Она с трудом выдавливала из себя каждое слово.
Лорд Армстронг тихонько хмыкнул:
— Вы уверены? Насколько я могу судить, вы получили огромное удовольствие.
«Подонок!» — отозвалось у нее в голове.
— А вы? Не далее как сегодня утром вы утверждали, что мои чары на вас не действуют.
Ей было необходимо стереть с его лица насмешливую улыбку.
— О да, — ответил он тихо. — Но мне кажется, я нашел самый действенный способ справиться с вами.
— Мне так не показалось! — огрызнулась она, вспомнив, как к ее телу прижималась его восставшая отвердевшая плоть.
Он что, думает, что она одна потеряла голову на эти несколько горячечных минут?
Виконт искренне рассмеялся и сделал жест, указывая на застежку своих панталон.
— Вы имеете в виду это?
Смущенная Амелия отвела глаза, но ничего не могла поделать с новой волной жара, окатившей ее и окрасившей ее щеки.
— Едва ли я назвал бы это барометром, демонстрирующим хороший вкус. Разве вам неизвестно, что это происходит само собой, даже против воли? Иногда достаточно хорошенького личика и красивой фигурки. В этом нет ничего особенного.
Амелия мысленно пожалела, что не может избить его до бесчувствия.
— Если вы отказываетесь держать руки подальше от меня, мне придется все взять на себя. И уверяю вас, милорд, вам это не понравится.
Ее угроза, она понимала, была для него не более чем сотрясанием воздуха, но в этот момент ей было все равно.
— И что вы собираетесь сделать? Пожаловаться отцу? Если я вас скомпрометировал, он заставит нас пожениться еще до зимы. Думаю, эта перспектива нежелательна ни для одного из нас.
Конечно, этот ублюдок прав. И ничто, кроме приумножения его состояния втрое, не порадовало бы его больше, чем ее отказ.
— Теперь понятно, почему мой отец так вами восхищается. Вы одного поля ягоды!
Томас замер. Судя по ее тону, это заявление не было комплиментом. В нем закипал гнев. Это оскорбление предназначалось не ему, а Гарри. Разве бедняга недостаточно от нее натерпелся?
— Советую вам попридержать язычок! Ваш отец — один из лучших людей среди тех, кого я знаю.
Голова Амелии откинулась назад, а глаза округлились, будто ее удивила сила его реакций на ее слова.
— Смею сказать, что это мало о чем говорит. Но, насколько мне известно, вы прекрасно подходите друг другу. Вас обоих не заботит ничего, кроме финансовой или личной выгоды. Жаль, что вы не сын моего отца. Насколько проще тогда была бы жизнь для всех.
Томас старался, чтобы его лицо не выразило его чувств. Это избалованное, испорченное отродье посмело говорить с ним свысока! Да что она знает о деньгах, кроме того, чтобы делать покупки в кредит и записывать эти суммы в колонки? Ей никогда не приходилось смотреть в глаза матери и трем сестрам и говорить, что у них нет денег даже на самое необходимое.
Если были люди, которых она считала друзьями (что весьма сомнительно), а они вдруг прерывали общение с ней, то уж, конечно, из-за ее скверного характера, а не из-за того, что они сочли ее недостойной своего общества. Ее отец спас его семью от неминуемого финансового краха.
— Я всем сердцем сочувствую вашему отцу. Боже сохрани меня, иметь такую дочь, как вы!
В каждом его слове сквозило презрение.
Амелия окаменела настолько, что едва смогла вздохнуть. Лицо ее на мгновение исказило какое-то трудноопределимое чувство, но она продолжала стоять неподвижно и смотрела на него не мигая.
— Когда он вернется, я передам ему ваши соболезнования. С другой стороны, раз вы видите его чаще, чем я, можете сделать это сами, — сказала она, повернулась, приподняла юбки и спокойно вышла из кабинета.
Томас не пытался ее остановить. Дальнейшая беседа могла превратиться в полномасштабную войну. Проведя нетвердой рукой по волосам, он тяжело оперся о край стола, чувствуя, как в груди его растекается тупая боль.
Глава 12
Часы в холле возвестили пронзительными ударами, что наступило восемь. Амелия как раз входила в кабинет. Она испустила слабый вздох облегчения, окинув комнату быстрым взглядом и обнаружив, что она одна.
— Вижу, что вы ухитрились прийти вовремя, — процедил виконт из-за ее спины.
В голосе его не было и следа недовольства тем, что вчерашний вечер окончился не лучшим образом.
Амелия повернула голову и увидела его в дверном проеме. Он выглядел на удивление отдохнувшим и чертовски красивым. Никогда еще коричневый твид и верблюжья шерсть не обтягивали столь мужественной фигуры. Сердце ее дрогнуло.
— А чего вы ожидали? Я слышала, как вы распекали слуг, и подумала: уж лучше мне постараться избежать несправедливой порки, — ответила она резко и села за письменный стол.
Если он вел себя гак, будто вчерашнего поцелуя и не было, что ж — пожалуйста.
— О, я не стал бы вас пороть. Только похлопал бы по вашему обнаженному задику.
Их глаза встретились, и у нее вырвался шумный вздох. В его глазах плясали веселые искорки, но она полагала, что он вполне способен подвергнуть ее подобному наказанию.
— Вы, милорд, самый…
— Да, знаю, самый высокомерный, ужасный и так далее. Можете не продолжать. Я имею представление о том, что вы хотели сказать.
Три дня назад она бы ощетинилась, если бы он ее перебил, и дала бы ему достойную отповедь, ее замечания прозвучали бы язвительно и дерзко. Но сегодня его замечания только вызвали обжигающе жаркий румянец на ее щеках. И Амелия так ничего и не ответила.
Он прошел через комнату и остановился возле ее стола, широко расставив ноги. Сердце Амелии зачастило, когда он подходил к письменному столу. Теперь оно просто галопировало. И все же у нее хватило твердости вместо ответа, высокомерно поднять брови.
— Вы знаете, что моя мать собирается устроить праздник в вашу честь?
Она предпочла бы не знать об этом, но, к сожалению, знала. И все же ответила ему пустым, непонимающим взглядом.
— Ваши волосы… Ваше платье… Не слишком ли вычурно для всего этого?
Он обвел взглядом кабинет, которым, по его мнению, должен был исчерпываться круг ее интересов. Но на-то считала, что это не так, а потому нынче утром попросила Элен взять в руки щипцы и украсить ее прическу несколькими шаловливыми локонами.
«Внешняя Красота, хоть и радует глаз, недостаточна, чтобы привлечь мое внимание», — вспомнилось ей.
И что, если ее бледно-лиловое шелковое платье с пышными украшенными лентами рукавами своей элегантностью больше подходило для светского ужина, а не для работы в кабинете? И разве это преступление, что она предпочла надеть его сегодня?
«Вы бы никогда не смогли меня обольстить…» Но как ни старалась Амелия убедить себя в этом, она понимала: он видит ее насквозь, видит ее попранную гордость и втихомолку потешается над ней.
«Боже сохрани меня иметь такую дочь, как вы!..»
Да как он смеет?! Ну может, она и сглупила с этим нарядом…
— Прежде чем вы приступите к работе, мне надо выпить кофе, — услышала она.
Он бросил это замечание через плечо, непринужденно, словно хотел создать впечатление, что такое требование — самое обычное дело. Амелия мысленно с силой тряхнула головой. «Принести ему кофе? Он совсем спятил?»
— В таком случае советую вам позвонить и попросить кого-нибудь из слуг.
— А зачем мне это делать, если вы под рукой?
Он уже уютно устроился за столом.
— Почему я должна приносить вам кофе, когда у вас целый штат слуг, единственная цель которых — удовлетворять все ваши прихоти?
Теперь он довел свою мелочную месть до такой степени, что даже сам должен был бы ее устыдиться.
Виконт ответил не сразу: что-то на столе привлекло его внимание. Когда он заговорил, голос его звучал отстраненно.
— Но я хочу, чтобы это сделали вы. Каждое утро секретарша мистера Уэндела приносит ему утренний кофе. Это обычное дело.
— Меня не особенно интересует, что происходит в офисе мистера Уэндела, — сказала она, сжимая зубы.