что если вы с Мэдди расстались…

— Нет, мы не расстались, — ответил Кей Эл. — Просто мы вынуждены некоторое время держаться поодаль друг от друга. Как поживает Трева?

— Отлично, — без особой радости отозвался Хауи. — Она сейчас дома.

— Ты не возражаешь, если я загляну на минутку? — спросил Кей Эл. — Я хотел бы задать ей пару вопросов.

Хауи кивнул. Кей Эл постучался и вошел внутрь, не дожидаясь приглашения.

Трева, склонившись над объемистой кастрюлей, готовила еду. От пара ее кудрявце светлые волосы завивались в забавные колечки.

Кей Эл принюхался.

— Куриный суп? — спросил он, переполошив Треву до такой степени, что она уронила ложку в кастрюлю.

— Господи, Кей Эл, — произнесла Трева, отпрянув. — Ты испугал меня до смерти. — Она заглянула в кастрюлю и добавила: — Ну вот, теперь придется как-то доставать эту чертову железку.

— Я сам, — сказал он и взял в руки нож, лежавший у разделочной доски.

— Нет, это не годится. — Трева выдвинула буфетный ящик и протянула ему черпак на длинной ручке. — Вот тебе удочка. Желаю доброго улова.

— Ну, что новенького? — спросил Кей Эл, шаря черпаком по дну и прислушиваясь вполуха, не звякнет ли ложка о стенку кастрюли. — Как твои дела?