Генри кивнул и положил руку на плечо Тедди, показав, что все понимает, потом отпил скотч.

– Я все пью, но, похоже, совсем не пьянею. Спасибо, что поговорил со мной. Даже просто слышать твой голос уже лучше, чем оставаться наедине со своими мыслями.

Тедди кивнул.

– В любом случае, нам нужно что-то предпринять. Присоединимся к спасателям? Или сами что-нибудь придумаем?

Генри попытался улыбнуться другу.

– Что-нибудь сделаем, обязательно. И еще… Я беспокоюсь о сестре Элизабет, Ди… Диане. Не хотел бы уйти без…

– Без чего?

– Просто я смотрю на нее. Она так несчастна… Представляю, через что ей приходится пройти. И она так прелестна! Может быть, потом…

Генри замолчал. Может быть, потом он женится на Диане. И это будет началом его счастливой жизни.

– Генри, – Тедди укоризненно взглянул на друга и покачал головой, – Ты потерял то, что нельзя заменить. Понимаю, что ты, возможно, хочешь попытаться. Но твои слова… Не говори этого больше. Никому. Это неправильно.

Тедди направился в гостиную. Ошеломленный Генри сейчас больше всего хотел забрать свои слова назад и никому никогда больше не рассказывать о своей любви к Диане.

– Тедди, я…

– Генри, все в порядке, – перебил его друг. И через пару секунд оба вздрогнули от пронзительных звуков.

Войдя в гостиную, молодые люди увидели Пенелопу Хейз: она стояла на коленях в центре комнаты, воздев руки к потолку и преувеличенно громко рыдая. В черном, но без вуали.

– Пошли отсюда, посмотрим, что можно сделать, – с отвращением произнес Тедди.

От увиденного Генри передернуло. Он хотел каким-то образом встретиться взглядом с Дианой и сказать ей, насколько фальшиво и лицемерно ведет себя Пенелопа. И тут произошло чудо. Пока все смотрели на этот «спектакль», Диана подняла вуаль и взглянула прямо на Генри. Ее печальный, безутешный взгляд дал ему понять, что она прекрасно видит всю эту фальшь. Между ними, направляясь к Пенелопе, прошел один из присутствовавших, и когда Генри вновь увидел Диану, вуаль уже была опущена. Он с тоской подумал о том, сможет ли когда-нибудь вновь смотреть ей прямо в глаза…

Диана сидела неподвижно, пока Клэр расчесывала и заплетала ей волосы. Прическа получится проще обычной и будет скрыта под шляпой. Да и в любом случае, никому не будет дела до того, как она выглядит. За несколько дней лицо девушки опухло от слез. Посмотрев в зеркало, она заметила, что и Клэр напудрилась, чтобы скрыть следы рыданий.

– Все будет хорошо, – услышала девушка собственный голос, хотя едва ли в это верила.

– О, мисс Диана, – всхлипнула Клэр, обнимая хозяйку, – бедняжка.

Диана выдавила слабую улыбку, не мешая Клэр успокаивать себя.

– До сих пор невозможно в это поверить, – вздохнула она, когда служанка закончила с прической.

– Знаю, знаю. Но сегодня ее похоронят, и все постепенно смирятся с этой ужасной потерей.

Диана провела пальцами по векам, надеясь хоть каким-нибудь образом заставить их выглядеть свежее. Уже седьмой день она пребывала в скорби, окруженная кузинами, дядями и тетями. Их речи были неизменно короткими и сочувствующими. Они постоянно перемещались между гостиной Шунмейкеров, не оставлявших надежду узнать что-нибудь об Элизабет или найти тело, и гостиной Холландов в Грамерси.

Диане казалось, что теперь она до конца жизни будет винить себя в смерти сестры.

Она совершила мерзкий поступок. Она понимала это с самого начала, но теперь стыд и сожаление поглотили все другие чувства. Она преступница и заслуживает того, чтобы выглядеть плохо. Она надеялась, что так оно и было.

– Ну все, мы готовы, – сказала Клэр, прикрепив вуаль в шляпке Дианы, чтобы закрыть опухшие глаза. Девушка покорно ждала, пока служанка осматривала платье. Именно его Диана надевала и после смерти отца. Никаких кружев и украшений, сплошной черный цвет, простой корсет, длинные рукава.

– Я бы хотела, чтобы ты пошла с нами.

– Знаю, – ответила Клэр, одной рукой обнимая Диану и ведя к двери, – Но нужно приготовить обед. Кто знает, сколько народу может прийти – конечно же, все Холлан– ды, бедный мистер Шунмейкер с родней, все ваши кузены со стороны Гансвуртов, и…

Диана положила голову на плечо Клэр, и, пока они спускались по лестнице, служанка перечисляла все, что надо переделать по дому до конца похорон. Перечень повседневных дел, как ни странно, успокаивал. Когда они дошли до дверей в гостиную, Диана улыбнулась, поцеловала Клэр в щеку и дальше уже пошла одна.

Мебель закрыли черными чехлами, воздух был тяжелым от ароматов сотен букетов, которые были расставлены по всему дому, везде, где только можно.

На улице было серо и пасмурно, в окна пробивался тусклый безрадостный свет.

Несколько родственников в черных одеяниях приветствовали Диану сочувствующими взглядами, но она ждала лишь окончания церемонии, тая скорбь внутри себя и не желая демонстрировать ее окружающим.

– О, Ди… Ди! – Диана резко повернулась и увидела спешившую к ней Пенелопу. Лучшая подруга сестры выглядела до неприличия великолепно в развевающемся черном платье с широкой юбкой. Голубые глаза сияли, словно по– еле танца, а на голове красовались роскошнейшие страусиные перья из всех, когда-либо виденных Дианой. Она внезапно вспомнила, как Генри охарактеризовал Пенелопу. Дикарка.

– Ди, как же ты смогла встать сегодня? – выпалила гостья, дотягиваясь до рук Дианы, обтянутых черными перчатками.

– А как ты? – холодно ответила Диана, отдаляясь от Пенелопы.

– О, конечно же, не могла. – Пенелопа все еще играла на публику, но теперь уже без дрожи в голосе.

– Да, верно, – Диана старалась говорить спокойно, хотя испытывала глубочайшее отвращение к Пенелопе за ее лицемерие. Мисс Хейз, без сомнений, был на руку такой поворот событий. Да как она вообще посмела заявиться в дом Холландов? – Пенелопа, все прекрасно знают о твоей великой скорби, – продолжила Диана низким, проникнутым ненавистью голосом, – Мы все прекрасно видим, как ты страдаешь. Но почему бы тебе не успокоиться, чтобы все остальные могли от тебя немного отдохнуть?

– Но Диана, – промолвила Пенелопа столь тихо, что более никто не смог услышать ее слова. – Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Лгунья, – Диана порадовалась вуали на лице, приглушавшей голос и скрывавшей гневный блеск в глазах, – Такая фальшивка! – добавила она громким шепотом, и ее услышала стоявшая поблизости тетя Эдит.

Она попросила прощения у кузенов Гансвуртов, и через мгновение над Дианой уже нависала матушка. Пенелопа продолжала спокойно стоять рядом, разглядывая всех большими голубыми глазами, а мать взяла Диану за локоть и увела в коридор, приказав закрыть двери.

Диана рассеянно выслушивала упреки матери, а почувствовав пощечину, вздрогнула скорее от неожиданности, чем от боли.

– За что?

– Диана, прошу, веди себя сегодня хорошо! Я больше не потерплю твоих выкрутасов и твоей грубости. Ты – все, что у меня осталось, нужно научиться беречь имя семьи, – устало выговорила мать, поднимая на дочь красные от слез глаза. Диана вдруг осознала, что весь мир матери рухнул, и она с трудом держится, – Пожалуйста, не разочаровывай меня сегодня, ведь мы же провожаем Элизабет, – Диана покорно склонила голову, – Спасибо за понимание. А теперь иди в маленькую гостиную и возвращайся, когда тебе станет лучше. Присоединишься к кортежу чуть позже. Ты слишком волнуешься в окружении людей.

Диана хотела сказать что-нибудь утешительное, но смогла лишь кивнуть и молча отправиться в комнату в другой стороне коридора. Комната преобразилась до неузнаваемости. Старинные вазы ручной работы, все статуэтки и безделушки – все пропало. Не было даже картины, под которой она впервые встретила Генри Шунмейкера. В комнате не осталось даже букета. Бедная матушка – она все продала!