– Я думала о вас весь вечер, – застенчиво произнесла она, и щеки ее вспыхнули.

Генри все еще стоял между окном и чугунной решеткой балкончика, и Диана заметила, что его лицо обгорело на солнце.

– Хотел бы я сказать то же самое, – Диана открыла было рот, но тут Генри подмигнул, не дав ей вымолвить ни слова, – Но я с утра до вечера был пьян и лишь теперь, уже выпив изрядное количество кофе, могу признаться, что тоже думаю только о вас.

– Правда? – Диана покраснела еще сильнее и почувствовала, что сердце ее сейчас выпрыгнет из груди. – Я не ожидала…

– Ди? – раздался приглушенный голос из-за двери. Генри инстинктивно пригнулся. Диана подумала сначала о матери, потом о Клэр, и ее прошиб холодный пот. Она умоляюще посмотрела на Генри и приложила палец к губам. Как же ей хотелось коснуться его! Обнять, расстегнуть все пуговицы на рубашке и опуститься на мягкий ковер. Генри взмахнул рукой, расширил глаза и растерянно взглянул на дверь, потом на Диану…

– Ди? Можно мне войти, я…

Генри беззвучно спросил, что ему делать, и Диана энергично замахала руками в его сторону. «Уходи», – одними губами прошептала она. Он быстро повернулся, не переставая улыбаться, и исчез за перилами балкона. Диана услышала треск ломающихся веток, но не осмелилась обернуться, потому что в этот момент открылась дверь.

– Ди? – робко произнесла Элизабет, просовывая голову.

– О, – Диана испуганно уставилась на сестру, чье платье было мокрым и порванным, а волосы растрепаны так, словно она побывала в эпицентре урагана.

– Ты почему так легко одета? Простудишься! Надо прикрыть окно, – и тут раздался треск, стук падения и звук, похожий на возглас боли, – Что там творится?

– Все хорошо! Это просто люди возвращаются с парада, – быстро и уверенно сказала Диана, спеша закрыть окно прежде, чем это сделает сестра. Она с трудом поборола в себе порыв выглянуть с балкона и убедиться, что с Генри все в порядке. Похоже, ее сестре сейчас было гораздо хуже, – Что с тобой, Элизабет? Твое платье… – Она указала на рваный грязный подол роскошного одеяния сестры, которое теперь выглядело так, словно им мыли кухню.

– О, я… я упала с лестницы! Хотела взять воды, но юбка, должно быть, зацепилась, и…

– Ты что, плакала? – перебила ее Диана. Глаза сестры припухли и покраснели.

– Нет. То есть немного. – Элизабет робко взглянула на сестру, – Это просто… – Губы у нее дрожали, и она выглядела несчастной и беззащитной.

Диана удивленно смотрела на нее, силясь понять, что именно сестра пытается ей сказать. Юную мисс Холланд в эти минуты обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, она радовалась, что Генри ушел, и к тому же ушел незамеченным. Диану настолько смутило его внезапное появление, и она так боялась сказать или сделать что-нибудь не то… С другой стороны, она жалела, что Генри так быстро исчез, и немного злилась на сестру за столь несвоевременное вторжение. Но глядя на Элизабет, она понимала, что не может на нее злиться. Сестра выглядела сейчас такой слабой и несчастной, что у Дианы защемило сердце от жалости и тревоги…

Элизабет опустила плечи и вздохнула, словно пытаясь подобрать слова.

– Ты помнишь картину Вермеера, которую подарил мне папа?

Диана подняла глаза к потолку и возразила:

– Он подарил Вермеера мне – она очень хорошо помнила эту историю. Отец заказал картину из Парижа, когда миссис Холланд ждала второго ребенка, и предполагалось, что полотно будет висеть в комнате младшей дочери. Но потом маленькая Элизабет поразила всех глубоким пониманием композиции, и тогда отец разрешил, чтобы до шестнадцатилетия Дианы картина висела в комнате старшей сестры. Однако к тому времени отец умер, и никто уже не хотел обсуждать вопрос о перемещении картины.

– Но потом ее повесили у тебя! – добавила она с ноткой горечи.

– Возможно, – сказала Элизабет. По ее голосу Диана поняла, что сестра всего этого не помнит, и пожала плечами. Ей не нужно было спорить о таких мелочах, когда красивый мужчина, обрученный с сестрой, тайно посещает ее ночью через окно. Элизабет глубоко вздохнула. – Думаю, теперь это не имеет значения. Я просто хотела… То есть, если все будет в порядке… – Элизабет вновь съежилась и закрыла лицо руками, чем окончательно привела Диану в замешательство.

– Ну, успокойся. Можешь спать здесь, если хочешь, – Диана подошла к сестре и обняла ее. Потом помогла снять платье, пытаясь не думать о Генри и тех прекрасных мгновениях, когда он стоял у ее окна. Главное, что их не обнаружили. И главное, что сейчас она может помочь сестре, утешить ее – Диана еще ни разу не видела ее такой несчастной и подавленной. Но даже когда сестры, впервые за долгие годы, легли спать на одной кровати, Диана долго еще не могла заснуть. Почти до утра она сгорала от страстного желания поцеловать единственного холостяка Нью-Йорка, который уже не мог ей принадлежать…

Генри разбудили удары газетой по лицу. Он с трудом пошевелил рукой, повернулся на бок и обнаружил, что спал в одежде, да еще и не на кровати. Во рту стоял отвратительный привкус, голова раскалывалась, а руки были исцарапаны так, словно он дрался со стаей уличных котов. Для изысканного Генри Шунмейкера, который всю ночь грезил о нежных прикосновениях Дианы Холланд, это утро не предвещало ничего хорошего.

– Генри… открой, черт возьми, глаза! – раздался низкий разгневанный голос отца. Вильям Шунмейкер говорил гнусаво и раздраженно даже в хорошем настроении, а сейчас он явно был не в духе, – Хочешь апельсинового сока?

Генри разлепил один глаз, потом второй. Расплывчатое видение отца стало обретать устрашающе четкие контуры.

– А у тебя есть апельсиновый сок? – спросил он, едва шевеля губами.

– Нет!

Генри окончательно проснулся и постепенно начал понимать, где находится. Его собственный кабинет, примыкающий к спальне, чудесное темное прохладное место, где особенно приятно укрыться, если болит голова. В этой маленькой комнатке он вчера прилег отдохнуть после поездки на яхте. Интересно, а что было вчера?..

Генри перевел взгляд с сумрачного отца на бледную девушку, маячившую за его спиной. Облаченная в черное платье с белыми воротником и манжетами, она держала на подносе графин с ярко-оранжевым напитком. Генри жадно посмотрел на спасительную жидкость, потом перевел взгляд на отца.

– Хильда, не давай ему ничего, – отец нервно прошелся по комнате, сцепив руки за спиной, – Я вижу, Генри, ты уже пришел в себя. Но мне кажется, ты не слишком отчетливо помнишь прошедшую ночь. Однако я узнал некоторые детали и хочу тебе помочь кое-что вспомнить. Именно поэтому мы с Хильдой пришли сюда…

Генри посмотрел на девушку. Она служила у них довольно давно и уже привыкла хранить его секреты. Теперь же Хильда стояла, опустив голову, и старалась не смотреть в глаза юному хозяину. Он еще раз взглянул на сок и затем на отца, облаченного в тройку из дорогой бежевой ткани. Генри подумал, что такой костюм должен производить особое впечатление на железнодорожных рабочих и слуг. Он скривил губы и отвернулся, пытаясь дать отцу понять, что на него эти уловки не действуют.

– Продолжай, Хильда, – властно изрек отец. – Повтори Генри то, что сообщила мне.

Девушка помолчала в нерешительности и, только когда отец бросил на нее многозначительный взгляд, торопливо сказала: