Себастьян снова потянулся к бокалу и снова остановился, на сей раз от разнесшегося по дому неистового стука во входную дверь. Виконт дернул вверх раму, высунулся из окна, подставив обнаженное тело прохладному утреннему ветру, и окликнул видневшуюся на крыльце фигуру:

– Какого дьявола вам нужно?

Голова визитера запрокинулась, открывая знакомые черты.

– Девлин, это ты?

– Гибсон?! – Себастьян внезапно и болезненно протрезвел. – Я сейчас спушусь.

Задержавшись только, чтобы накинуть бриджи да шелковый халат, виконт поспешил вниз. Там он обнаружил Морея, своего дворецкого, в ослепительном сине-красном узорчатом одеянии. Мигающая свеча в руке слуги опасно накренилась, когда тот принялся отодвигать засовы.

– Возвращайтесь в постель, Морей, – велел хозяин. – Я сам обо всем позабочусь.

– Слушаюсь, милорд, – с достоинством кивнул бывший артиллерийский сержант.

Себастьян распахнул входную дверь, и доктор прямо-таки ввалился в выложенный мрамором холл.

– Гибсон, что, черт подери, стряслось? В чем дело?

Запыхавшийся хирург прислонился к стене, его обычно жизнерадостное лицо выглядело измученным и взмокло от пота. Судя по всему, друг не смог найти в такую пору извозчика и проделал весь путь до Себастьянового дома пешком – вовсе не легкая задача для человека с деревянной ногой.

Тяжело сглотнув, ирландец ответил:

– У меня небольшое затруднение.

* * * * *

Девлин смотрел на бледное тело, простертое на гранитном столе, и старался  дышать неглубоко.

Солнце уже поднялось. Ветер развеял облака и остатки тумана, выметя небо до ясной синевы. День обещал быть теплым, а от  лежавшего перед виконтом трупа и без того исходил сладковато-гнилостный дух.

– Знаешь, – заметил Себастьян, потирая нос, – оставь ты  этого человека мирно почивать в могиле, не возникло бы никаких затруднений.

Гибсон, стоявший у дальнего края стола, скрестил руки на груди:

– Немного запоздалое соображение.

Девлин фыркнул. Некоторым могло показаться странным приятельство между хирургом-ирландцем, увлеченно постигающим тайны человеческого тела, и графским наследником. Но когда-то они оба носили королевский мундир и вместе воевали  в Вест-Индии, Италии и португальских горах. Их дружба мужала в грязи и крови, среди ужаса и подстерегающей смерти. Теперь друзей объединяло стремление к справедливости и яростное негодование при виде жестокого и эгоистичного истребления человеческими существами себе подобных.

Доктор потер ладонью подбородок:

– Не могу же я притопать на Боу-стрит и заявить: «Эй, парни, может, вам интересно будет узнать, что вчера я приобрел труп, сворованный с погоста церкви Святого Георга. Понимаю, это противозаконно, но тут такое дело: оказалось, что джентльмен,  которого все его знакомые считали мирно усопшим во сне, был на самом деле убит».

– Не можешь, если тебе дорога жизнь, – невесело хмыкнул Себастьян.

Власти, как правило, закрывали глаза на деятельность похитителей трупов, пока те не попадались с поличным. А вот жители Лондона вовсе не так спокойно относились к недозволенному иссечению тел своих родных и близких. Достаточно было заикнуться  о похищении покойника, как толпы родственников в истерике бросались на церковные погосты выкапывать милые сердцу останки. А поскольку при этом нередко обнаруживались пустые гробы  с разодранными саванами, стихийно возникавшие орды мстителей изливали свой гнев на городские больницы и дома известных анатомов, круша, сжигая и безжалостно расправляясь с любым представителем лекарского братства, имевшим несчастье попасться им в руки.

А Гибсон был достаточно известным анатомом.

–  Может, Попрыгунчик вырыл не то тело? – предположил Девлин.

Доктор покачал головой.

–  Я собираюсь для пущей уверенности проверить сегодня бюллетени смертности [1], однако ставлю на Джека. Если он говорит, что это Александр Росс, значит, так оно и есть.

Виконт обошел вокруг стола, не сводя глаз с мертвеца.

– Узнаешь? – полюбопытствовал хирург.

– Нет. Насколько помню, мне никогда не доводилось встречать человека с таким именем.

– Говорят, джентльмен квартировал  на Сент-Джеймс-стрит, над кофейней «Je Reviens» [2].

Себастьян понимающе кивнул. Упомянутая улица пользовалась популярностью среди молодых людей из приличных семейств.

– А кто сообщил тебе, что Росс скончался от слабого сердца?

– Коллега из больницы Святого Томаса, доктор Эстли Купер, которого вызвали освидетельствовать покойного. Божился, что на теле отсутствовали следы насилия или болезни – когда слуга утром явился будить хозяина, тот просто лежал в постели мертвый. Купер был уверен, что у Росса отказало сердце. Вот почему я так рвался исследовать именно этот труп – хотел увидеть порок развития или поражение органа болезнью.

Наклонившись, Девлин рассмотрел предательский след от удара кинжалом у основания черепа покойника.

– Твоему доктору Куперу, похоже, и в голову не пришло взглянуть на затылок пациента. Но подобные раны обильно кровоточат. Неужели подушка и простыни не должны были перепачкаться в крови?

– Несомненно, будь мистер Росс убит в постели.  Очевидно, это произошло в другом месте. Кто-то явно приложил немало усилий, чтобы обставить все как естественную кончину.

– И если бы не ты, злоумышленник наверняка преуспел бы, – выпрямившись, виконт направился к отрытой двери, выходившей в запущенный сад, простиравшийся от каменной постройки до хирургического кабинета Гибсона.

Доктор подошел, встал на пороге рядом с другом и, немного помолчав, заметил:

– Похоже на работу профессионала, да?

– Очень может быть.

– Я не могу притвориться, что не видел раны.

– Не так-то будет легко, – длинно выдохнул Себастьян, – расследовать убийство, про которое никому не известно.

– Но ты возьмешься?

Девлин оглянулся на землисто-бледное тело.

Убитый был почти ровесником виконта, может, несколькими годами младше. Впереди его могли ожидать десятилетия плодотворной жизни. Но юношу лишили будущего, превратив в простертый на анатомическом столе труп. И Себастьян почувствовал непреходящую, глубокую ярость к тем, кто обрек Александра Росса на безвременную смерть.

– Возьмусь.

Молочницы с тяжелыми ведрами на коромыслах еще разносили по домам свой товар, когда виконт взбежал по нешироким ступеням парадного входа в собственный элегантный особняк на Брук-стрит.

– Только что принесли письмо от графа Гендона, – сообщил Морей, встречая хозяина у дверей с серебряным подносом, на котором лежал конверт, запечатанный знакомым гербом.

Девлин даже не протянул руки. Еще неделю назад он звал Алистера Сен-Сира отцом. Себастьян полагал, что постепенно свыкнется с горьким пониманием, что на самом деле он вовсе не тот, кем до сих пор оставался в глазах света – не законный графский наследник, а побочный сын ветреной красавицы-графини и ее неизвестного любовника. Возможно, со временем он сможет понять и простить Гендону вранье, которым тот потчевал его долгие годы. Но никогда не простит графу, что тот позволил ему считать Кэт, любовь всей его жизни, единокровной сестрой. Эта ложь превратила их взаимное влечение в нечто грязное и порочное и толкнула актрису, которую Девлин надеялся назвать женой, в ловушку брака с нелюбимым человеком.

– Пришлите ко мне Калхоуна, – распорядился виконт, оставляя невскрытое письмо лежать на подносе, и направился к лестнице.

По лицу дворецкого промелькнула тень какого-то, тут же подавленного чувства.

– Слушаюсь, милорд.

Перешагивая через ступеньку, Себастьян на ходу снимал темно-синий сюртук из тонкого сукна. Он уже надевал чистую рубашку в гардеробной, когда на пороге появился Жюль Калхоун, его камердинер.