Планы Амелии на вечер были просты: горячая ванна, короткий отдых в постели и ужин. Но как только голова ее коснулась подушки, предполагаемый час сна беспредельно растянулся и продолжался до тех пор, пока не послышался стук в дверь.

Ее зрение тотчас же отметило две детали: гардины были раздвинуты и в комнату лился яркий зимний свет. Амелию поразило еще одно неожиданное наблюдение: наступило утро. Утро!

Она села на постели как раз в тот момент, когда в комнату вошла Элен.

— Добрый день, мадемуазель! — радостно приветствовала ее горничная.

— Элен, ведь уже утро. Почему ты не разбудила меня к ужину?

— Лорд Армстронг велел мне дать вам поспать.

«Неужели он это сделал?» — удивилась Амелия.

Через полчаса она спускалась по лестнице, продолжая размышлять над мотивами Томаса. Почему он так поступил? Из доброты или оттого, что это давало ему возможность избежать ее общества? Но более всего ее досадовало то, что этот вопрос так ее занимает.

Когда Амелия направилась в утреннюю комнату, чтобы позавтракать, в коридоре появился лорд Алекс. Поравнявшись с ней, он остановился и отдал ей низкий поклон:

— Доброе утро, леди Амелия. Вы выглядите прелестно, как всегда. — В уголках его рта змеилась лукавая улыбка. — Прошлым вечером вы чуть не разбили мне сердце, когда я узнал, что вас не будет с нами за ужином.

Амелия рассмеялась. Трудно было принять всерьез столь бурное проявление чувств.

— О конечно, если бы я знала, что вы здесь, ни болезнь, никакие силы природы не помешали бы мне спуститься к ужину.

— Ну, благодарю Господа за это. Прошлым вечером я было решил, что потерял чутье.

В его серых глазах сверкнуло лукавство.

— Будет ли вам достаточно моего присутствия за завтраком, или это едва ли можно считать достойной компенсацией? — поддразнила Амелия.

С ним ей было легко поддерживать подобный тон.

— Если вы дадите мне пятнадцать минут на то, чтобы привести себя в презентабельный вид, я буду более чем польщен, — отозвался он, указывая на свой костюм для верховой езды, и дерзко подмигнул ей.

— Думаю, на это время я смогу обуздать свой голод, — ответила Амелия только наполовину в шутку.

В конце концов, она ведь не ела с середины вчерашнего дня, да и тогда всего лишь перекусила.

— Я прервал важную беседу? — послышался голос Томаса, в котором, казалось, звенела сталь, придавая его мягко произнесенным словам обманчивое звучание.

Амелия вздрогнула и повернулась в его сторону. Томас стоял в дверях гостиной, сложив руки на груди, вся его фигуpa выражала напряжение, а сам он, золотистый, красивый, источал праведный гнев.

Ни один человек не мог бы так прекрасно выглядеть, даже в хорошо сшитой одежде из шерсти и хлопчатобумажной ткани. И похоже было, что вместо гребня он использовал собственные пальцы, чтобы утихомирить и приручить свои шелковистые локоны.

Почему, будь он неладен, он казался ей таким привлекательным?

Лорд Алекс посмотрел на друга, но выглядел при этом ничуть не смущенным.

— По правде говоря, думаю, что это так. Верно, леди Амелия?

Он посмотрел, на нее и вопросительно поднял брови.

Амелия изо всех сил старалась подавить приступ смеха и, сделав вид, что закашлялась, ничего не ответила.

Раздражение Томаса возросло, и он воззрился на лорда Алекса. Затем обратил взгляд на Амелию:

— Должно быть, вы голодны. Позвольте мне проводить вас в столовую.

— Леди Амелия уже согласилась присоединиться ко мне, как только я приведу себя в порядок, — заметил Алекс.

Это напоминало драку двух мальчишек из-за игрушки. Но в данном случае это была стычка двух взрослых мужчин, рассматривающих женщину, как нечто подобное. Амелия решила вмешаться:

— Право же, я…

— В таком случае мы будем жевать медленно, — сказал Томас и, небрежно кивнув Картрайту, сделал знак Амелии следовать за ним.

В оглушительной тишине никто не пошевелился и не произнес ни слова. Оба мужчины выжидающе смотрели на нее.

Наконец лорд Алекс повернулся к ней:

— Решение за вами. Конечно, я пойму, если вы предпочтете общество Армстронга.

Томас громко втянул воздух. На его скулах появились два красных пятна. Глаза превратились в две изумрудные щелки. Грудь его поднималась и опускалась, как у человека, который с трудом сдерживает себя. По-видимому, он не оценил великодушие друга. Ему не понравилось то, что манеры лорда Алекса оказались гораздо более изысканными, чем его собственные.

— Амелия, пожалуйста, оставьте нас. Мне надо поговорить с Картрайтом… наедине.

Томас не сводил глаз с лица друга.

— Что бы ты ни собирался сообщить, думаю, это может быть сказано в присутствии леди Амелии, — возразил Алекс.

Его губы растянулись в лукавой улыбке.

И снова Амелия почувствовала, что не может двинуться с места и пропустить назревающую ссору. «Господи, да ты, вероятно, тронулась умом!» Но даже этот упрек, обращенный к себе самой, не заставил ее уйти.

— Уверяю тебя, это невозможно, — произнес Томас сквозь стиснутые зубы.

Поведение Томаса, столь похожее на поведение пещерного человека, вызвало в ней сильное возбуждение, на которое она попыталась не обращать внимания. Ее взгляд смущенно метался между двумя мужчинами. Лорд Алекс сохранял ленивую и беспечную позу: он стоял, держась за балюстраду лестницы, скрестив ноги в щиколотках, а руки на груди.

— У тебя сердитый вид. Ты сердишься на меня? — с притворной наивностью спросил Алекс.

Глаза Томаса сверкнули, а из горла его вырвался звук, похожий на рычание:

— Ты оставишь Амелию в покое?!

Каждое четко и громко произнесенное слово срывалось с его губ, как взрыв. Амелия подавилась воздухом. Он и в самом деле произнес это вслух. Кровь снова бросилась ей в голову. Томас тотчас же окаменел и захлопнул рот. Он сказал слишком много: гнев, прозвучавший в этой реплике, заполнил коридор и превратил воздух в нечто плотное и осязаемое.

— Если ты делаешь ставку, я с радостью выхожу из игры. Но если ты ведешь себя как собака на сене, я буду серьезно возражать, — проговорил Алекс.

«Собака на сене»? Она слышала это выражение раньше и всегда гадала, что бы оно значило.

Выражение липа Томаса стало тяжелым, как грант, а глаза, казалось, говорили: «Возражать?! Как бы не так! Скорее снег выпадет в преисподней, чем ты сможешь возразить!» И все же то, что она сказала, стало для него полнейшей неожиданностью:

— Из какой именно игры? Вам недостаточно одной любовницы?

Услышав это, Картрайт откинул голову назад так, что его адамово яблоко заходило ходуном, и разразился громким хриплым смехом.

Томас бросил на нее хмурый взгляд, будто из-за нее произошел весь этот инцидент. Но яростный взгляд, предназначенный для его друга, вызвал образ целого сборища ведьм на шабаше, склонившихся над кипящим котлом и готовящихся произнести заклятие против жертвы с серебристо-серыми глазами и восхитительной ямочкой на подбородке.

— Я последний, с кем тебе отныне захочется играть в твои игры, — пробормотал Томас с такой глубокой искренностью и убежденностью, что по рукам Амелии пробежала дрожь.

Однако лорд Алекс был не из робких, и запугать его было не так легко. Его неудержимый смех превратился в громовые раскаты хохота, сквозь которые прозвучало:

— Так чьи намерения беспокоят тебя больше: мои или твои?

Мгновенным движением Томас схватил друга за отвороты куртки, изо рта его извергались огонь и сера, в то время как лорд Алекс сохранял полное спокойствие.

— Мои намерения меня ничуть не беспокоят, но я имею огромное желание поколотить тебя…

— Что, ради всего святого, здесь происходит? — послышался встревоженный женский голос.

По лестнице торопливо спускались хозяева дома.

— Томас, что за крик? В чем дело? — спросила графиня, остановившись у подножия лестницы, рядом с ней стоял ее муж.

Когда она охватила взглядом всю сцену, глаза ее округлились: ее брат с силой сжимал отвороты куртки лорда Алекса для верховой езды.