Вообще с языком на Брайтоне обращаются вольно. На одном большом магазине тут красуется вывеска «Оптека». И это вовсе не ошибка, сделанная от неграмотности или по причине того, что родной язык напрочь забыт. Это ностальгия по корням плюс приобретенный американский прагматизм. Слово «оптека» красноречиво скажет каждому брайтонцу, что в этом «шопе» можно и лекарство купить, и очки заказать. Кстати, Брайтон — единственное в NY место, где можно найти родные пилюли и снадобья типа валидола, валокордина или валерьянки.

«Чужие тут не ходят!» — это о Брайтоне, но 30-летней давности. В 70–80 годы американцы на юг Бруклина и носа не казали — боялись местных жиганов, карманников и прочих «остапов бендеров» с Брайтон-бич авеню. Сегодня на Брайтоне много «пришлых» — как туристов, так и нью-йоркцев, «подсевших» на русские пельмени. Но на каждого, кто говорит по-английски, аборигены все равно смотрят так, будто спрашивают: «Заблудился, милок?». «Своими» на Брайтон-Бич считают только латиноамериканцев из соседнего «испанского» квартала. Мексиканцы на Брайтоне энергично лепят вареники в русских ресторанах или стоят на улице с овощными лотками. А субтильные пуэрториканские юноши ухлестывают на променаде за пышными одесскими «мамзелями».

Многие воспринимают Брайтон как своего рода нью-йоркский аттракцион — «машину времени по-русски». Русский размах да при американском изобилии, да при живом в памяти советском прошлом!

В брайтонских витринах — объявления, родом словно из Москвы времен застоя. «Поступила в продажу пудра „Ланком“ с запасным блоком». «Итальянские шмотки — родные, недорого». Веселят и вывески на магазинах: «Свежее фермерское мясо». А через дверь: «Салон мага и натуропата Семы Задунайского». Говорят, около будки, где продаются огромные горячие пирожки, одно время висела табличка: «Здесь был Горбачев, который хотел нашими пирожками накормить голодную перестройку».

На Брайтоне (и только на нем!) можно купить самые чудные и редкие вещи — ручные узбекские ковры, бюстгальтеры на четыре пуговицы, чугунные мясорубки харьковского завода, бязевые носки, нитки мулине и даже зубную пасту «Поморин». Как говорят местные, даже кепки-«аэродромы» вот уже лет 30 продаются в одном и том же месте — в закутке у дяди Гоги. А когда на Брайтон-Бич открывается новый ресторан (что происходит чуть ли не каждый день) название ему подбирают непременно имперское: «Метрополь», «Националь», «Европейский», «Столичный». И нигде не гуляют с таким размахом, как на брайтонских банкетах. На хлебосольных брайтонских именинах угощение стоит в три этажа: на одном — сациви, на другом — шашлыки, на третьем — пирожные. И музыканты играют без антрактов.

«Санкт-Петербург» — самый большой книжный магазин на Брайтоне. Модные новинки на русском — Акунин и Сорокин, переведенные Мураками и Кальвино — попадают сюда практически одновременно с Москвой. «Я хочу подарить вам две свои книжки!» — говорю я менеджеру. «А зачем?» — подозрительно интересуется он, явно выискивая в моем душевном порыве какой-нибудь подвох. «Мне будет приятно, если вы продадите их в своем замечательном магазине, — честно отвечаю я. — А если читателям понравится, закажете еще из Москвы». Тут книготорговец понимает, в чем моя корысть, и заметно расслабляется. Берет книжки и записывает мой телефон — на всякий случай. Оно и понятно: ходят тут всякие… А потом книжки пропадают!

Брайтонцы, конечно, похожи на нас — но только на нас образца 70-х — начала 80-х годов. Слегка подозрительные, редко улыбчивые, но при этом всегда готовые к соленой шутке и крепкому словцу. И 30, и 20 лет назад сюда приезжали за лучшей долей, за красивой жизнью… И оказавшись полностью оторванными от родины, жили мыслью: «Эх, вот бы у нас на Арбате увидели меня в „кадиллаке“, а Маню — в алмазах!» А теперь брайтонцам непросто понять, что в голове у «новых россиян», прибывающих не из бедной, голодной и увитой очередями, а из сытой, полной бутиков и ресторанов столицы. Брайтонцы помнят Москву днем серой, а вечерами — кромешно-мглистой. Вывески магазинов — подслеповатыми, а граждан — мрачными и озабоченными добычей продуктов. Не жалуют тут ипредставителей «последней волны» — русских, эмигрировавших уже из свободной России. Эти люди приезжают с большими капиталами и такими же амбициями. Они скупают пентхаусы на Манхэттене, а на Брайтон приезжают поглазеть, как на диво. «Новые русские манхэттенцы» взирают на Брайтон-Бич с любопытством и слегка свысока — как на музей, где время остановилось. Для них это закрытый мирок брежневской эпохи, полный мрачных взглядов, подозрений и провинциальных замашек. Брайтонцы «новых манхэттенцев», конечно, не гонят. Но и любви особой не испытывают, что не скрывают. Как хорошо сказал бывший рижанин, ныне житель Брайтона, замечательный критик и эссеист Александр Генис: «Здесь у нас говорят, что думают, не обращая внимания на детей, женщин и генсеков».

Конечно, население сегодняшнего Брайтон-Бич состоит не только из энергичных, но малообразованных провинциалов, вывезенных из России еврейских бабушек и полумафиозных российских бизнесменов, вовремя уехавших за рубеж. Многие русские американцы второго поколения, не имеющие проблем ни с английским языком, ни с работой, ни с американскими бытовыми привычками, не торопятся съезжать с Брайтон-Бич, а только меняют квартиры на лучшие и большие. Они привыкли покупать свежий щавель, есть в кафе домашний борщ с пампушками, а вечерами дефилировать по набережной, где Атлантика с успехом заменяет им Черное море. И снова процитирую Гениса: «Брайтон — это реинкарнация Одессы, причем именно той шумной, грязной, полублатной Одессы, которую Бабель в содроганиях восторга описывал рассадником мечты, фантазии и неправдоподобно яркого мировосприятия».

Возможно, мой прочувствованный рассказ о нравах Брайтона покажется вам лирическим отступлением. Но поверьте: Брайтон стоит лирики! И здесь надо не что-то посещать, а просто гулять и впитывать его неповторимый дух.

Как гулять по Брайтону:

• Конечно же, по «бордвоку» (boardwalk) — деревянной эспланаде вдоль океана. Это самая длинная в Нью-Йорке прогулочная набережная: она протянулась на целых 5 километров, до самого Coney Island. Неторопливо шагая по ней в сторону парка аттракционов, вы сможете лицезреть брайтонскую публику во всей красе.

• Купаться в районе Брайтон-бич стоит, если только уж очень жарко или рано утром — пляж хоть и поддерживается в чистоте, но слишком переполнен.

• Главный очаг культуры Брайтон-Бич — театр «Миллениум» (1029 Brighton Beach Ave).Здесь практически без перерывов выступают гастролеры «с большой земли»: от Жванецкого до Жириновского.

• Самая интересная часть меню брайтонских ресторанов — музыкальная программа. Шансон, дискотека 80-х и песни советских лет, которые на родине давно позабыты. Дамы в вечерних платьях, кавалеры в лаковых штиблетах, шампанское рекой — и танцы, танцы, танцы!

• А самым экзотическим развлечением (все-таки Брайтон-Бич в Америке!) тут является русская баня с веником, водкой и селедкой. Аксессуары для бани, включая шайки и войлочные шапки, вовсю продаются с уличных лотков. Затопят местные баньку по-черному — и парит над Брайтоном русский дух, и Русью пахнет!

Так что если, находясь в Нью-Йорке, соскучитесь по родине, то станция подземки, на которой вам следует сойти, так и называется —  «Brighton Beach».

Заинтригованы навсегда.

Мишель — из тех, кто влюбился в Нью-Йорк с первого взгляда и, похоже, надолго. Она — моя бывшая одноклассница. На родине ее звали иначе, но в эмиграции она взяла другое имя, более привычное американскому уху. Мишель уехала из России в 92-м году. За океан ее привела любовь. У нее был страстный роман с однокурсником по медицинскому институту, а его семья как раз собиралась в эмиграцию. Выйдя замуж, Мишель уехала с мужем и новыми родственниками. Уже в Америке родила сына. Но так сложилось, что за океаном молодая семья долго не просуществовала, уж больно тяжело пришлось первое время. В итоге молодые развелись, Мишель осталась с маленьким сынишкой. У нее был выбор: вернуться домой или все же попытаться найти свое место под американским солнцем — уже в одиночку. Да с ребенком на руках. Но, поразмыслив, она все же выбрала второе.