Взгляд Амелии метнулся к окну экипажа, и она рванула штору, отодвигая ее. Перед ней возник краснокирпичный городской дом виконтессы, окруженный оградой из железных прутьев с верхушками, похожими на копья.

Не произнеся ни слова, Амелия распахнула дверцу кареты и поспешила выбраться из нее. Торопясь покинуть экипаж, она зацепилась каймой юбки за его ступеньку. От ее отчаянного рывка тонкая ткань затрещала, но она не обратила на это внимания. Она была готова изорвать в клочья половину своего гардероба, только чтобы оказаться подальше от Томаса Армстронга и всех тех проклятых чувств, что он пробуждал в ней.

Утром Амелия с удивлением обнаружила, что к их обществу присоединился еще один член, а именно: лорд Алекс Картрайт. Было очевидно, что он тоже будет гостить в Стоунридж-Холле. Насчет длительности его пребывания Томас говорил туманно, но ей-то какая разница? Каждый, способный создать заслон между ней и виконтом, с ее точки зрения, был более чем желанен.

Мисс Фоксуорт казалась искренне разочарованной тем, что Амелия внезапно занемогла и не смогла дольше оставаться на балу, но в своей скромной манере показала, что получила от него огромное удовольствие. Лорд Алекс любезно поздоровался с ней, Томас же обращался с ней намеренно равнодушно, но ей и этого было вполне достаточно.

Все вместе они покинули Мейфэр и отбыли на станцию Паддингтон. Женщины с комфортом доехали до вокзала в коляске Томаса, мужчины следовали за ними в наемном экипаже. Путешествовать отдельно от виконта было для Амелии еще одним благом в дополнение к присутствию лорда Алекса.

В поезде мужчины обсуждали последние достижения в судостроении или преимущества приобретения акций сталелитейной компании, недавно появившихся на Лондонской фондовой бирже. В течение всего путешествия Амелия читала роман, захваченный с собой, сделав только короткий перерыв на время ленча, когда Томас извлек сандвичи, печенье, фрукты и лимонад, приготовленные для них поварихой виконтессы.

В Ньютоне они сделали пересадку на Тотнес, где по прибытии на станцию Томас нанял два экипажа, и в семь часов вечера, после десятичасового путешествия, оказались у ворот Стоунридж-Холяа.

— Вы присоединитесь к нам за ужином?

Принимая во внимание, что за весь день он сказал ей не более пяти слов: «Доброе утро» и «Не голодны ли вы?», этот вопрос ее удивил.

— Думаю, этот вечер я проведу у себя.

Чувствуя себя усталой после долгой поездки и ощущая дискомфорт в желудке, она совершенно потеряла аппетит.

Томас окинул ее быстрым взглядом. Лицо его было непроницаемым. Он коротко кивнул:

— Вы можете приступить к своим обязанностям во вторник, а завтра отдыхайте.

Его манера говорить с ней была холодно-вежливой, и все же то, что он не заставил ее приступить к работе завтра же, о чем-то говорило. Впрочем, с ее стороны было бы глупо задумываться над этим.

Амелия повернулась и направилась в свою спальню, но лишь через три часа ей удалось забыться сном.

Не следовало выходить на утреннюю прогулку. Амелия поняла это, когда у нее сжался желудок. Ей нужно было еще раньше, когда проснулась, заметить признаки недомогания. Кружка горячего шоколада не принесла ей облегчения, а только согрела ее. И всё же лучше было бы снова лечь в постель, но она решила подышать свежим воздухом. К тому же Амелия полагала, что быстрая ходьба тоже пойдет ей на пользу, но и это оказалось не так.

Правда заключалась в том, что ей не терпелось уйти из дома до того, как все соберутся к завтраку. К тому же она ненавидела болеть. Ненавидела состояние беспомощности. Воспоминания о лихорадке, сотрясавшей тело, и запахе мятной воды все еще пробуждали в ней страх. Хотя то, что сейчас она упрямо игнорировала симптомы, ничего не меняло. Ясно как божий день — она больна.

Когда Амелия повернула обратно к дому, то увидела лорда Алекса, поднимавшегося на холм впереди нее. Он показался ей необычайно красивым со своей поджарой фигурой, облаченной в костюм для верховой езды, в котором сочетались коричневые и желтые цвета.

Он остановился прямо перед ней и приветствовал ее кивком головы. Потом приложил руку к шляпе:

— Леди Амелия.

— Лорд Алекс, — ответила она, вдруг осознав, что они впервые оказались наедине.

Он оглядел ее одежду.

— Решили прогуляться? — спросил он вежливо.

— Да, устаешь сидеть все время взаперти.

В уголках его рта появилась слабая улыбка. Рот этот был слишком пухлым, особенно для мужчины.

— Принимая во внимание мою дружбу с вашим отцом, не могу понять, почему мы так мало знакомы. Надеюсь поправить дело во время этого моего визита.

Обезоруженная этой речью, Амелия только молча смотрела на него, но потом быстро собралась с силами:

— Да, это и впрямь удивительно.

— Не вижу причины, почему бы нам теперь не продолжить знакомство. Умоляю вас, не ставьте в вину мне безобразно неуклюжее обращение Армстронга с вами.

В настоящем своем болезненном состоянии Амелия не могла понять, играет он с ней или говорит серьезно. Его красивое лицо было образцом джентльменского сочувствия и озабоченности.

— Конечно, нет.

— О, прекрасно. Рад это слышать. Не презирайте меня только по той причине, что я поддерживаю с ним дружеские отношения. — Он улыбнулся медленной заговорщической улыбкой: — Если дать мне возможность проявить себя, я могу быть обаятельным и приятным. Во всяком случае, так мне говорили.

Амелия тихонько хмыкнула несмотря на то что холод уже проник под ее толстый шерстяной плащ и принялся пощипывать кожу. Она поверила, что он именно такой, как описал себя: с этими своими серебристо-серыми глазами и ямочкой на подбородке. К счастью, лорд Алеке не задевал ее чувств так, как его друг.

Она издала болезненный стон, когда новый приступ боли чуть не заставил ее перегнуться пополам.

— В чем дело? — спросил он озабоченно.

Амелия на мгновение прикрыла глаза, чтобы побороть головокружение, и торопливо ответила:

— Нет-нет. Я в порядке. Должно быть, не выспалась после вчерашнего.

Меньше всего она нуждалась в его сочувствии.

Лорд Алекс тотчас же оказался рядом с ней, и его лицо выразило тревогу.

— Это желудок? У вас такой вид, будто вы сейчас упадете.

— Я… я в порядке.

И словно для того, чтобы усугубить свою ложь, она вцепилась рукой в перчатке в его рукав, ощутив под тканью сюртука сильную мускулатуру.

— Не могу понять, что со мной, — пробормотала она, ощутив новый приступ головокружения.

Амелия закрыла глаза, пытаясь побороть слабость. Лорд Алекс снял перчатку и прижал ладонь к ее лбу.

— Боже милостивый! Да вы вся горите! — сказал он в тревоге, повышая голос.

— Думаю, я заболела, — сказала она неуверенно.

— Правда? — спросил он, несколько озадаченный. — Идемте в дом.

Дом находился от них не далее чем в пятидесяти ярдах, но от одной мысли о том, что их придется пройти, у нее началась одышка.

Она шагнула вперед, опираясь всем весом о его руку, и тогда с быстротой, от которой у нее сперло дыхание, он поднял ее и прижал к груди.

— Нет, — возразила она, но протест ее прозвучал совсем слабо: — Пожалуйста, опустите меня. Я прекрасно могу идти сама.

Новый приступ желудочной колики был настолько силен, что у нее перехватило дух, и она уронила голову на его плечо, потому что все ее тело непроизвольно сжалось.

— У вас нет сил даже на то, чтобы держать голову, и вы полагаете, что я позволю вам идти? Вам нужны сейчас только постель и доктор!

Амелия закрыла глаза и вдохнула морозный воздух. Она никогда не любила врачей. Элен смогла бы принести ей больше пользы. Но она понимала, что протестовать бессмысленно. Как и его друг, лорд Алекс производил впечатление человека, которому редко в чем-либо отказывали.

Оба они держались с врожденной надменностью и могли без единого слова добиться послушания.

У него ушло всего несколько минут на то, чтобы дойти до дома, и нес он ее с такой легкостью, будто она ничего не весила. Он вошел в дом через черный ход, и их обоих тот час же обволокло тепло.