После взятия позиций красных Минин во главе пяти сотен всадников, драгун и кубанцев, устремился за холмы, к железнодорожной станции. Он знал, что там находятся большевистская артиллерия и резервы. Это был отчаянный шаг. Путь, выбранный Мининым, был изрезан оврагами и перелесками. Но Минин знал: захвати он станцию, и дорога на Лиски и дальше на Воронеж будет свободна.

Когда отряд Минина преодолел большую часть пути и вошел в ложбину, за которой виднелись насыпь и трубы станционных строений, со стороны реки донеслись выстрелы и шум битвы. Минин насторожился и, по удаляющемуся звуку определив большое сражение и отступление казаков, повернул свой отряд. Выйдя на луг, широкой дугой опоясывавший реку, Минин увидел картину военной катастрофы. Все окрест было усеяно телами. Кони бродили без цели в поисках хозяев. Вдалеке, на другом берегу, скрывался отряд казаков, уходящий от преследования.

К Минину привели раненого подъесаула.

– Большевики…конница… – с трудом выговорил раненый, зажимая пальцами кровоточащий бок. – Две, а то и три тысячи сабель.

– Куда пошли? – нетерпеливо спросил Минин.

– По берегу. К бродам.

– Думенко… – в задумчивости произнес Минин. – За мной! По коням!

Минин повел отряд вверх по течению. Время близилось к семи часам пополудни. На всем пути прибрежные луга были усеяны ранеными и убитыми. Увидев вдали занятые красными траншеи и прижатые к реке, сопротивляющиеся из последних сил остатки корпуса Шкуро, Минин вскинул шашку и повел отряд в атаку.

Издали было видно, как комиссары отчаянно разворачивали и строили ряды кавалерии, как на другом берегу Шкуро во главе своего штаба и всех сохранивших дух для борьбы ринулся к реке. Настал решительный момент.

Красным командирам удалось развернуть ряды для отражения атаки Минина, но кони не успели разбежаться, и драгуны разорвали строй красных надвое. Ударившие с тыла казаки и пехота довершили дело. Разрубленная на части, измотанная после долгой битвы красная конница была разгромлена.

Тем временем на другом берегу реки схлестнулись отряды во главе с самими Думенко и Шкуро. Бой был равный и жестокий. Но лишь преодолевшие реку вброд драгуны Минина ударили в тыл, как дело было решено.

Солнце клонилось к закату. Разрозненные группы большевиков спасались от преследования, уходя к станции под прикрытием бронепоезда. Казаки Шкуро спешно занимали отвоеванные позиции по обоим берегам реки. Предстояло похоронить убитых и отправить в тыл раненых.

Стоял конец июля 1919 года. С мая белые армии Юга России развернули широкое наступление. Добровольческая армия отбросила большевиков за Северный Донец. Опрокидывая противника и не давая ему опомниться, добровольцы с боями прошли за месяц триста верст. 10 июня пал Белгород, 11-го после кровавого уличного боя был взят Харьков, а 16-го Шкуро триумфально вступил в Екатеринославль. Разгром врага был полным. В приказе Председателя Реввоенсовета Троцкий писал: «Позорное разложение и состояние полного упадка частей дошли до последней степени. Случаи бессмысленной паники наблюдаются на каждом шагу. Шкурничество процветает!»

В середине мая началось наступление Донской армии. Прорвав фронт 8-й и 9-й армий красных, казаки вышли к Балашову и Лискам. 16 июня в Новочеркасске торжественно провозгласили весть об освобождении Донской земли.

17 июня кавалерия Кавказской армии генерала Врангеля ворвалась в Царицын и после тяжелых боев выбила большевиков из города. К концу июня белые армии Юга России вышли на фронт Царицын – Белгород – Екатеринославль. 20 июня 1919 года генерал Деникин отдал армиям директиву:

Большевистское командование предприняло чрезвычайные усилия для восстановления разгромленного Южного фронта. Главнокомандующего Вацетиса сменил полковник Каменев, командующего Южным фронтом Гиттиса – генерал Егорьев. Революционные трибуналы, заградительные и карательные отряды восстанавливали дисциплину террором. Все силы пропагандистской машины были брошены на возрождение боевого духа. Троцкий писал: «Вся страна теперь заботится о Южном фронте».

После занятия Екатеринославля корпус Шкуро был переброшен на правый фланг Добровольческой армии. Войско Шкуро было типичным явлением для Гражданской войны. Символизируя собой смешение всего и вся, оно состояло из кубанских и терских казаков, добровольно пошедших на службу к лихому атаману. Исключение составлял лишь отряд драгун Минина, когда-то раньше из тактических соображений переведенный под командование Шкуро.

– Ваше превосходительство! Противный берег реки занят нами окончательно. Отдельные красные отряды прорвались к нам в тыл, но уже послана погоня. Разрозненные группы большевиков отступают к станции!

– Остыньте, ротмистр. Садитесь. Мы же тут не в Генштабе. Будем проще. Чаю желаете?

– Благодарю.

– Нет, это я должен вас благодарить, – Шкуро взял руку Минина двумя ладонями, крепко сжал ее. – Мы вам обязаны! Сегодня вы спасли мою честь.

Они обнялись.

– Знайте, что я услуг не забываю и умею быть благодарным. Но довольно. Лучше взглянем, что нас ждет впереди.

Шкуро, Минин и дюжина штабных и казачьих атаманов, присутствовавших в комнате, окружили овальный стол с картой. Отряд Шкуро находился на берегу Оскола, невдалеке от станции Валуйки. К ней-то и рвался так отчаянно и безуспешно Минин в своей давешней атаке. Валуйки были ключевым пунктом в обороне красных. Здесь стояли бронепоезда, сюда перебрасывались эшелоны с подкреплением для готовящегося контрнаступления на юг. Валуйки были узловой станцией, где смыкались железные дороги, ведущие из Воронежа, Тамбова и всей Средней Волги и из Курска, Орла и всей Центральной России. Овладев Валуйками, Шкуро рассчитывал разорвать коммуникации красных и получить в свое распоряжение железную дорогу для скорейшего наступления на Лиски и Воронеж.

– План ясен. Завтра вы, – Шкуро исподлобья, с бычьей прямотой взглянул на Минина, – возьмете своих драгун и всю казачью конницу и лихой атакой, без артиллерии, без пехоты, займете станцию.

– Это практически невозможно. Части обескровлены, кони утомлены. Несравненно разумнее дождаться донской конницы и танков, генерал Май-Маевский обещал…

– Я не намерен обсуждать с вами, что разумнее! Я намерен отдать вам приказ, а уж вы, будьте любезны, исполняйте! – Шкуро сжал губы и со злобой смял карту в руках.

– Как прикажете.

Минин был в неладах со Шкуро. Ротмистр сам был не чужд авантюризма и бесшабашности. Но он полагал, что во всем нужно знать меру, тем более в играх на чужие жизни.

– Все. Вы свободны, ротмистр.

– Мне вести конницу по берегу реки или напрямик?

– По берегу. Выступите с рассветом.

Минин козырнул и вышел.

– Ну а мы, Григорий, – Шкуро хитро улыбнулся, – пока отважный ротмистр будет отвлекать на себя бронепоезда и артиллерию, обойдем станцию здесь, через овраги, и победоносно ворвемся в расположение красных с тыла. И пускай потом все эти умники генералы ломают головы, как это Шкуро громит всех и вся на своем пути. Так я говорю?

– Как прикажешь, батька!

– Тогда оставь у бродов слабые заслоны и раненых, а своих пластунов подними в полночь, и двинем.

– Добро.

Минин прошел темными, размякшими от моросящего дождя улицами села. Он остановился в избе, ближней к обрыву над рекой. В сенях ротмистра встретили детский плач и спертый, тяжелый воздух. В большой комнате было накурено. Офицеры, лежа на циновке, играли в карты и перебрасывались шутками.