— Благодарю, но, думаю, я справлюсь.

Склонив голову, Картрайт смотрел на него прищурясь.

— И что ты имеешь в виду, говоря, что справишься?

Томас переменил свою расслабленную позу и выпрямился в креслё.

— На что ты, черт возьми, намекаешь?

Картрайт поднял руку вверх, шутливо демонстрируя капитуляцию.

— О, не стоит приходить в раздражение из-за столь простого вопроса, — сказал он со смехом. — До меня дошло, что ты пообещал прекрасной леди Амелии заслуженное наказание от собственных рук. Она ведь в конце концов усомнилась в твоей сексуальной мощи. Я всего лишь спрашиваю, как продвигаются дела на этом фронте.

Столь неоправданно бурно прореагировав на поддразнивание Картрайта, Томас только дал пищу воображению друга. Он с трудом заставил себя издать негромкое хмыканье, снова принял расслабленную позу и, повернувшись к Картрайту с деланной улыбкой, отпил из бокала. Затем поставил хрустальный бокал на столик слева от себя и сказал:

— Я пришел к выводу, что она не заслуживает особых волнений и хлопот.

Картрайт засмеялся, и смех его походил на лай, а в глазах заплясали смешинки.

— Неужто все так плохо? Ну, я уверен, есть множество леди самых выдающихся качеств, готовых послужить той цели, которую ты приготовил для леди Амелии. Хотя, если тебе нужна любовница, способная не слишком сильно к тебе привязаться, то вполне бы подошел кто-нибудь вроде леди Амелии.

Кровь бросилась Томасу в лицо. Он сделал усилие, чтобы казаться равнодушным, надеясь, что Картрайт ничего не заметит.

— Единственное, чего я требую от женщины, с которой делю постель, — это чтобы она меня не презирала. Было бы также неплохо, чтобы она хоть чуть-чуть мне нравилась, — заметил Томас.

Осушив бокал до дна, Картрайт лениво поднялся на ноги и прошлепал к своему письменному столу, чтобы налить себе новую порцию. Повернувшись лицом к другу, он отсалютовал ему хрустальным графином. Томас кивком отклонил предложение налить еще.

— Когда ты возвращаешься в Девон? — спросил Картрайт, направляясь к своему креслу.

— В воскресенье.

— Прекрасно. Мне нужно куда-нибудь уехать, пока герцог в городе. Если я останусь, он будет рассчитывать на мою компанию. Я бы предпочел развлекаться в долговой тюрьме, чем в обществе моего отца.

В обычных обстоятельствах Томас не возражал бы против того, чтобы друг погостил у него. Тот с самой юности бывал частым гостем в Стоунридж-Холле. Но на этот раз он чувствовал, что это было бы неуместно. Не мог он разве избежать встречи с герцогом, не покидая города? Господи! Его друг вел себя так, будто Лондон недостаточно велик для двух представителей семьи Картрайтов.

Картрайт спросил, прерывая его молчание:

— Это ведь не добавит тебе сложностей?

Томас поспешил покачать головой:

— Ничуть. Никаких сложностей.

Но внутри у него что-то явственно и громко запротестовало.

— Чудесно. Это даст мне возможность лучше познакомиться с леди Амелией. Мы с ней встречались несколько раз, но едва ли обменялись парой слов, не считая вежливых приветствий.

Похоже было, что Картрайт внимательно следит за выражением его лица.

На язык просились тысячи слов протеста, но Томасу удалось сдержаться, и он не произнес вслух ни одного. И даже глазом не моргнул.

— Не сомневаюсь, что она будет в восторге от твоего общества.

Подумав, он решил, что не откажется от второго бокала портвейна.

Амелия знала, у нее не будет другой возможности. И чтобы не испытывать неловкости за ужином, лучше сделать это сейчас.

Испытывая глубочайшие угрызения совести, Амелия постучала в дверь спальни и в страхе ждала ответа.

Дверь открыли быстро. По другую сторону порога стояла Камилла Фоксуорт, взволнованная и нервная, с расширенными, видимо, от ужаса, глазами. Возможно, бедная женщина считала, что Амелия пришла лишить ее последних остатков достоинства. Завершить начатое, так сказать. Амелия прекрасно понимала ее — ведь сказанное ею было верхом оскорбления.

— Леди Амелия, я… я…

— Могу я отнять у вас минуту времени, мисс Фоксуорт?

— Да, да, конечно.

И она поспешила отойти от двери, позволив Амелии войти.

В отношении убранства и размеров спальня была под стать ей самой; просторная, хорошо натопленная, с прочной солидной мебелью и элегантной кроватью с пологом. Все говорило о том, что в этом доме к мисс Фоксуорт относились как к гостье, а не как к служанке.

Мисс Фоксуорт спокойно и безмолвно закрыла дверь и повернулась к Амелии. Амелия с трудом сглотнула:

— Пожалуйста, разрешите мне принести вам извинения за свое поведение нынче днем. Не знаю, что заставило меня сказать нечто столь недоброе и грубое и столь же неуместное. Моя грубость заслуживает самого сурового порицания.

Амелия закончила свою покаянную речь и с трудом подняла взгляд на женщину. Пирог смирения и унижения не так легко проходит в горло, как земляника в шоколаде, и даже отдаленно не напоминает ее вкус.

Мгновение мисс Фоксуорт стояла неподвижно, и выражение лица у нее было такое, словно ей внезапно нанесли сильный удар по голове. Потом она замахала руками и быстро заговорила:

— Леди Амелия, вам незачем извиняться. Поверьте, мне приходилось выслушивать и не такое. Все, что вы сделали, — это сказали правду.

Терпеть такое самоуничижение не должен даже человек, привыкший к оскорблениям, не должен он принимать их, как нечто само собой разумеющееся. И тем более принимать легко. Амелия ощутила острый укол совести, и он сразил се.

— Нет! — возразила она с чувством. — Я непременно должна извиниться. То, что я сказала, и то, как вела себя, не выдерживает критики. И мне очень стыдно.

Мисс Фоксуорт неуверенно улыбнулась, и улыбка осветила ее голубые глаза и подчеркнула выразительность скул, как только что заметила Амелия, красиво очерченных и высоких. И тут ее поразила мысль, что эта женщина вовсе не была такой непривлекательной, как она полагала раньше. Да и ее внешность можно было улучшить, и первое, что предложила бы ей Амелия, — это сменить гардероб, в котором преобладали блеклые оттенки, что никак не шло к ее бледному цвету лица.

— У вас очень красивые глаза и скулы.

Мисс Фоксуорт отвернулась, видимо, смущенная комплиментом, и лицо ее приняло оттенок зрелого абрикоса.

— Пожалуйста, леди Амелия… вы не должны…

— Я говорю это вовсе не в качестве компенсации за мою грубость. Поверьте мне, я совсем не такой человек.

Ну, может быть, она теперь проявляла слишком подчеркнутую доброту, потому что ей хотелось обрести душевное спокойствие.

— Я думаю, вы гораздо добрее и снисходительнее, чем считаете себя, — проговорила мисс Фоксуорт.

— А я уверена, что многие не согласились бы с вами, — ответила Амелия с легким смешком.

После минуты дружелюбного молчания взгляд Амелии упал на кровать, на цветастом покрывале которой лежала раскрытая газета.

— Вижу, что помешала вам. Так что даю вам возможность вернуться к чтению.

Мисс Фоксуорт виновато посмотрела на газету.

— О! Тут нет ничего, кроме сплетен. Говорят, если кто-то оказался жертвой скандала, то в газете появляются сплетни, затрагивающие не только его, но и других.

Похоже было, что Камилле Фоксуорт не чуждо чувство юмора. Для Амелии было сюрпризом то, что она о ней узнала, и это был приятный сюрприз.

— Да, мне кажется, это единственное, что может сделать такие статейки привлекательными. Надеюсь, эти скандалы вас развлекают, — заметила Амелия.

— Сейчас там нет ничего вопиюще скандального. Но весь город только и жужжит о завтрашнем бале.

— И кто устраивает этот бал? — спросила Амелия скорее из любопытства, чем по какой-нибудь другой причине. После последнего появления на балу она не особенно стремилась повторить этот опыт.

— Леди Форшем:

Амелия замерла. Неужели звезды наконец склонились к ее мольбам? Леди Форшем была теткой лорда Клейборо. По его словам, его тетка и он могли быть ближе, только если бы она сама произвела его на свет. Амелия не сомневалась, что он непременно будет на этом балу.