Литмир - Электронная Библиотека

Дженнифер Крузи

Солги мне

Глава 1

В один из теплых августовских дней, в четверг, Мэдди Фарадей сунула руку под сиденье «кадиллака», принадлежавшего ее мужу, и вытащила оттуда черные кружевные трусики. Чужие.

Вплоть до этого события день казался вполне сносным. Правда, когда Мэдди попыталась разогреть для Эм оладьи на завтрак, микроволновка пыхнула дымом и сгорела. И все же над их голубым домиком продолжало сиять солнце, жара до самого полудня не поднималась выше девяноста градусов[1], а Эм была поглощена составлением списка покупок к новому учебному году. В доме царили тишина и согласие, и даже Брент, все утро ворчавший по поводу беспорядка в салоне своей машины, оживился и воспрянул духом, когда Мэдди сама вызвалась вычистить его автомобиль. Она сделала это, повинуясь скорее чувству вины, нежели долга — ведь летом в отличие от Брента она не работала.

В последние дни Мэдди из кожи вон лезла, проявляя самые лучшие свои качества. «Я едва терплю тебя, — хотелось ей сказать. — Почему же я должна мыть твою машину?» Но в глазах общества Брент был примерным супругом; он не орал на жену, не бил ее, не напивался в день получки. Брент честно исполнял свои супружеские обязанности, и Мэдди оставалось лишь притворяться, будто она исполняет свои.

Брент обнял дочку, попрощался с ней и направился к двери. Тогда-то он и узнал о ее решении.

— Так и быть, мы с Эм вычистим твой автомобиль, — сказала Мэдди. — Позвони Хауи, пусть подбросит тебя на работу.

Брент был так изумлен, что даже чмокнул жену в щеку.

Услышав о том, что ей предстоит, Эм по своему обыкновению страдальчески закатила глаза за стеклами очков, но потом на ее мордашке появилось хитрое выражение, и она тут же превратилась в пай-девочку. После обеда Эм покорно отправилась к сверкающему отцовскому «кадиллаку», над которым уже трудилась мать. Сметая мусор с пассажирского кресла машины и подпевая льющемуся из магнитофона голосу Розанны Кэш, Мэдди думала, что все идет слишком хорошо, и каждую минуту ожидала какого-нибудь подвоха.

Эм собрала на заднем сиденье гору хлама, который едва поместился в огромную картонную коробку.

— Я отнесу все это в дом и спрячу, — объявила она, прижимая к себе коробку и отправляясь на кухню. Мэдди, сидя на полу у пассажирского кресла, махнула ей вслед рукой.

Потом она полезла под кресло и выудила оттуда шоколадную обертку. Розанна запела «Светит месяц, сердцу мука». Славная песенка, славный денек. Справа послышался скрип сетчатой двери, Мэдди вытянула шею и увидела соседку, миссис Кросби, которая, еле передвигая ноги, вышла на свое крохотное, безупречной белизны крылечко, спустилась в свой опрятный дворик, окруженный грядками бархатцев, и с удивлением воззрилась на «кадиллак», вопреки обыкновению стоявший у дома в будний день.

Сегодня миссис Кросби принарядилась — на ней были красные эластичные гамаши, обтягивавшие ее худосочные бедра, и ярко-оранжевая футболка с надписью «Лучшая бабушка в мире» — материальное подтверждение того, что ханжество и лицемерие городка Фрог-Пойнт, штат Огайо, начинало приобретать современные черты.

Мэдди в знак приветствия подняла руку и крикнула:

— Добрый день, миссис Кросби, мы моем машину!

Миссис Кросби хотя и утратила былые слух и зоркость, до сих пор отличалась болтливостью и острым языком. Если бы Мэдди попросту не обратила на нее внимания, она могла бы устроить изрядный переполох, сообщая каждому встречному-поперечному, что Брент задирает нос и думает, что если у него такая здоровенная машина, ему уже нет нужды ходить на работу. Куда проще было своевременно поприветствовать соседку, избежав тем самым ненужных пересудов и объяснений со знакомыми.

Миссис Кросби помахала в ответ и, уверившись в том, что на подъездной дорожке Фарадеев не происходит ничего интересного, поплелась обратно. Мэдди сунула обертку в мешок для мусора, забралась под сиденье, чтобы выгрести оставшуюся грязь и наткнулась на трусики.

Итак, миссис Кросби ошиблась.

Мэдди уселась, высунула из салона голые ноги и тупо уставилась на резинки и кружева, болтавшиеся у нее в руке. Она не сразу поняла, что это такое. У трусиков не было промежности, они представляли собой четыре кружевных треугольничка на эластичной подвязке, и лишь минуту спустя Мэдди догадалась, что это нижнее белье, женские трусики с дыркой. В ее голове вихрем завертелись мысли: «Значит, опять Бет… Слава Богу, Эм ушла на кухню… наконец-то я смогу развестись с ним». Потом она услышала шум — к соседнему дому слева подъехала машина, и Мэдди, вздрогнув, смяла кружева в плотный комок, неприятно царапнувший ладонь.

Это была Глория. Она вернулась домой, и Мэдди абсолютно не хотелось, чтобы соседка, как обычно заглянув сквозь высокий палисадник, увидела ее на полу автомобиля Брента с бельем посторонней женщины в руках. В тот самый миг, когда Розанна затянула новую песню, Мэдди выключила магнитофон и попыталась привести в порядок свои мысли.

Вероятно, было глупо опасаться, что Глория Мейер сумеет на расстоянии в сорок футов углядеть женские трусики, но дело происходило во Фрог-Пойнте, и Мэдди не могла рисковать. Если бы Глория все же увидела это в ее руках, она тут же ринулась бы в дом, и уже час спустя Мэдди пришлось бы отвечать по телефону на вопросы матери — правда ли то, что ей сообщила тетя Эстер, и то, что во Фрог-Пойнте все говорят, будто Брент опять выставил ее дурой, и как же все это получилось. Она так старалась вырастить Мэдди хорошей девочкой, и — ах! — какой это позор для Эмилии!

Выжженный солнцем сельский пейзаж, дрогнув, поплыл перед глазами Мэдди, а содержимое ее желудка подступило к горлу. Осознав, что она уже несколько секунд не дышит, Мэдди втянула в легкие горячий пыльный воздух и ощутила, как в ушах застучала кровь.

Слева послышался звук захлопнувшейся двери. Глория вошла в дом.

«Возьми себя в руки и думай!» — приказала себе Мэдди. Предыдущая ссора с Брентом была самым настоящим кошмаром, а ведь Эм уже не маленькая, ее не проведешь. Она все понимает.

И еще мать. О Господи!

«Думай. Прекрати паниковать!» Что ж, кое-что она может сделать — например, не позволить вновь обмануть себя. Она может подать на развод. Мэдди кивнула собственным мыслям и тут же почувствовала себя набитой дурой оттого, что сидит в одиночестве на полу машины и кивает сама себе.

Она ухватилась рукой за нагревшуюся обивку кресла, выбралась из машины и окинула взглядом свой двор. Мир не перевернулся, и все находилось на своих местах — палисадник из сосновых кольев, потрескавшийся столик для пикников и обшарпанный синий велосипед Эм. А это она — стоит с чужими трусиками в руках здесь, на Линден-стрит, между домами Глории Мейер и Леоны Кросби, в самой середине собственной жизни.

Мэдди глубоко вздохнула, поднялась по ступеням крыльца и вошла в кухню, не забыв захлопнуть за собой дверь, которую уже начинало заклинивать от жары. Она остановилась у раковины, держа в руках трусики и пытаясь мысленно втиснуть их в рамки окружающей реальности — покрытая желтым пластиком кухонная стойка, испорченная микроволновая печь, отмокающая в раковине кастрюля с остатками фарша с сыром, коричневая лоскутная прихватка для сковороды с надписью «Я тебя люблю, мама»…

…и черные кружевные трусики.

— Мама?

Трусики выскользнули из ее пальцев и плюхнулись в сырное месиво. Мэдди запихнула их на самое дно кастрюли, забрызгав жирной водой свою футболку. Повернувшись, она увидела в дверях Эм в огромном, не по размеру свитере с портретом Мартина-марсианина, хрупкую и беззащитную, какими бывают только восьмилетние девочки.

Мэдди оперлась о раковину.

— Да, милая?

— Что это было? — Эм глядела на мать. Ее рыжеватые брови, увеличенные линзами очков, казались неправдоподобно большими.

Несколько секунд Мэдди тупо смотрела на дочь, потом спросила:

вернуться

1

По Фаренгейту. Соответствует тридцати двум градусам по Цельсию.

1
{"b":"15689","o":1}